Наталья Алексютина - Исповедь рецензента

Наталья Алексютина

«Исповедь рецензента»

Проза, эссе, статьи

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

В поисках автора

Благодаря некоторым обстоятельствам, не так давно мне «посчастливилось» узнать, что скрывается под определением «редактировать художественный текст». Если кто-то сморщится и тотчас отодвинет от себя рассказ, то лишит себя ценнейших открытий. Речь пойдет не об обыденных, технических вещах, о которых профессионал-редактор иной раз сам готов забыть, а о явлении, что принято называть массовой литературой. Именно она будет фигурировать в истории, поскольку я, ободренная мыслью о «халтурке», взялась за одно незнакомое доселе дело. «Дело» заключалось в следующем. Одна приятельница сказала: «Я тут редактирую художественный текст. Платят 600 рублей за 20 страниц. Можешь подработать и ты, тем более, люди этой конторе нужны: объявления развешаны по всему району». Какой российский интеллигент не хочет подработать? Приятельница, стесненная жизненными обстоятельствами, сейчас же, кстати, и предложила текст, данный ей на обработку.

Из двадцати страниц, набранных первоначально на компьютере, затем исчерканных черной тушью некоего редактора, явствовало, что это, ни много, ни мало, часть очередного детективного опуса очередного «литературного гения». Речь здесь шла о плененном молодом человеке по имени Григорий, у которого есть амулет, выручающий его в разных обстоятельствах и позволяющий понимать языки всевозможных существ: от крыс до привидений. Понятное дело, что амулетом хотели овладеть гнусные темные силы в виде сектантов, мошенников и элементарных убийц. Искал Григория друг Стас, фээсбэшник Иннокентий и легкомысленная американская полиция, представленная толстым негром Кевином.

Разумеется, в эти двадцать страниц уместилась также кровавая сцена расправы над какой-то девушкой, но суть не в деталях повествования. Когда я спросила приятельницу, значит ли «редактировать текст» это — убирать неточности, соединять разорванные смысловые связи, исправлять грамматические и орфографические ошибки, она слегка замялась и отдала мне свой рукописный черновик. «Посмотри, как я работаю, и делай также». Думаю, не стоит объяснять, что моя приятельница, инженер по специальности, на черновых листах скакала на своей фантазии, как темпераментная наездница. Весь ее читательский стаж любительницы дешевых детективов выплеснулся на предложенный сюжет. Штамп сидел на штампе, стереотип погонял стереотипом. «Боже», — вздохнула я и начала с того, что убрала бесконечные «я сказал», «я спросил».

Пара дней понадобилась для того, чтобы придать отрывку динамику и напряженность. Наконец, на одной из станций метро состоялась моя встреча с человеком средних лет, отрекомендовавшимся организатором. Он был сдержан в эмоциях и немного напряжен. Денег не дал, но утешил тем, что позвонит в ближайшие два дня и скажет мнение редактора. Ни о моем образовании, ни о том, имею ли я отношение к литературе, он не поинтересовался.

Вскоре я получила самостоятельный текст. На этих девятнадцати страницах Григорий уже умудрялся выбраться из плена, а его друг Стас мирно беседовал с покойницей. Однако, опустим содержание, в нем ничего, кроме набора кое-как скрепленных между собой событий, ничего нет. Пусть читателю, а особенно поклоннику популярного российского детектива, станет понятна технология изготовления текста. Я бы назвала это «творчество» стряпней разных кухарок. Допускаю упрек в банальности сравнения, но другого не нахожу. Впрочем, саму структуру удобнее сравнить с муравейником, где все работают на одну жирную, плодоносящую личинку. Некто, он же личинка, выпускает на чистый лист бумаги поток сознания, где среди безграмотности и скудости воображения сохранен сюжет. Последний, к слову, может быть нагромождением невиданных нелепиц. После этого кропотливую работу проводит редактор (назовем его так и уважительно отнесемся к его труду: для того, чтобы править набранную на компьютере галиматью, требуется архитерпение). Текст приобретает вид читабельный, а герои кое-где снабжаются характерными деталями. Именно такой полуфабрикат достается мне, человеку со стороны, вызвавшемуся «редактировать художественный текст».

Поначалу, не понимая задачи, я вполне логично уничтожаю шероховатости, ошибки, не трогая повадки, внешность героев, и уж тем более не решаясь провоцировать их на действия. «Муравьев» это настораживает, и они, в конце концов, замечают мне, что сокращать текст нельзя, а увеличивать количество страниц можно и даже нужно. Чувствуете разницу? Поскольку для меня ясно отличие между литературным творчеством и редактированием художественного текста, то я тотчас удаляюсь со сцены, однако моей приятельнице занятие по переписыванию чужого убогого текста доставляет удовольствие. Она совершенно справедливо считает это творчеством. Ей лестно, что «муравейник», парализованный собственным бесплодием, пользуется ее тщеславием обывателя. Чтобы не терять сноровки, моя приятельница гигантскими порциями поглощает детективы, без зазрения совести заимствуя обороты, ситуации и поведенческие нюансы в своей работе над текстом. Нет сомнения, что также поступают остальные «писатели», вовлеченные в «муравьиную» деятельность. В конечном итоге, читатель читает фактически один и тот же роман, разве что с некоторыми вариациями. Интриги и персонажи перетекают из одной серии в другую, приедаясь, как приторный зефир.

Кто-то возразит, что легкий жанр никогда и не претендовал на высокое звание литературы (исключения: Эдгар По, Жорж Сименон), но вот показательный факт: расставаясь с так называемым организатором, я не удержалась, спросила: имеет ли какое-либо значение для них профессиональная квалификация человека? Неужто неважно, кто сочиняет роман: филолог или военнослужащий? Организатор самоуверенно заявил, что они приглашают к своей работе всех, но предпочтение отдают самородкам. Только, дескать, самородки, способны придать тексту окраску художественного произведения высокого уровня. А сколько их в матушке-России? Не счесть! Если они вызываются продолжать «Евгения Онегина» и «Войну и мир», то расцветить хилую «солянку» какой-то личинки им раз плюнуть. В таком случае, заметила я, дешевые детективы нужно выпускать с пометкой «народное творчество». На этом мы с организатором простились навсегда.

Я соглашусь с невидимым оппонентом, готовым доказать мне, что ситуация, скорее, смешная, чем драматичная. Разве не весело читать то, что создано в несколько этапов несколькими людьми с подчас противоположными темпераментами? По крайней мере, грамотному человеку интересно уже не само повествование, а поиск глупостей и оплошностей, допущенных в нем. И потом, в затее коллективного творчества есть своеобразная польза: доморощенный литератор, который никогда бы не помыслил о выходе на широкую публику, реализует свои амбиции, приглашаясь к соавторству. Неприятным в этом случае может быть только одно: его фантазией, еще свежим восприятием жизни «муравьи» питают жирную личинку. Не отягощенная литературными способностями, та раздается до размеров литературного имени. И… продолжает высасывать идеи из бедного, очарованного вниманием «самородка».

Поэтому, взяв в руки очередной вожделенный детективный роман, дорогой читатель, не обольщайся талантом автора, а подумай, скольким людям он обязан за имя на пестрой обложке и преисполнись гордости от сознания, как неистощимо литературно одарен великий русский народ.

Солнце в пасти крокодила

В день открытия в 1811 году Царскосельского Императорского лицея деревья прихватил легкий морозец. А в 2002 году на тот же календарный день 19 октября выпал день тусклый, с проседающим от влаги небом.

У маленького вокзала никто не выстраивался в очередь на автобус, следующий до Екатерининского дворца. Водитель на мою просьбу остановиться рядом с Царскосельским лицеем уныло откликнулся: «В Пушкине много учебных заведений» — «Нет, — возразила я. — Такой один, в нем учился Александр Сергеевич…» — «А мне по барабану», — последовал ответ. Под мерный гул двигателя во мне застучала барабанная дробь детского стишка: «А ужасный крокодил наше солнце проглотил, проглотил, проглотил…» Но странное, еще до конца мной не понятое, ощущение потери Пушкина не прошло и у памятника светилу русской поэзии.

Жидкая, жалкая кучка ценителей пушкинского творчества старалась принять удобный ракурс перед телекамерами, а не вслушаться в тишину сада и понять, как она, эта, постылая, петербургская, слякоть, не уморила некогда музу кудрявого мальчика, да и его самого тоже. Правда, все бы искупила для нас, пусть организованная, регламентированная, но с актерскими выпадами экскурсовода, пробежка по лицею. Если бы не возвращение в конце дня домой, в реальность третьего тысячелетия. В ту самую гнусную нашу реальность, из которой современная русская литература черпает сегодня свои фантастические сюжеты.