Александр Иванин - Быдло

Иванин Александр Александрович

Быдло

Пролог

Мы люди — глубоко социальные существа. Каждый из нас, так или иначе, со временем обрастает несметным количеством связей. Мы постоянно крутимся в некоем людском бульоне среди себе подобных, где пересекаемся в мимолётных встречах, строим отношения, становимся частью различных образований такого удивительного явления, как человеческий социум.

Люди вольно и невольно создают различные ячейки, группы и общности, о которых могут даже не догадываться. Яркий пример — это курилка в огромном офисном центре, где большинство завсегдатаев знает друг друга в лицо, но едва ли может назвать по имени. Поверхностное знакомство не мешает им улыбаться при встрече, пожимать друг другу руки и трепаться на отвлечённые темы, убивая время за очередной порцией никотина. Такое тёплое безымянное общение может продолжаться годами.

Мы из вежливости здороваемся с соседями, не зная о них ничего, автоматически желаем здоровья чихнувшему, спрашиваем у совершенно незнакомых людей дорогу к метро и сколько сейчас времени, изливаем душу случайному собутыльнику в баре и прочее, прочее, прочее.

Настоящее одиночество — это редкость. За исключением тех случаев, когда вы Робинзон Крузо на необитаемом острове или отшельник, живущий вдалеке от мира людей. Даже те, кто постоянно жалуется на своё абсолютное одиночество просто не замечают людей вокруг себя. Ведь если они действительно были бы одиноки во всей вселенной, то кому бы они тогда жаловались?

Я тоже был участником подобного спонтанного сообщества «по интересам» и состоял в нём уже около пяти лет. Примерно в одно время на конечной остановке автобуса собирались практически одни и те же люди, которые ехали утром до ближайшей станции метро.

Коротенькие встречи с завсегдатаями нашего «остановочного клуба» были для меня обязательным утренним ритуалом буднего дня с того времени, когда мы заселились в квартиру в одном из спальных районов Москвы.

Квартира в новом доме была большая и светлая. Пусть дом был панельный, но зато рядом раскинулся большой лесной массив и застройка района была действительно комплексной — с детскими садами, магазинами, школами и прочими атрибутами обустроенной жизни. Все что нужно оказалось у нас под рукой.

Удобство жизни за относительно приемлемые деньги прирастало издержками в виде долгих поездок на работу и обратно, но оно того стоило.

Первые два года существования «остановочного» сообщества, протиснуться в автобус было практически не реально, и поэтому часть наиболее «хитрых» пассажиров приноровились ходить на конечную остановку, к месту отстоя автобусов, притаившемуся за гаражным массивом и складским комплексом. Это позволяло хитрецам не только спокойно зайти в автобус, но и даже ехать ближайшие двадцать минут сидя.

Через два года всё-таки поблизости достроили и открыли долгожданную станцию метро. Количество «хитрых» пассажиров резко сократилось, но общность не пропала. У каждого была своя причина сохранить членство в негласном «клубе утренних соостановочников». Вот, например, я ехал на автобусе до станции метро, ветка которой позволяла добраться до работы без пересадок, что в итоге здорово экономило время. Мотивы других членов нашего «клуба» я не знал, и не хотел знать.

«Хитрые» пассажиры друг с другом не знакомились, в лучшем случае предпочитая полноценному общению вежливые кивки и полуулыбки. Да и стоит ли знакомиться с человеком, если видишь его каждое утро, но всего по три минуты. К тому же и люди были разные.

Самым колоритным был крепенький сухой пенсионер из «понаехавших», который постоянно ругал в полный голос власти, порядки, законы, молодёжь, полицию, демократов, националистов и все что ни попадя, а также запросто обращался за поддержкой к другим «остановочинкам». Ещё была молодящаяся женщина в несуразных нарядах, долговязый тощий очкарик, жирная школьница и неопределённого возраста мужчина, который всегда ходил в одной и той же куртке, мамаша предпенсионного возраста и её зашуганная доча, которая давно и прочно засиделась в девках, не без стараний собственного матриарха.

Но лично я все пять лет в сообществе автобусных пассажиров особо выделял одну пару: очень красивую девочку и зрелого мужчину, наверное, её отца. За пять прошедших лет девочка выросла и превращалась в потрясающе красивую девушку, а мужчина стал солиднее и представительнее, но весь поседел. Теперь он больше походил на молодого дедушку ранней внучки, чем на отца поздней дочки.

Девочка мне очень нравилась. Не ищите в моём поведении ничего предосудительного. Мне просто нравилось смотреть на красивую девочку и не более того. Если среднестатистический человек может бесконечно смотреть на горящий огонь, текущую воду и работающего человека, то я мог бесконечно смотреть на неё. Это было приятным бонусом моего утреннего моциона. У меня сразу улучшалось настроение, каким бы убитым оно ни было.

Кто-то ежедневно ездит на станцию метро «Площадь Революции», чтобы потереть нос знаменитой собаке, а я испытывал неодолимую тягу видеть на остановке по утрам свою красавицу. Без этого у меня всё валилось из рук и дела не клеятся.

Я не пялился на девочку нахально «в открытую». Я украдкой бросал взгляды, силился разглядеть её боковым зрением, любовался ею в попадавшихся отражениях. А самым простым инструментом незаметности были тёмные очки, надев их я превращался в Штирлица или Джеймса Бонда, и мог беззастенчиво разглядывать все, что мне заблагорассудится, не привлекая к себе внимание. Хотя со стороны я, скорее всего, выглядел как Мистер Бин или

Глава 1

Она

Мой день начался с того, что я безбожно проспал и совершенно не успевал позавтракать. Вытряхнув на ходу в свой «боевой» портфель конфеты из стеклянной вазочки, я сунул ноги в туфли и, на ходу заправляя пятки, поскакал по площадке к лифту. На моё счастье лифт распахнул двери практически сразу, и мне не пришлось сбегать по ступеням вниз, проклиная свою нерасторопность.

До автобусного отстойника я почти бежал, переходя с лёгкой трусцы на быстрый шаг и обратно. Но я не угадал: автобус немного задержался, и мне пришлось ждать на остановке несколько минут до отправления. «Своей» девочки и её отца-дедушки я не заметил, но не расстроился, сегодня мне было не до этого.

Я чинно зашёл в автобус и практически сразу уселся на свободное место. Настоящую неожиданность этой поездки я осознал, как только взглянул на пассажира перед собой. Та самая красивая девушка, которой я всегда украдкой любовался, теперь сидела в кресле напротив и смотрела на меня большими синими глазами. Чудесный подарок действительно хорошего утра. Оказаться так близко с человеком, который тебе симпатичен, это одуряюще приятно. К тому же она сегодня была одна, без провожатого.

Она мне улыбнулась и несколько смущённо посмотрела куда-то в район своих коленей. На меня накатила волна щекочущий неги, я почувствовал, как замерло моё дыхание, словно у влюблённого подростка. Но вдруг я понял, что произошла катастрофа: моя нога бессовестно стояла грязной подошвой на её белоснежном кроссовочке, оставляя на нём налипшую по дороге грязь.

О, ужас!!!

Я был готов сквозь землю провалиться. Своей ножищей в начищенной обуви я растоптал это волшебное утро и заодно испачкал обувь моей чудесной соседки.

— Ой, простите, пожалуйста! — залепетал я. — Я нечаянно. Я не хотел.

Наползшее на её личико выражение досады растеклось смущённой улыбкой. Она пожала атласными плечиками под просторной полосатой майкой.

— Ничего страшного. Не переживайте.

Какой же у неё был замечательный голос: звонкий, лёгкий и мелодичный. А сколько бархатистой нежности было в интонациях красавицы. Я был готов слушать её бесконечно и совсем неважно, что она будет говорить. Меня обдало горячей волной.

— Подождите. У меня влажные салфетки были, — нашёлся я.

Эта фраза мгновенно придала мне бодрости. По крайней мере, я перестал краснеть. Мой руки привычно расстегнули портфель и нырнули внутрь. Салфетки у меня были это точно, но сейчас, как назло, я не мог их найти. Зато постоянно попадался мой завтрак — дурацкие конфеты в шуршащих фантиках. Как-то само собой получилось, что я вытащил шоколадную конфету и протянул её девушке.

Её глаза удивлённо распахнулись, и она одарила меня радостной улыбкой.

— Мои любимые, — призналась она и взяла конфету из моих рук.

— Ну что? Мир? — постарался скрыть я свою неловкость.

— Мир, — сказала она и, раскрутив фантик, отправила конфету в рот.

На душе снова запели птицы, сразу стало легко и приятно. Какая же всё-таки она славная, эта незаносчивая красавица с чарующим голоском и просто ангельской внешностью.