Андрей Мухлынин - Сезон колдуна

Мухлынин Андрей Александрович

СЕЗОН КОЛДУНА

Глава 1

Приподняв шкаф, хомяк потряс его и, поставив на место, принялся скрестись в стенку. Знает, зараза, что я внутри. Сидеть там скрючившись было немного неудобно; я выждал пока хомяк, разочарованно рыкнув, отойдёт в сторону, и пинком распахнул дверцу. Пара поросячьих глазок на щекастой голове размером с медвежью тут же уставилась на меня. Пусть эта косолапая туша выглядела нелепо, зато очень ловко била и лягалась. Взревев с новой силой, хомяк схватил журнальный столик. Я вытянул правую руку в сторону люстры и ударил по напульснику на запястье, однако усиленная зельем близорукость и некстати сползающие очки внесли свои коррективы. «Каюк гостиной», — пронеслось у меня в голове, когда вырванная с корнем люстра разбилась о стену, а пролетевший мимо журнальный столик с грохотом скрылся в шкафу. Воспользовавшись внезапно наступившей в комнате темнотой, я бросился в прихожую, на бегу уклоняясь от телевизора. Проклятый зверь быстро сообразил, что добыча упущена, и побежал следом. Возле лестницы на второй этаж я немного замешкался, за что и схлопотал оплеуху мохнатой лапой. Защитный медальон на шее немного смягчил удар, и хомячище добился лишь того, что сам поднял меня наверх. Пока он справлялся со ступенями и ломал перила, я баррикадировался в дальней комнате, прикидывая насчёт соседних помещений и расположения несущих стен. Снос дома в планы не входил; меня, как бы, вызвали просто узнать, что там за шум в ванной. В следующий раз буду уточнять: не окажется ли «привидение» внезапно выросшим двухметровым хомяком. Хомяком, который тут же откусит кусок от чугунной ванны и сожрёт дорогую сантехнику.

Хомяком, выламывающим сейчас дверь вместе с дверной коробкой.

Хлопнув несколько раз по напульснику, я проделал достаточную дыру в стене и юркнул в неё. Там меня как раз дожидался сюрприз, — на вырванных из школьных тетрадей листах красовались наброски каких-то заклинаний и сигилов с пометками на полях. Ничего толкового в них не было, зато под кроватью я обнаружил коробку, в которой под кипой эротических журналов покоилась потрёпанная книжка по практической чёрной магии. На бумажке, вложенной в неё, было что-то написано; мне потребовалось немного времени, чтобы разобраться в корявом почерке. Надо же! Раньше дети в видеоигры играли, а теперь вот переносами душ занимаются. Представляю, какой цирк творится сейчас у демонов — Левиафан, деловито набивающий печенье за щёки.

Я схватил со стола маркер и принялся спешно малевать на полу изображение из книги, корректируя его для обратного обмена.

Ворвавшийся в комнату хомяк ещё больше расширил проход в стене. Едва он наступил на рисунок, я пропел слова заклинания, — получилось что-то вроде: «Буэ-мгхва-хва», — однако туша не обратила на это никакого внимания и, слопав брошенную в морду книжку, в немыслимом для меня прыжке взмыла в воздух, задев башкой потолок. Я выхватил из-за пояса пистолет, который до последнего надеялся не использовать, поднял его вверх и спустил курок.

Маленький комочек шерсти упал мне на плечо и замер, обалдев от грохота. Проклятье! Надо предупреждать, что заклинание срабатывает не сразу!

Подобрав в прихожей слегка пожёванную куртку, я вышел во двор, отдал хозяевам начавшего приходить в себя хомячка и кивнул на дом:

— А вы беспокоились, что ванну попортили…

— Мы слышали выстрелы… — неуверенно начал бормотать отец семейства (он обладал такой комплекцией, будто уже давным-давно рос только вширь). — Это было?..

— Лампочка взорвалась.

Я направился к воротам и, поравнявшись со старшим сыном, добавил:

— Ещё раз будешь играться с чёрной магией, вернусь и оторву, нафиг, башку.

Ташкент у многих ассоциируется с летом. Вечным, дарующим изобилие… И только ташкентцы каким-то немыслимым образом умудряются находить в этом лете зиму, весну и, конечно же, осень.

Осень там начинается незаметно и мягко. Примерно в середине августа дневная температура опускается с плюс сорока до плюс тридцати, и к первым опадающим листьям присоединяются жёлуди. Солнце садится все ближе к западу, окрашивая небо на горизонте в цвет заиндевелых персиков; ночами становится слишком уж прохладно. Западный ветер приносит облака, которые изредка сбиваются в большие тучи, проливающиеся получасовым дождём. Когда бурых листьев становится больше, они сгребаются в кучи, кто-нибудь обязательно поджигает их и тогда воздух пропитывается едким дымом. Позже, когда дожди становятся чаще, а дни заметно короче, с акаций опадают плоды-погремушки, — их пряный запах смешивается с запахом дыма, холодным ветром и карканьем сотен ворон…

— А за проезд платить кто будет? Пушкин?

Я застрял в Ташкенте.

— Так кто платить будет? — повторила контроллёр противным голосом. Судя по выражению её лица, она лично выбрасывала «зайцев» в окно.

— Лермонтов, — буркнул я, выуживая из кармана деньги. Контроллёр оторвала мне билет и ушла в сторону водителя, бормоча что-то насчет шутников.

Так уж устроен человек — быстро привыкает к хорошему и оценивает все свысока, вроде: «А что такое „метро“? Транспорт такой? Фи, это не для нас». Но стоит только этому самому хорошему закончиться, как оказывается что в метро люди ездят на работу, и обедают они не исключительно в дорогих ресторанах, и живут далеко не в трёхэтажных коттеджах на берегу моря.

Сейчас у меня в карманах гулял ветер, поэтому приходилось делить автобус с двумя пенсионерками и нетрезвым типом, дремлющим напротив.

Подъехав к остановке, автобус резко затормозил. Встрепенувшийся забулдыга огляделся по сторонам, остановил мутный взгляд на мне, и, усмехнувшись, указал на билет:

— Счастливый.

Действительно, счастливый — все шестёрки.

— Да, просто, зашибись, какой, — мрачно подтвердил я и, выходя из автобуса, смял пронумерованную бумажку.

Нет, мне нельзя возвращаться.

В Ташкент я попал в прошлом году, после долгих скитаний по миру. Честно говоря, у меня тогда попросту кончились деньги, и уезжать было не на что, но сути это не меняет. Пришлось обустраиваться, и здесь уже не обошлось без магии. Пара не особо сложных заклятий накладываются на бумаги и, вуаля! встречайте нового гражданина! Агентство, «предлагающее услуги оккультного характера», появляется таким же образом. А что? Я же не виноват, что люди видят на зачарованной бумаге то, что, по их мнению, там должно быть. И в их внезапной «забывчивости» я тоже не виноват. Да вообще, если хотите знать: более трети всех документов в мире сделаны точно так же, разве только чуть искуснее. Воздух вокруг них чуть напряжён — это после небольшой тренировки сможет почувствовать даже обычный человек. А заклятие довольно просто сломать: надо всего лишь вывесить бумагу на всеобщее обозрение и оно выветрится максимум за неделю. Но кому это нужно, ведь магии не существует, не так ли?

Поселился я недалеко от центра города, потому что это даёт мне право на совершенно бессовестные цены на услуги. Расположив своё агентство в небольшом доме на сонной улочке, где уже было несколько сомнительных фирм, я приступил к делам.

Сиренево-синий свет фонаря на обочине разгонял оловянные ноябрьские сумерки и отражался в стекле таблички: «Тесла Виктор». И всё. На моей двери больше нет никаких слов типа «Маг» или «Экстрасенс». Потому что я — шарлатан.

Да-да, вам не показалось, именно шарлатан. Люди странно относятся к сверхъестественному. Зачастую, отрицая любые его проявления, они самозабвенно отдают себя во власть примет, которые, якобы, защищают от зла и приносят удачу. Сначала я думал, что это никак не помешает заниматься экзорцизмом по десять раз на дню, но вышло совсем наоборот. Первыми в моё агентство потянулись ученицы ближайшей школы, твёрдо уверенные, что я буду рад сварить им литр-другой приворотного зелья. За ними появились так называемые «частные предприниматели», жаждущие выгодных сделок. Следом обо мне прознали параноики и шизофреники. Первые думают, что я их спасу, но не могут сказать, от кого. Вторые не знают, что им нужно, но твёрдо знают, кто виноват. Выпроводить одинаково трудно и тех, и других.

В общем, в конце концов мне пришлось сдаться и обманывать дураков, изображая из себя Четвёртого Великого Магистра Тайной Шаманской Ложи. С таким титулом я сам к себе не решился бы пойти, но народу нравилось.

Линия оберегов отозвалась в подошвах вибрацией, похожей на густой бас, давая знать, что кто-то приходил. Обереги — это отдельная тема. Мне совсем не хотелось, чтобы какие-нибудь умники спьяну, или шутки ради, бросали мне мусор в окна, тем более, что первый этаж располагает к этому. Так что, я угрохал месяц с лишним на создание «устройства», разворачивающего всё, кроме меня, на сто восемьдесят градусов. Линия тянется вдоль двух окон из зала, захватывая заодно входную дверь. Людей, пытающихся пересечь её, быстро начинает мутить от неожиданных поворотов. Подозреваю, что почтальон меня за это люто ненавидит.