Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

Руди ван Данциг

В честь пропавшего солдата (1984–1985)

По роману Данцига «Voor een verloren soldaat» (англ. For a Lost Soldier) в 1992 году снят одноименный фильм.

Главный герой фильма — подросток по имени Йерун, которого мать отправляет из голодающего Амстердама в сельскую местность. Йерун живёт в семье рыбака и, несмотря на обилие пищи, очень скучает по дому.

Всё меняется, когда в деревню прибывают канадские войска. Йерун знакомится с солдатом по имени Уолт, пользуется его вниманием, и, в конце концов, между ними завязывается дружба с намёком на сексуальные отношения. Члены семьи знают о близости парня к Уолту, но в фильме остается неясным, знают ли они о сексуальном характере этих отношений. Некоторое время спустя, солдат пропадает в неизвестном направлении, не попрощавшись с Йеруном. Парень очень подавлен. После войны он возвращается к своей семье в Амстердам. Будучи уже взрослым, Йерун перебирается в Соединенные Штаты.

Фильм заканчивается сценой, где в наши дни Йерун вспоминает эти события и пытается выразить свои чувства через хореографию. Во время репетиций его помощник дает конверт, в котором лежит увеличенное фото того периода. Йерун узнаёт, что по военному опознавательному знаку теперь он может найти своего потерянного солдата.

Зимний голод

1

Будильник звонит в пять утра. Я, спотыкаясь, выхожу из своей комнаты.

В полумраке прихожей меня неумолимо ждёт прямоугольный предмет: чемодан.

Так начинается этот день.

Линолеум неприятно холодит босые ноги.

Дрожа, я умываюсь в раковине. Струя воды сильно шумит, ударяя по её стенкам.

Мой отец ходит по дому на носках, стараясь не разбудить моего младшего брата.

Он склоняется над кухонным столом, режет кусок хлеба пополам и смотрит на меня испытующе.

«Ты боишься?»

«Нет».

Мне трудно говорить, так как мое горло судорожно сжимается.

Я отодвигаю половину бутерброда.

«Еще слишком рано?»

Я причёсываюсь на прямой пробор. Вижу себя в зеркале бледным, размытым пятном.

На прошлой неделе в школе медсестра с двумя стеклянными стержнями рылась в моих волосах в поисках вшей.

Я чувствовал, как ледяными своими щупальцами они целеустремленно и быстро двигались по следам добычи.

Я вспотел, пока медсестра советовалась с учителем в углу класса и посматривала в мою сторону.

«Я осмотрела этого ребенка, — сказала она. — На следующей неделе у него будет сыпь».

Что она увидела? Теперь меня обреют наголо?

Я получу тогда прозвище «Вшивый король» и никто не захочет близко подходить ко мне.

К счастью, я уезжаю как раз вовремя.

«Пора, нужно торопиться, — шепчет мой отец. — Мы должны идти».

На полу прихожей, рядом с дверью, угрожающе и неизбежно, стоит чемодан.

Я захожу в свою комнату, чтобы надеть пальто.

Бесцельно слоняюсь по своей маленькой комнате. Все мои вещи уже упакованы.

Я молча зеваю и волнуюсь.

Снова выхожу в коридор, старый деревянный пол и лестница скрипят под моими ногами.

Я не могу спокойно стоять и ждать, поэтому начинаю спускаться по темной лестнице.

Мои ноги нащупывают ступени, которые ежедневно сотни раз я пробегаю вверх-вниз.

Мой отец, осторожно закрывая дверь, шипит на меня:

«Псст, весь дом еще спит».

На площадке второго этажа я жду, пока мой отец догонит меня, и пропускаю его вперед, тревожно вцепившись в перила и вглядываясь в тёмный колодец лестницы.

Входная дверь приоткрыта, в полосе раннего солнечного света, падающего в угол, танцуют пылинки.

Мой отец передает мне мой чемодан.

«Подожди на тротуаре».

Я делаю несколько неловких шагов по пустынной улице.

Моя тень вытянута и резко очерчена на тротуаре.

Прохладный утренний воздух покалывает в носу и холодит голые колени.

Я чихаю. Звук отражается эхом от домов.

Я смотрю на окна. Немногие целые заклеены коричневой лентой крест-накрест.

Из разбитых окон тут и там выступают самодельные трубы импровизированных буржуек.

Балконные двери приоткрыты, словно зевающие рты.

Кругом тишина и сон.

Это день, в который я уезжаю отсюда.

Когда дети на моей улице проснутся, меня уже здесь не будет.

Анни и Вилле, Ян, Карел, Эппи: я ухожу.

Уезжаю. В деревню.

Позавчера я даже не подозревал об этом. Коллега моего отца, мистер Андерсон — «Фриц», как назвал его мой отец, пришёл к нам. Они сидели за закрытыми дверями в комнате и разговаривали.

«Иди пока в свою комнату и ложись спать. Мы скоро закончим».

Когда мистер Андерсон ушёл, мой отец поднял меня с кровати и обнял. Забавно.

На следующее утро я видел, как мой отец кормил моего младшего брата, ложку за ложкой.

Не глядя, он опускал ложку в тарелку до тех пор, пока она не опустела и вдруг сказал, тихо и выразительно:

«Знаешь, Йерун, ты должен на некоторое время уехать в деревню, на ферму. Мистер Андерсон узнавал на заводе. В понедельник грузовик едет в деревню и ты можешь поехать на нем. Будешь сытно кушать и играть на свежем воздухе».

Он посмотрел на меня как на незнакомца, неуверенно.

«Я думаю, что мы должны так поступить. Для тебя будет лучше, если ты некоторое время побудешь подальше. И Бобби достанется больше еды».

Я ничего не сказал и вяло выводил мизинцем круги на столе.

«Это не надолго, война закончится в скором времени. Союзники уже во Франции. Ты скоро вернешься домой».

Я смотрю на наш балкон, где ветер раздувает занавески.

За ними, в маленькой комнате, спит мой маленький брат.

Когда он просыпается, то сразу начинает плакать, и если не подойти к его кроватке, то он ревом оглашает весь дом.

Если поначалу я воспринимал свой отъезд довольно апатично, то теперь он проявился мне во всей своей реальности.

Зародившаяся тревога конвульсиями отдается в желудке. Страх сковывает моё тело. Меня тошнит.

Мой отец выводит велосипед из дома, закрывает за ним дверь и аккуратно спускает его с тротуара на мостовую.

Лицо у него застывшее и усталое.

Я взбираюсь на багажник велосипеда, отец устанавливает чемодан между мной и собой.

Я отодвигаюсь чуть назад и решетка багажника неприятно холодит мою задницу. Угол чемодана врезается мне в бедро.

Неуклюже, шатаясь, велосипед набирает скорость, стуча колесами по брусчатке.

На каждом выступе мостовой меня подбрасывает и я едва удерживаюсь, вцепившись в пиджак отца.

Прежде чем свернуть за угол, я бросаю последний взгляд на наши окна, на наш балкон.

Солнце отражается в окнах, а ветер раскачивает занавески.

До свидания.

Мы едем по улице Адмирала де Рютервега, затем по Розенграхт.

Я никогда не видел таких пустых, вымерших улиц.

Заржавевшие рельсы трамвайных путей тянутся вдоль мостовой.

Объезжая большую кучу песка, мы влетаем на тротуар.

Я с трудом удерживаю чемодан. Зачем мы так торопимся?

Мы проезжаем мимо пустого дома. Через разбитые окна я вижу мужчину и женщину, стоящих на коленях и вырывающих доски пола. Заметив нас, они пугаются, женщина наклоняется к полу и исчезает из поля зрения. Мне становится стыдно за своё любопытство и я отворачиваю голову.

«Автомобиль у плотины, рядом с дворцом», — говорит мой отец.

«Я надеюсь что он уже там; если его ещё нет, то тебе придётся подождать его. Я должен буду вернуться, из-за немцев. Да и Бобби наверное проснётся».

Возле магазина, который выглядит давно заброшенным из-за своего вида грязных окон и полуразрушенного здания, стоит молчаливая очередь.

Мы с грохотом проезжаем мимо.

Мой взгляд пересекается с отсутствующим взглядом человека, прислонившегося и опёршегося на серую стену.

Я хочу вернуться, я не хочу уезжать.

Автомобиля пока не видно, возможно еще слишком рано.

Позже, у Дворца я замечаю прямоугольную тень: небольшой грузовик с брезентовым верхом.

Впереди, в кабине, сидит человек и смотрит через грязное лобовое стекло.

«Это автомобиль во Фрисландию, для детей „Фоккера“?»

У человека сонные глаза. Он бормочет что-то, что я не могу разобрать.

Выясняется, что мы попали куда нужно и не ошиблись. Мы идем к заднему борту автомобиля и мой отец поднимает чемодан в кузов.

«Что ты хочешь, остаться снаружи или помочь тебе забраться внутрь?»

Я заглядываю в кузов: как же я смогу туда забраться без помощи?

«Помоги мне влезть».

Железный пол кузова холодит колени.

В углу лежит куча серых одеял, но я не решаюсь взять одно себе.

«Папа…»

Мой отец ушёл вперед и разговаривает с водителем.