Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
— Будет такой приказ. А еще что?
— Отправьте наркому телеграмму с просьбой оставить меня на заводе как… ну вы сами подыщите формулировку.
— С двумя подписями? — покорно спросил Кроханов, прикурив папиросу от папиросы.
— Лучше за двумя.
— Когда приступите к работе?
— После телеграммы наркома.
На сей раз директор проявил небывалую оперативность. В середине дня приказ был вывешен во всех цехах завода, а уже в семь вечера он собственноручно вручил Балатьеву копию его и правительственную телеграмму, подписанную наркомом. Тактичность ее удивила и согрела Балатьева. Нарком разрешил оставить его на заводе, но лишь в том случае, если даст согласие.
Удовлетворенный Балатьев положил приказ в карман.
— Теперь я с чистой совестью и очищенный от всякой скверны могу…
— Вот и прекрасно! — не дал ему договорить Кроханов. — Сейчас мы это отметим! Бутылочкой! Довоенной!
Достав из ящика стола ключи, он двинулся было к сейфу, но Балатьев остановил его:
— Это вы уж без меня.
— Ну почему? — искренне огорчился Кроханов. — По такому случаю…
— По такому случаю мне бы посошок. — Отвечая на полный недоумения взгляд Кроханова, выдал напрямик: — Неужели вы решили, Андриан Прокофьевич, что после всех ваших вывертов я могу… Мне даже физиономию вашу лицезреть непереносимо.
Кроханова передернуло от такой дерзости.
— Это нечестно, Балатьев! — взревел он.
— Вам ли говорить о честности! — все с той же брезгливой интонацией промолвил Балатьев. — Вы мне подкладывали свинью за свиньей, а я… я с вами… ну, чуть поиграл. Между прочим, отдаю вам должное — вы научили. И скажите спасибо, что чуть.
Лишь теперь, соблюдая полнейшее спокойствие, в разговор вступил Славянинов:
— Позвольте, уважаемый Николай Сергеевич, кто в таком случае будет начальником цеха? Дранникову подписан расчет, он, как вы понимаете, начальником оставаться не может.
— Я тоже не могу, как вы понимаете, — ответил Балатьев.
Не усидев на своем месте, Славянинов встал, нервно прошелся по кабинету, остановился перед Балатьевым.
— Вы нас ставите в дурацкое положение, Николай Сергеевич. Цех остается без начальника и без помощника. И это сейчас, в военное время. Кто, как не вы, воспитывали у сталеваров чувство долга перед Родиной, и вы же…
Балатьев с сочувствием посмотрел на Славянинова.
— Давайте произведем расстановку кадров, — дружески заговорил он. — Начальником цеха поставите Сурова. Дело знает, техник. И честен, как ни прививали ему здесь бациллы подлости. Заместителем — Чечулина Акима Ивановича, достойнейший человек. А на его место — сталевара Чечулина. Очень башковитый. Вместе они потянут.
На этом Балатьев счел свою тяжелую миссию на заводе законченной и, отделавшись поклоном, вышел, ощущая острую радость от сознания, что в этом кабинете никогда больше ноги его не будет.
После прокуренного помещения морозный воздух, даже сдобренный запахами заводских дымов, показался Николаю целительным бальзамом. Преодолев искушение сесть на крылечке и застыть, ни о чем не думая, сошел на тротуар и медленно побрел по улице.
— Что так неохотно идете? Может, решили вернуться? — услышал за спиной голос Славянинова.
— Все еще не могу прийти в себя. Не верится, что вырвался благополучно.
Славянинов вздохнул с откровенной грустью.
— Завидую. А я вот сомневаюсь, что мне удастся.
— Почему?
— Теперь Кроханов меня возненавидит. Я заставил его пойти на примирение с вами, подписать приказ по заводу, я настоял на телеграмме наркому. Утверждая в ней вашу незаменимость, он расписался в своей несостоятельности. И вдруг все зря. А он мстителен.
— Значит, вы его раскусили.
— Увы, только после спектакля с припиской. Поверьте, в тот день я действительно заболел. Услышал уже от людей. Очень сожалею, что уступил требованию Кроханова и втянул вас в такую авантюру. Но кто знал, чем все это кончится?
— Все хорошо, что хорошо кончается, — благодушно обронил Балатьев.
На углу, где Славянинову нужно было свернуть, остановились.
— Жену с собой забираете?
— А как же. Завтра работает последний день. — Балатьев протянул руку. — На счастье. Говорят, она у меня удачливая — чужую беду руками разведу…
Наклоном головы Славянинов выразил признательность, взглядом — сочувствие.
— Сердечно желаю раскусить крепкий орешек в Синячихе. Там давно ждут смелого витязя.
— Ладно, не пугайте и не сглазьте. Загад не бывает богат.
19
Всей душой рвался Николай из Чермыза, а когда пришло время расстаться с ним, взгрустнул. Проработал он здесь недолго, но очень привык к людям, которые помогли превозмочь труднейшие испытания, подружился с ними и даже полюбил. Обходя на прощание цех, пожимая шершавые натруженные руки, он выслушивал от обычно сдержанных на проявление чувств уральцев теплые, искренние слова, и предательский спазм нет-нет да сжимал ему горло. А из материнских объятий Игнатьевны, пустившейся в рев, как при разлуке с родным сыном, он еле вырвался. Только Заворушка постаралась не увидеться с начальником, но все женщины, точно сговорившись, утверждали, что это «со стыда».
Особенно тяжело было расставаться Николаю с Акимом Ивановичем Чечулиным, человеком, который был для него не только надежным помощником, но и верным другом. Несколько раз они обнялись до хруста в костях, расцеловались, и если у Николая хватило выдержки, чтобы не проронить слезу, то у Акима Ивановича, как он ни крепился, глаза застлала влага. Отпустить начальника, не сказав ничего напоследок, Акиму Ивановичу не хотелось, пошел проводить.
— Заметил ты или нет, — заговорил он по-свойски, когда зашагали по заводскому двору, — что принял ты один народ, а оставляешь другой? Были примятые, а сейчас головы подняли. — Аким Иванович бросил в снег обжигающий губы недокурок, по привычке для порядка притоптал его валенком и продолжил: — Сколько рабочих нашлось письмо наркому подписать, чтоб тебя оставили у нас! А сколько еще хотело! Даже такой боягуз, как твой напарник по охоте Иустин Чечулин, и тот отлынуть не смог. Или вот хоть бы сегодня. Окружил тебя народ у печи, и откудова ни возьмись — Кроха. Раньше все расползались по углам, а тут стоят как стояли. И с улыбкой такой насмешиической: а ну попробуй, мол, сказать что напротив! Видал, как он бочком, бочком — и на выход? Так что вот тебе моя лапа, давай и дальше так.
В ремонтно-строительном цехе Николая с распростертыми объятиями встретил Иустин Ксенофонтович.
— А я уж, грешным делом… Неужто, думаю, уедет, не попрощавшись?
— Ну как можно! — Николай крепко пожал грубую короткопалую руку. — Первый мой знакомый здесь. Сразу ввели меня, неискушенного, в курс дел и вообще…
— …чуть не погубил урожденного степняка, когда оставил одного в глухом лесу, — тоном кающегося грешника добавил Иустин Ксенофонтович.
— Пора бы и забыть.
— Э, нет, такие промашки не забываются. А за великодушие в ноги вам кланяюсь. Нынче оно не в моде.
Усадив Николая на
