Илья Маркин - На берегах Дуная
Где-то за деревней все время нарастал гул артиллерии. Несколько снарядов разорвалось недалеко от госпиталя. Ничего в этом особенного не было, и Варя на разрывы не обратила внимания. Сейчас должна подойти машина, и уедут последние раненые. Варя присела на крылечко и всмотрелась в темноту. В деревне происходило что-то тревожное. Она знала, что здесь стоит штаб корпуса и до фронта довольно далеко. Между домов суетливо бегали люди. Совсем рядом выстрелила пушка. Вслед за ней затрещали автоматные очереди.
— Немцы прорвались! — прокричал кто-то в саду.
Варя вскочила и бросилась в дом. На опустевших постелях лежали всего два человека: старший лейтенант с перебитыми ногами и сержант, раненный в голову и в плечо.
Старший лейтенант силился привстать и заглянуть в окно.
— Не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант, — подошла она к постели офицера. — Сейчас подойдет машина, и вы поедете.
— Что там за шум, сестричка? Вроде очереди автоматные, — обессиленно валясь на подушку, прохрипел старший лейтенант.
— Да нет, что вы, обычный, как это вы называете, огневой налет. Несколько снарядов разорвалось.
Она не договорила. Маленький домик задрожал от грохота танков. Задребезжали выбитые стекла. Варя бросилась к двери, но навстречу ей прыгнули три фашиста. Они что-то кричали, водя перед собой дулами автоматов. На руках у них Варя увидела белые повязки с перекрещенными костями под изображением черепов. Первый подскочил к Варе и рванул ее за руку. Она не устояла на ногах и плашмя упала на пол под ноги фашиста. Он ткнул ее ногой в бок, перешагнул через нее. Варя увидела, как фашисты прикладами добивали старшего лейтенанта и сержанта. Она рванулась к ним, но удар по голове отбросил ее в угол комнаты.
Опомнилась Варя в каком-то черном, прокопченном помещении. Два факела пылали под потолком. Они освещали стены и каких-то людей, лежащих на полу. У дальней стены пылал костер. Раскаленные угли выглядывали из-под языков пламени. Посредине помещения стояло что-то похожее на стол, только без ножек. На нем виднелась остроносая наковальня и торчали лапы клещей.
«Кузница», — догадалась Варя. Кузница была недалеко от госпиталя, и Варя, пробегая мимо нее, видела старенького мадьяра, колотившего молотком по раскаленному железу.
«Что это? Почему столько людей в кузнице… факелы?» — мгновенно пронеслось в голове Вари. Она с трудом разомкнула распухшие веки и не сразу поняла, что творилось там, у этого стола с наковальней. Только всмотревшись, она увидела четырех человек с белыми повязками на руках и между ними пятого, совсем голого, окровавленного. Двое держали его, а третий совал ему в лицо добела раскаленное железо.
Варя в ужасе закрыла глаза и поползла в дальний полутемный угол. Стоны смолкли, и что-то мягкое упало на пол. Варя добралась до стены и обессиленно прислонилась к ней. Все ее тело дрожало. В голове метались обрывки неясных мыслей. Она хотела отползти дальше, но холодные руки схватили ее за ноги и потащили назад.
— Встать! — прогремел над ее ухом злобный голос.
Варя рванулась и, почувствовав, что ноги свободны, вскочила. Перед ней стоял здоровенный мужчина в зеленом фашистском кителе с большими карманами на груди и черепом на белой повязке рукава.
— Ты кто? — водочным перегаром дохнул он на Варю.
Она хотела ответить, что санитарка, но голос не слушался и опаленные губы никак нельзя было разомкнуть.
— А, большевичка! — гаркнул ее истязатель, и ослепительное пламя метнулось перед глазами.
От страшной боли в щеке она навзничь упала на пол. С ней что-то делали, но она чувствовала только палящий жар во всем лице. Опять кровавый туман наплыл на глаза. Все завертелось и потонуло в огненном бездонье.
Очнулась Варя на мокром полу. Все тело раздирала нестерпимая боль. Она хотела закричать, но рот не раскрывался. Горло обжигал горячий воздух. Варя хотела передохнуть, но почувствовала, что губ у нее совсем нет. Она дотянулась рукой до лица и вместо подбородка нащупала голые кости и мясо. Варя положила голову на локоть и раскрыла левый глаз. У наковальни опять стояли четыре страшные фигуры. К ним подвели невысокого парня в разорванной гимнастерке. Солдатский полевой погон с эмблемой связиста свисал с плеча. Он повернул голову в сторону Вари, и она сразу узнала Федю. Ей показалось, что он видит ее и сейчас что-то скажет.
— Ты кто? — раздался голос.
— Гвардии рядовой Советской Армии, — ответил Федя и откинул голову.
Варя всеми силами хотела оторвать от него взгляд, но сделать этого не могла. Боль сразу отхлынула.
— Где ты служил и чем занимался? — гремел угрожающий голос.
— Бил фашистскую сволочь и спасал свою Родину, — спокойно ответил Федя, и Варе показалось, что он сразу стал высоким, широкоплечим и стройным.
— А-а-а! — взревел гитлеровец и схватил Федю за руку. Варя едва заметила, как взмахнул молот и Федя, содрогнувшись, выпрямился. Половины правой руки у него не было. Из оборванного рукава лилась кровь.
— Бей, гадина, бей! Всех не убьешь, — прохрипел Федя. Зубатые железные клещи вцепились ему в грудь.
Варя закрыла глаза и, задыхаясь, хватала воздух. Голоса Феди больше не слышалось. Кто-то новый кричал в руках истязателей.
«Где же Федя?» — опомнилась Варя. Она с трудом приподняла голову и увидела очень близко от себя вздрагивающую спину. Пересиливая боль, она поползла. Человек обернулся.
— Варя, ты!
— Я, Федя, я, милый, — старалась она проговорить, но звуков не было. Только друг о друга металлически стучали зубы.
Федя пополз ей навстречу. Теперь Варя увидела, что и второй руки у Феди нет. Она поняла, что он истекает кровью и доживает последние минуты. Варя добралась рукой до его волос, и они, мягкие, шелковистые, защекотали ее пальцы.
Голова его опять безвольно опустилась на пол. Варя нащупала пульс на виске. Он едва бился, а через несколько минут исчез совсем. Рыдания потрясли девушку.
Она долго лежала на мокром от крови полу. Жизнь покидала ее истерзанное тело. Последним усилием она приподняла голову и сквозь красный туман взглянула на истязателей.
Варя почувствовала, как ненависть и гнев заполняют все ее существо. Хотелось рвануться, встать и зубами вцепиться в эти проклятые морды. Она приподнялась на локте, пыталась оттолкнуться ногами, но боль свалила ее назад. Она снова открыла глаза и у двери увидела невысокого немца. У него на груди висел автомат. Это, видимо, был часовой. Пухлое лицо его рыжело щетиной. Мясистый подбородок вздрагивал. Варя всмотрелась в его лицо. Он взглядом встретился с ней, и губы его плаксиво скривились, глаза заблестели, и он несколько секунд смотрел на нее бессмысленно, потом вдруг отвернулся к двери. Плечи его судорожно вздрагивали. Торчавшее правее перекошенного плеча дуло автомата вихлялось из стороны в сторону, словно порыв ветра раскачивал его.
Варя закрыла глаза, и слезы поползли по ее лицу, солоноватой влагой растравляя раны.
XВ эту ночь в штабе гвардейской армии было особенно тревожно. Перед фронтом армии зашевелилось все, зашумело, пришло в движение, словно долго не имевшая сил вспучить надтреснутые льды река вдруг получила с верховий приток мутной воды и разом затрещала, заскрипела, задвигала льдами, готовая ринуться вниз и в буйном разливе раздавить все, исковеркать, покрыть своими волнами.
Из всех штабов поступали донесения о передвижениях противника. Гудели танки и самоходные орудия, по траншеям перебегали пехотинцы, вспышки фар рвали серую темноту ночного снегопада. Войска противника пришли в движение и перед правым флангом гвардейской армии.
Офицеры оперативники и разведчики сидели около радиостанций, в аппаратных телеграфов, до хрипоты говорили по телефонам. На картах генерала Воронкова и полковника Фролова синели значки вражеских рот, батальонов, полков и дивизий. Они стрелками наползали к зубчатому извиву нашей обороны, густо заполняя все пространство от города Бичке до озера Веленце и от озера до берегов Дуная. На восточном берегу озера, там, где сходятся две шоссейные дороги и прямой магистралью уходят на Будапешт, множество стрелок и цифр слилось в сплошную угрожающую синеву.
В артиллерийском штабе подсчитывали количество стволов и снарядов, распределяли их по гектарам участков и метрам рубежей огня, покрывая красными кружками, овалами и прямоугольниками вражеское расположение. Глядя на карты артиллеристов, можно было подумать, что стоит только подать сигнал, открыть огонь артиллерии и минометов, как от скоплений вражеских войск и техники останутся только обгорелые скелеты машин и бесформенные груды трупов — все сметет сила огня «бога войны». Однако командующий артиллерией армии генерал-лейтенант Цыбенко был мрачен. Он сердито говорил офицерам своего штаба:
