Том 1. Романтики. Блистающие облака - Константин Георгиевич Паустовский
Капитан, будучи любопытным, влез в гущу толпы и ввязался в спор, должны или нет муши отвечать за рояль. Черноусые люди в широких штанах притопывали на тротуарах и жалостно чмокали жирными губами: «Ай, хороший рояль, богатый рояль». Извозчики остановились, слезли с козел и пошли расследовать дело.
Толпа росла пчелиным роем, качалась и гудела. Хозяин рояля, сизый и страшный, рвался из рук милиционеров к старшему муше и хрипел, потрясая кулаками:
– Отдай деньги, отдай семьсот рублей, кинтошка! Ты живой ходить не будешь, собака!
Муши невозмутимо слушали вопли и сплевывали. Сочувствие толпы было на их стороне. Крышка рояля отлетела, обнажив стальные порванные нервы. Сухость дерева, из которого был сделан рояль, вызывала представление о погибшей звучности, гуле педалей и приглушенном звоне бемолей.
Капитан оглянулся, – ему почудилось, что его окликнул знакомый голос. Из пролетки ему кто-то махал. Капитан вгляделся, прикрывшись рукой от солнца, – это был Берг.
Капитан рванулся, создавая в толпе ущелья и водовороты. Около извозчика стоял Батурин, худой и загорелый, и Заремба щерил беззубый рот.
– Здорово, свистуны! – гаркнул капитан, расцеловался со всеми и потряс Батурина за плечи. – Здорово, Мартын Задека!
– Погодите. – Батурин взял капитана за локоть в повернул к извозчику. Идемте, я вас познакомлю.
– С кем?
– С Нелидовой.
Капитан сдвинул кепку на затылок и уставился на Батурина.
– Что ж вы ни черта не написали!
Но ругаться было некогда. Батурин тянул его за рукав, и капитан подошел к извозчику. Первое, что он увидел, – маленького человечка, похожего на обезьяну.
Он сидел, поглядывая на толпу, и посмеивался. Рядом с ним капитан заметил молодую женщину и остановился. Чем-то она напомнила ему батумскую курдянку – легким ли своим телом, нежным загаром или темными и прозрачными глазами. Капитан представлял себе артисток пышными и капризными дамами, с лицами, ярко раскрашенными и обсыпанными пудрой, с множеством колец на пухлых пальцах. А эта была совсем девочка.
– Здравствуйте, капитан, – сказала она молодым голосом. В нем капитан услышал горькую ноту, говорившую о не изжитом еще и утомившем страдании. То, что она назвала его капитаном, ему понравилось, – в этом было признание его дальних плаваний, штурманских познаний, штормов – всей, маячившей за его спиной большой и пестрой жизни.
Капитан улыбнулся, снял кепку (это он делал в самых исключительных случаях) и крепко потряс руку Нелидовой. Он забыл, что она была женой Пиррисона – настолько это казалось неправдоподобным. С Гланом он поздоровался сухо и корректно. Около извозчика произошел короткий разговор.
– Сейчас о деле говорить не будем. – Батурин предостерегающе взглянул на капитана. Капитан кивнул головой. – Прежде всего надо устроиться.
– Да едем ко мне. У меня чудесно!
Капитан жил у приятеля Зарембы, наборщика Шевчука в Сололаках. Шевчук снимал две комнаты, – одна осталась от жены, недавно его бросившей. Дом был похож на голубятню, – с пристройками, лестничками, узкими дверьми, куда с трудом протискивался человек, балконами над обрывом и каменным тесным двором. Как голубятню, этот дом на горе свободно обдувал ветер; небо казалось совсем близким.
Капитан ходил по дому с опаской: ему казалось, что он залез внутрь хрупкой игрушки. Все трещало, прогибалось и жалобно стонало от каждого его движенья.
«Как жук в часовом механизме», – думал о себе капитан.
Под капитаном провалились две ржавые железные ступеньки на лестнице и слетела с петли дверь, – капитан ее легонько толкнул. Во время ветра дом качался, как старый корабль. Лопались газеты, заменявшие во многих окнах стекла, хлопали двери, с пола подымалась пыль, по крыше ветер гонял тяжелые кегельные шары. Голубятня посвистывала и трещала, и у жильцов весело замирало сердце.
В день приезда был ветер. Синее небо блестело полосами, будто ветер проносил над городом сверкающие ткани. Голубятня пела и позванивала щеколдами дверей. На висячей террасе капитан варил кофе. Батурин сидел рядом с ним на корточках, и они тихо беседовали.
– Пиррисон здесь, – говорил капитан, опасливо поглядывая на окно, за которым была Нелидова. – Это не человек, а дьявол. Крутится, как бешеный кот, унюхал слежку. Я свалял дурака. Вместо того чтобы влезть ему в нутро, я ощетинился. Но иначе нельзя, – если бы вы видели эту лошадиную морду! Втроем мы его пристукнем. Я думаю, он – спекулянт, если не хуже. Вы говорите, что дневник он увез еще из Москвы. После этого все ясно. Ведь там чертежи. Ну, а как она?
– Хорошая женщина… Она его бросила.
– Зачем же она болталась по югу?
Батурин пожал плечами.
– Не знаю. Это человек со странной настройкой. Она наша, но… – Батурин поглядел на лысую гору Давида, потрогал пальцем чайник, – она надломлена. Вы представляете, – три года прожить с отъявленным негодяем, это чего-нибудь да стоит. Она, мне кажется, с усилием отбивается от апатии, старается вернуть себя прежнюю… Конечно, это трудно…
– Так… Как думаете, она нам поможет?
– Безусловно.
Капитан закурил, сплюнул, прищурился хитро на Батурина.
– Что и говорить, – девочка славная. И этот обезьянщик, – он говорил о Глане, – наш в доску. Ну, а как проделать махинацию с Пиррисоном?
Думали они долго. Кофе сбежал, и капитан не сразу это заметил.
– Сделаем так. Он живет в гостинице «Ной», на Плехановской, номер сорок девять, на четвертом этаже, окна в переулок. В номере он бывает только вечером. Я думаю, к нему должна пойти она и отобрать дневник. Соседний номер свободен, – я сегодня утром узнавал. Вы могли бы там поселиться на всякий случай. Будет вернее. А?
– Ну, дальше.
– Дальше ничего. Я уверен, что выйдет и так… В крайнем случае, придется вмешаться. Я буду караулить в переулке. В случае чего, вы дадите знак в окно, – позовете, что ли. Возьмем Зарембу и Глана. Берг будет сидеть напротив «Ноя» – там есть духанчик. Если Пиррисопу удастся удрать, он двинет за ним, чтобы не подымать шума в гостинице. С Нелидовой поговорите вы. Действовать будем завтра. Сейчас я их сплавлю, а вы берите чемодан и дуйте к «Ною». Она не должна знать, что вы будете рядом в номере.
– Почему?
– Когда человек ждет поддержки, он всегда наделает кучу ошибок. Понятно?
– Пожалуй.
После кофе Заремба пошел к Шевчуку в типографию предупредить о нашествии. Нелидова, Глан и Берг пошли в знаменитые серные бани. Берга радовало, что в банях этих бывал еще Пушкин. Батурин сослался на головную боль и остался. Через полчаса он вышел с капитаном, взял извозчика и поехал к «Ною». Капитан был прав, – соседний с пиррисоновским номер был
