Трое из Кайнар-булака - Азад Мавлянович Авликулов
— А вы, я вижу, любите независимость? — сказал Абдукаримов.
— Ее все уважают, только многие не откровенничают, Халик-ака. Моя независимость направлена на пользу дела, никакой выгоды себе не ищу.
— Поступками людей прежде всего движет личная выгода. Это я недавно вычитал в одной книге, — сказал Ильхом.
— Пусть даже и так. Моя выгода заключается в том, что рабочие на каждом собрании не будут поднимать вопросов, связанных со снабжением. У меня уже голова от них болит.
— А сейчас что?
— Сердце, Халик-ака.
— Считайте, что вы получили двести гектаров земли, — сказал Абдукаримов. — Пишите письмо на имя облисполкома, он вынесет решение!..
Когда Абдукаримов и Ильхом, поблагодарив хозяев, покинули дом Трошкина, ветер значительно ослаб, небо прояснилось. Сев в машину, секретарь обкома сказал Ильхому:
— В первую очередь мы заедем на откормочный комплекс, посмотрим, как там идут дела, а потом… Вы мне покажете земли, которые предлагаете освоить, особенно под новый совхоз.
До вечера пробыл первый секретарь обкома в районе, побывал и на полях, и в тех местах, где земля намечалась к освоению, посмотрел площадки, выбранные для строительства насосных станций…
Когда Ильхом впервые приехал в Чулиабад не как инструктор обкома партии, а уже новым первым секретарем райкома, побывав на местном рынке, он, помнится, сильно огорчился. По ту сторону прилавка в основном сидели перекупщики да спекулянты, и ничего с ними нельзя было поделать, потому что, разгони их, народ останется без продуктов. Его возмущало, что такое положение сложилось именно в районе, где имелись все возможности завалить рынок овощами, дынями и арбузами, травами-специями.
Обстановка на рынке все время волновала его, и сразу после уборки хлопка он собрал руководителей хозяйств и заинтересованных районных организаций, чтобы обговорить все это и прийти к определенному решению, в прежнем состоянии рынок нельзя было оставлять, это он знал точно. На совещании выявились, как принято говорить, вопиющие факты безответственного отношения к производству овощей и фруктов на общественных огородах. Оказывается, планы сева овощей из года в год не выполнялись. То, что закупала потребительская кооперация, в конце года засчитывалось в план, вот и вся хитрость.
И вот Ильхом сегодня, спустя почти год, решил побывать на рынке. Обычно он, проезжая мимо, обращал внимание, что народу тут стало больше, в дальнем углу стояли ларьки хозяйств, и покупатели все чаще выстраивались в очереди возле них. Несмотря на то, что «афганец» все еще продолжал поднимать тучи пыли, ларьки были открыты, и шла бойкая торговля. Как и было решено, тут за прилавками стояли старики. Народу было много, особенно женщин. Это и понятно, основные заботы семьи лежат на их плечах. Мужчине что? Сунет в руки жены получку и, думает, его дело сделано. Радуясь оттого, что муж принес зарплату в дом, она быстренько отведет ребенка в садик и спешит на рынок, чтобы до начала рабочего дня успеть купить необходимое.
Проходя мимо рядов, которые год назад были буквально оккупированы частниками, Ильхом заметил, что их и сейчас еще было навалом. Но теперь это были приезжие, возле них высились кучки хурмы, граната, унаби и миндаля, того, что пока в Чулиабаде не росло. Но в совхозах уже проводились опыты, и они обнадеживали своими результатами. «Через два-три года мы и этих высадим отсюда», — подумал он.
Ильхом задержался у ларька колхоза «Аланга», — здесь покупателей было больше, и это заинтересовало. Продавец, старый коммунист, один из организаторов своего колхоза, Саид-ота, невысокий худощавый старик с редкой белой бородкой, увидев его, приветливо кивнул, приложив руку к груди.
— В добром ли вы здравии, Саид-ота, — поздоровался Ильхом, — здоровы ли внуки и дети?
— Спасибо, райком-бобо. Заходите, пожалуйста. — Он открыл боковую дверь.
Ильхом вошел и еще раз за руку поздоровался со стариком. Тот сразу налил в пиалу чая и протянул ему.
— Чем вы народ приворожили, ота? — спросил Ильхом.
— Соленья колхоз выбросил, помидоры, огурцы. Вот и повалили люди. У нас есть, у других нет. — Чувствовалось, что старик горд этим. — А чего добру пропадать? Каждый год не успевшие созреть помидоры, перезревшие огурцы пропадали на корню. Уракджан и говорит, что на целине живет много европейцев, они уважают соленья, и предложил все это законсервировать. Сказано — сделано. Пригласили из Термеза трех старушек, которые умели по-домашнему закрывать банки, приставили к ним несколько своих старушек бодреньких, парней, чтобы тяжести таскали. С банками, правда, помучались, чуть ли не по домам ходили, выпрашивали. Всю зиму вот торговали, теперь остатки распродаем. Будем новые засаливать. А соседи, — старик подмигнул, улыбаясь, — умирают от зависти. Еще зимой продали все, а солененького ведь и летом хочется, особенно как нашего, пахнущего укропом и перцем. — Он спохватился: — Чего это я вас разговором потчую, попробуйте сами. — Он зацепил совком из бочки чуть подрумяненный помидор и протянул его Ильхому.
Ильхом взял его в руки. Сочный, пахнущий чем-то будоражаще острым, он сам просился в рот. Ильхом с удовольствием съел его.
— Алангинцы опять обошли нас, — не то с завистью, не то с сожалением произнес продавец в ларьке совхоза «Ором». — Ну, ничего, мы такой сюрприз готовим в этом году, ахнут все!..
«Одно дело довели до конца, — подумал Ильхом, уходя с рынка в приподнятом настроении. — Даже два дела, пожалуй. Народ более или менее обеспечили да руководителей научили по-хозяйски относиться к добру. То, что пропадало на полях, теперь дает кассе звонкую монету». Но он подумал еще о том, что до полного порядка ох как далеко. Много еще пропадает добра. В поле, на ферме, в гаражах и черт знает еще где, в совсем неожиданных местах.
Внимательно ознакомившись с документами, что вчера вечером занесла ему заведующая общим отделом, он наложил резолюции и собирался выехать в совхоз «Чегарачи», как позвонили из обкома партии.
— Тебе повезло, Ильхом Пулатович, — сказал заведующий финхозсектором, — прислали путевки в санаторий на Черноморском побережье. Туда нужно прибыть первого августа. Готовь курортную карту на себя и жену.
На календаре было тридцатое
