Карьера подпольщика (Повесть из революционного прошлого) - Семён Филиппович Васильченко
Этот крестный ход к памятнику, возле которого было произнесено несколько речей на тему „шапками закидаем“, был так далек и чужд для большинства рабочих, что районщики его даже не заметили. Им было не до того.
Как только началась война, сейчас же среди мастеровых по цехам был объявлен набор добровольцев, желающих ехать работать на Сибирской железной дороге. Таким добровольцам железнодорожное начальство обещало высокую заработную плату, давало бесплатный проезд и сулило всякие выгоды. Некоторые рабочие соблазнились и вскоре выбыли из мастерских. Некоторая часть мастеровых, кроме того, была мобилизована. Пришлось отправляться на фронт строгальщику Цесарке, молотобойцу Трынкину, кузнецу Учужанину, выбыло и несколько организованных товарищей.
Временно, как ни безразличны в массе были рабочие к войне, все же и у них проявилось патриотическое настроение.
Качемов и сделавшийся почти совершенно больным Сигизмунд грызлись на этот счет с кузнецами, воспитанники Соколова и Айзмана вели из-за этого борьбу в сборном цехе, Петька Музыкант воевал в котельном. Новички члены организации не отставали в разоблачении антипролетарского характера патриотических взглядов.
Старший Сабинин, более осмотрительный по характеру, чем его брат, и менее требовательный, удовлетворялся тем, что подпольная деятельность все же шла, заставляя жандармов все время быть на чеку и заниматься вынюхиванием и суетою при появлении прокламаций.
Но Анатолия Сабинина это не удовлетворяло. Благодаря угрюмой необщительности, сделавшейся с течением времени его отличительной чертой, новых знакомств он почти не заводил, прежние же его товарищи рассеивались.
Молчаливо он выполнял всякое поручение брата, Семена Айзмана, тех сообщников, которые изредка за чем-нибудь обращались к нему. Но все это его как-то не захватывало, и он томился.
Томился он, не давая сам себе в этом отчета, потому что при его восемнадцатилетнем возрасте ему стало совершенно необходимо разрядить душевную энергию в какой-нибудь встряске чувств.
Когда был объявлен набор добровольцев мастеровых в Сибирь, он хотел записаться также.
Илья решительно восстал против этого, заявляя, что им есть смысл ехать только вместе, а это остановило бы работу в цехе. Кроме того, нужно было и Сеньку довести до ума. Мальчик учился, а без них должен был бы погибнуть. Анатолий смирился.
Но настроение у него было такое, что он готов был бы поехать не только добровольцем на работу в Сибирь, а даже пойти на фронт, лишь бы попасть в какую-нибудь новую обстановку.
Не сделал он этого только потому, что товарищи должны были в таком случае оценить его поступок, как измену революционной деятельности.
Томясь и не находя исхода своему настроению, Анатолий один раз написал Матвею письмо:
«Ты не думай, брат, что мы тебя забыли. Все говорят про войну, но это одна истерика, а делается другое. Те ишаки, которые взяли тебя в чемодан, скоро увидят это сами. Крепись, брат Матвей, и не думай, что мы долго не увидимся. Готовься скоро к нам назад и, как только дадим буржуазии сзади коленкой, кати без пересадки к проходной будке под мастерские. Вместе наделаем такого тарараму, что пусть потом разбирает, кто хочет...»
В свою очередь от Максимовны, навестив ее однажды, Анатолий узнал, что Матвей также думает возвратиться раньше, чем это предусматривал суд. Матвей ожидал крушения самодержавия еще скорее, чем об этом думал его закадычный друг, который вообразил, что его письмо попадет именно Матвею в руки, а не кому либо-другому.
Письмо и пробудившиеся в связи с Ним воспоминания и настроения дали на некоторое время новый оборот мыслям у мастерового, но скоро та же тоска снова стала овладевать им. Все указывало, что он переживает критическое . время своего юношеского возраста.
Он сложился в широкоплечего и красивого юношу, с подкупающим открытым лицом.
Но он не замечал того, что темерницкие и кавалерские девушки заглядываются на него, когда он проходит мимо дворов, направляясь в праздник к товарищам. Кое-кто из девушек пробовал обоих братьев затрагивать. В подобных случаях Илья часто отшучивался или начинал зубоскалить, заводил новые знакомства, Анатолий же безразлично останавливался или уходил в сторону, предоставляя Илье продолжать зубоскальство.
Между тем и в нем уже просыпались инстинкты созревшего молодого человека.
Однажды в праздничный весенний вечер он возвращался через Кавалерку на Темерник. Некоторое расстояние он должен был пройти по дачной дороге, бывшей местом прогулок для молодежи поселка. Было уже сравнительно поздно, но несмотря на это Анатолию по пути то и дело шли на встречу гуляющие парочки.
Он миновал последнюю дачу, когда его сзади окликнул по имени девичий голос.
— Толя! Вы ваших знакомых уже и замечать перестали...
Анатолий обернулся.
От скамьи, на которую он не обратил внимания, к нему направились в потемках вечера две девичьих фигуры.
Сделав к ним шаг навстречу, юноша узнал дочь соседа-извозчика, Олю Снегиреву, с какой-то ее подругой. Как-то при одной из случайных встреч Илья познакомил брата с Снегиревой и все они тогда раза два вместе прошлись. Теперь девушка напомнила об этом знакомстве.
Анатолий на минуту растерялся, столько же от обвинения, сколько и от того, что почувствовал какое-то удовольствие от затрогивания его девушками.
Однако, он скрыл свои чувства и неопределенно ответил:
— Я, бирюк... Весь Темерник скажет, что я настоящий фараон. В кавалеры я и не мечтаю попасть...
— Посмотрите, как мы вас вымуштруем, если только вы не пренебрегаете темерницкими барышнями. С вами хочет познакомиться Клава Чистозобова.
— А!... Очень рад...— Сабинин протянул руку. — Вернемся погулять немного.
— Вы знакомьтесь и идите гуляйте. Клава очень хотела погулять немного со мной, но мне некогда, у меня свои гулянья есть. Я пожелаю вам с успехом провести вечер, а сама удеру.
Хитрая девушка рассмеялась и, не дав слова сказать подруге и ее кавалеру, убежала. Анатолий остался с глазу на глаз с Клавой, которая после какой-то встречи только мельком запомнилась ему своей меланхоличной задумчивостью.
Это была красивая девушка в цветущем возрасте, с ленивыми сентиментальными движениями, пунцовыми губами и, по всей видимости, кое-какой мыслью в головке. Но о чем у нее были эти мысли, Анатолий не мог и подозревать.
Как бы то ни было, знакомство обещало стать, по всему поведению девушек, романическим. И у молодого мастерового проснулись инстинкты мужчины. Анатолий решил убедиться прежде в том, не ошибочны ли его догадки о
