Александр Попов - Выстрел с Невы: рассказы о Великом Октябре
— Сопротивление бессмысленно, — сказал он и предложил Егору проследовать вместе с ним в штаб Зимнего дворца.
— Зачем? — спросил Егор.
— В качестве парламентера, — ответил прапорщик. — Мы сдадимся… Насколько мне известно, вы же не хотите зря лить человеческую кровь… Мы — тоже!
Прапорщик покраснел. Егор поверил этой детской коже и голубым глазам, в которых можно было прочитать страх и надежду. Егор задумался только на минуту, внезапно его окружили юнкера, и так же внезапно ими была открыта стрельба из- за угла вдоль коридора. Мы кинулись к лестнице, отстреливаясь на ходу.
К утру бой стих. Советская власть победила. На площади среди булыжника валялись расстрелянные патронные гильзы и разорванная пополам буханка хлеба. Арестованных министров повели по набережной в Петропавловскую крепость. Мы хотели тут же рассчитаться с ними, но моряки нам не позволили. Часовые уже несли караул около дворца. В садике, за оградой с царскими вензелями, лежали убитые в эту ночь матросы, солдаты и красногвардейцы. Их было немного. Здесь я нашел Егора. Глаза широко раскрыты, брови высоко подняты. Я увидел взгляд — чистый и спокойный.
Несколько лет назад совершенно случайно мне довелось встретить человека, видевшего смерть Егора. Он сообщил мне все подробности этого предательского убийства.
Обезоруженного, избитого Егора поставили к длинному столу, покрытому тонким красным сукном. Маленький бронзовый шандал с двумя зелеными шелковыми колпачками выхватывал из тьмы незначительный кусок почти пустого кабинета.
Инженер Пальчинский, облеченный особыми полномочиями Временного правительства, чувствовал себя диктатором Петрограда. Он сидел за столом, поминутно оглядываясь на окружавших его царских офицеров и генералов. Полувоенная форма нравилась ему. Он наслаждался ею. От измятого дорогого френча пахло шипром. Паль- чинский нехотя задержал на Егоре свой рыхлый, рассыпающийся взгляд.
— Ну–с… Что скажете?
Егор молчал.
Брезгливо постучав ладонью по столу, Пальчинский обратился к маленькому вертлявому толстяку в генеральских погонах:
— Меня забавляет одно, ваше превосходительство… На что надеется эта кучка? Ведь через несколько дней все равно мы задавим их.
Егор посмотрел на Пальчинского как на сумасшедшего. Багратуни, ничего не ответив, безразлично выпятил губы. Он стоял у окна, выходившего на площадь. Там вспыхивали выстрелы.
— Россия с нами, — как будто для себя, твердо и тихо сказал Егор.
Тогда оба они, и Багратуни и Пальчинский, обернулись к Егору.
— Разве вся Россия — солдаты? — спросил Пальчинский, и его губы изобразили что‑то вроде ядовитой улыбки. Вопросы служили Пальчинскому только предлогом. Очевидно, командир восставших отрядов вызывал в Пальчинском просто экзотическое любопытство и ненависть.
— Россия с нами… —повторил Егор.
— Вы знаете, что вам грозит?
— Что? — Егор усмехнулся.
— Вы ведь офицер?
— Нет.
— Нет? Обыкновенный солдат?
В голосе у Пальчинского прозвенела удивленная нотка, и он даже помог себе жестом.
— Рядовой Егор Петров… Так именует устав! — усмехнулся снова Егор, — Вот что, ваше благородие… Или по–благородному кончайте лавочку, тогда действительно пошлите меня парламентером, или…
Тут он широко и гордо взмахнул рукой.
— А между прочим, что бы со мной ни случилось, вам‑то определенно могила! Теперь мы говорим всему миру.
Пальчинский дернул губой, вскочил.
Адъютанты Багратуни вытолкнули Егора. Они кончили его двумя выстрелами, здесь же, возле высокой белой колонны.
Алексей Мусатов
КАТЕРИНА
Долго ехала Катерина Вишнякова в Питер, к мужу.
Поезд, как казалось Катерине, днем шел осторожно, с опаской, ночью же мчался во весь опор, оглашая топкие поля угрожающим криком, потом, резко и неожиданно затормозив, подолгу стоял на каком- нибудь полустанке.
Пассажиры почти не спали.
На остановках они выбегали из вагонов, потом возвращались с серыми газетными листами и, стоя в тамбуре у окон, взволнованно и бурно спорили.
Катерина с детства побаивалась железной дороги, и сейчас возбужденное поведение пассажиров остро тревожило ее, заставляло думать о крушениях, несчастьях, изувеченных людях.
На соседней с Катериной полке ехал светлоглазый старичок, очень подвижный и суетливый. На каждой остановке он выбегал из вагона и, возвратившись, почему‑то заговорщически подмигивал Катерине:
— Ну, мать, радуйся…
Катерина сокрушенно вздыхала, но светлоглазый старичок ей чем‑то нравился.
«Хорошая душа, простая», —думала она, а потом, достав из узелка хлеб и жареную рыбу, угостила старичка.
Тот сказал: «Спасибочко, сыт», — но все же подсел ближе и взял кусочек рыбы.
— А рыбка хороша… царская… —похвалил старичок, выбирая косточки.
— Архирейская, — поправила Катерина и, заметив удивление старичка, пояснила: — Озеро мы забрали у архирея. Было у нас такое — в нем даже купаться не дозволялось без аренды. Дело‑то, правда, не с озера началось, с землицы… Ждали мы, ждали, какое же распоряжение насчет земли выйдет, да и поделили помещикову землю… Вы кушайте рыбку‑то, кушайте…
Катерина оглянулась, понизила голос:
— А теперь и опасаемся — по округе‑то каратели ходят, как в пятом годе… Меня братья потому и в Питер послали, к мужу за советом, — муж‑то у меня кузнецом на Путиловском. И что теперь мужику с землей делать?..
Поезд, резко затормозив, вновь остановился. Старичок поспешил к выходу. Вернулся он минут через двадцать.
— Опять в поле стоим… Крушение, что ли, где? — встревоженно спросила Катерина.
— Крушение… Всему, мать, российскому гнету крушение… — Старичок сделал выразительный жест рукой и опять почему‑то восторженно подмигнул Катерине.
Наконец к полудню поезд пришел в Петроград.
Катерина, крепко сжимая в руке фанерный чемодан с гостинцами мужу, вышла на площадь.
Моросило. Дул резкий, пронзительный ветер. По улицам шли отряды вооруженных людей. Обдавая прохожих грязью, мчались грузовики, наполненные людьми в кожанках, пиджаках, шинелях.
«И солдат с ружьем, и не солдат с ружьем. И что война с народом делает!» — подумала Катерина. Она осторожно пересекла улицу и стала поджидать трамвая.
Катерина дважды была в Питере и знала, как доехать до квартиры мужа. Вот сейчас подойдет трамвай
№ 4, она сядет поближе к кондуктору, подаст ему бумажку с адресом, и кондуктор укажет, где ей сойти. А там уж совсем недалеко и квартира мужа.
«То‑то Василий обрадуется. Только бы застать его дома, не ушел бы он в ночную смену».
…Кондуктор мельком поглядел на бумажку и вернул ее Катерине:
— До заставы не едем.
— Да нет, адресок верный, — не поняла Катерина.
— Говорю, до заставы не едем. Юнкера через мост не пускают.
Катерина растерянно замигала глазами, зачем‑то крепче сжала чемодан коленями.
Какая‑то женщина посоветовала Катерине пойти пешком.
— Пеших через мост, кажется, еще пропускают.
В переулке стоял извозчик. Лошаденка уныло опустила голову, извозчик схоронился от измороси под поднятым верхом пролетки.
Катерина, вывернув карман юбки, сосчитала оставшиеся у нее деньги и просительно заглянула в пролетку:
— Почтенный, подвезли бы малость… — Она протянула бумажку с адресом.
Извозчик назвал цену.
Катерина укоризненно покачала головой:
— Бога побойтесь… Далеко ли тут ехать.
— Теперь, мать, не с версты берем… Смотри, на улицах завируха какая.
Катерина медленно побрела к мосту.
С звонким цоканьем промчался конный отряд вооруженных и хорошо одетых людей.
Начищенные до лоска сильные ноги коней обдали пешеходов грязью.
Пешеходы отпрянули к тротуару, притиснули Катерину к стене.
Пожилой, рабочего вида человек в тощей засаленной кепке стер со щеки ошметок грязи и зло отплюнулся.
— Катаются… — кивнул он Катерине на конников. — Пусть их напо- следочках…
В ту же минуту со стороны моста раздались одиночные выстрелы. Пешеходы повернули от моста назад. Побежали, тесня и толкая друг друга.
Катерина, схватив чемодан, побежала вместе со всеми. Сосед в кепке ухватил ее за рукав:
— Сомнут же, мамаша… Давай- ка сюда. — Он почти силой втащил ее в открытые ворота какого‑то дома.
— Похоже, матросы юнкеров с моста выбивают. Понятное дело… Я ж говорю, покатались — и хватит…
Ветер сипло выл под аркой дома.
Катерина зябко куталась в отсыревшую одежонку.
— На фронте война, в деревне у нас драка, и у вас в Питере из ружей палят — и когда конец этому будет?
Человек в кепке не слушал. Поднявшись на носках, он напряженно смотрел в сторону моста, ждал исхода перестрелки. Выстрелы у моста участились.
