Андрей Островский - Напряжение
— Вижу, — криво улыбнулся Шумский. Он был невозмутим. — Кому же вы писали ее?
— Я сказал… У меня есть еще один Гоша, приятель мой, — плачущим, просительным тоном говорил Потапенко, — Гоша Кашеров, ему я и писал, ему…
Шумский не выдержал, гневно хлопнул ладонью по столу:
— Прекратите валять дурака, Потапенко! Уж если врете, то запоминайте, что врете. Совсем недавно ваш приятель носил фамилию Каширский, а теперь он стал Кашеровым. Как это понимать? Или вы сознательно издеваетесь над нами? Каширского в природе не существует. Понятно? А Кашерова, я уверен, тоже, но мы сейчас это установим. — Шумский схватился за телефонную трубку, вызвал Изотова и попросил немедля навести справки о Кашерове. — Вам надо было взят фамилию попроще, что-нибудь вроде Иванова, Петрова или Сидорова. Смекалки не хватило… Тогда нам пришлось бы поработать основательнее. Еще на неделю-другую оттянули бы окончание следствия. Но ведь это не меняет сути дела.
Неторопливо прошествовал к столу Изотов и сказал громко, что Кашеров в Ленинграде не проживает.
— Ну что я говорил, Потапенко? А вы льете слезы, уверяете, что даете чистосердечные показания… — Шумский успокоился, к нему вернулось благодушие; он знал, что загоняет Потапенко в угол. — Ну давайте порассуждаем, ведь мы взрослые люди, не правда ли? Итак, мы выяснили, что вы знали Гошу Красильникова и он у вас бывал. Вы написали записку Гоше, изменив свой почерк. Ни Гоши Каширского, ни тем более Гоши Кашерова не было и нет, это ваша выдумка. А вот Гоша Красильников был, и записка оказалась имен но у него в кармане. Логичнее всего предположить, что она попала в руки адресату. Следовательно, вы писали ему. Правильно?
Потапенко молчал.
— Я вас спрашиваю: правильно?
— Правильно, — едва слышно проговорил Потапенко.
— Ну вот так-то, — сказал, вздохнув облегченно, Шумский и вытер платком влажное разгоряченное лицо. — На сегодня хватит. А завтра продолжим. Тем для разговора у нас предостаточно, и у вас есть время подготовиться. Подумайте как следует и завтра расскажите мне, по какому поводу и зачем вы написали эту записку Красильникову. Только заранее предупреждаю: не выдумывайте, говорите правду, мы ведь все равно ее установим, а вам запирательство пойдет только во вред…
17
Приехав в Ригу, Сергей Чупреев оставил чемоданчик в уютной гостинице «Саулитэ»и отправился в управление милиции. Моложавый подполковник с большим родимым пятном на щеке принял его сразу.
— Мы тут кое-что уже предприняли по вашему делу. — Он снял телефонную трубку и мизинцем стал крутить диск. — Эльмар, поднимись, пожалуйста, ко мне.
В комнату вошел высокий светловолосый мужчина, как показалось Чупрееву, вялый, слишком уж какой-то штатский и к тому же довольно невзрачный — широко расставленные глаза, толстые губы, нос приплюснут… Подполковник представил:
— Познакомьтесь — Эльмар Пуриньш. Он вам будет полезен, тем более что о Далматове у него собран некоторый материал.
Бывают люди, с которыми сходишься сразу, с первых минут знакомства. Трудно объяснить, почему так случается, но через полчаса Чупреев и Эльмар были уже на «ты» и знали друг о друге больше, чем простые знакомые. Они были одногодками. Эльмар тоже рано осиротел, и Чупреев, зная, что такое жизнь без родителей, проникся к нему еще большей симпатией.
— Посмотри эти документы, — сказал Эльмар, вручая Чупрееву коричневую папку с аккуратной надписью «Далматов и др.». — А я тут займусь пока одним делом. Можешь сесть за тем столом, Ян в командировке, будет не скоро.
Чупреев уселся поудобнее, раскрыл папку и с интересом стал читать бумаги подряд. Он так увлекся, что не заметил долгого отсутствия Эльмара.
— Ну как? — спросил, вернувшись, Эльмар и зажег свет.
— Тебе изрядно пришлось, поработать. — Чупреев согнутым пальцем постучал по картону. — Теперь для меня кое-какие моменты совершенно прояснились. Но кто же все-таки он такой, Далматов?
— Делец. Крупный делец, для которого нет ничего святого, кроме монеты. Он не так уж молод, ему за сорок. Вот он, посмотри. — Эльмар достал из ящика фотографию; на ней был снят мужчина с квадратным подбородком, умными, наглыми и жестокими глазами. Во взгляде чувствовалась воля. — В старой Латвии отец его держал универсальный магазин, во время войны отец умер, и сын, по-видимому, унаследовал кое-какой капитал, который он всячески стремится умножить. За эти годы Далматов дважды судился: один раз за подделку денежных документов, другой — за растрату, но освобождался быстро. Сейчас, как ты понял из бумаг, он работает помощником мастера на швейной фабрике. Должность скромная, но это для видимости. На самом деле он держит в руках многих людей: тут замешаны и охрана, и отдел сбыта, и транспортники. Словом, довольно обширная группа, которой удалось похитить сразу партию товара, не размениваясь на мелочи. На днях они собираются повторить операцию, и мы их схватим с поличным.
— А как по-твоему, Далматов мог бы убить человека? — спросил после недолгого молчания Чупреев.
— О, он способен на все, особенно если этот человек грозил разоблачением, — ответил уверенно Эльмар. — Так вот, Сережа, завтра тебе предстоит увидеть Далматова в жизни, тебе необходимо его увидеть. А ты в Риге когда-нибудь бывал? — неожиданно спросил он.
— Никогда, в первый раз, — признался Чупреев.
— Тогда, если хочешь, пойдем прогуляемся, я тебе покажу город.
Они вышли на улицу и, болтая, направились к центру.
Стояли последние дни декабря, но мороза не чувствовалось, иногда падал снежок, который таял, едва, прикоснувшись к земле. Рижане готовились встречать Новый год, а ходили еще в легких пальто и без шляп.
— Ты где остановился, в гостинице? — спросил Эльмар и, увидев кивок Чупреева, продолжал: — А чего тебе делать в гостинице? Переезжай ко мне. У меня, правда, маленькая комнатенка, но уместимся, раскладушка есть. Переезжай…
— Ты что, один живешь? — поинтересовался Чупреев.
— Один. Пока, — улыбнулся Эльмар, и Чупреев отметил, что у него приятная, располагающая улыбка. — Скоро вот женюсь…
— Спасибо тебе, Эльмар, но не буду тебя стеснять, — сказал Чупреев.
— Ну как знаешь. Тогда до завтра, — протянул руку Эльмар.
Вечер только начинался, идти в гостиницу не хотелось. Блуждая по незнакомым переулкам, натыкаясь на парочки, Чупреев почувствовал себя затерянным, одиноким. Вспомнил затаенную радость в голосе Эльмара, когда Эльмар сказал: «Скоро вот женюсь», и жалел, что в ответ не мог похвастаться тем же. И от этого стало еще грустнее. Потом в голову пришла дерзкая мысль: разыскать телефон Нины Гавриловны, позвонить в Ленинград и вызвать ее сюда. Сейчас же. Сколько уже прошло — три, четыре месяца, а облик ее все еще помнился отчетливо и волновал Чупреева. Вот было бы счастье, мечтал он, походить с ней по этим улочкам, посмотреть на удивительные дома, поболтать, не думая ни о чем… Как тогда, в Геленджике. Но нет, несбыточно все это, фантазия…
* * *Ресторан назывался «Луна». Небольшой, уютный, Он считался одним из лучших в городе. Когда-то здесь собиралась знать столицы Латвии.
Швейцар распахнул стеклянную дверь. Сняв пальто, Эльмар и Чупреев прошли по пушистым коврам и сели за круглый столик в мягкие кресла под белоснежными чехлами. Из-под роскошных люстр лился свет; искрился на столах хрусталь. Посетителей было немного, но они все время прибывали. Джаз играл без пауз; официанты лавировали между столиками, держа над головой подносы с дымящимися кушаньями. Эльмар аппетитно вдохнул запахи и облизнулся.
У микрофона, в центре эстрады, сидел мужчина в черном фраке, растягивая мехи аккордеона, украшенного перламутром, позолотой и пластмассой под слоновую кость. Мужчина безразлично смотрел в зал и думал о чем-то своем, а Чупреев вдруг почему-то вспомнил Потапенко: вот так и он когда-то выступал на эстраде, а потом погнался за деньгой, опустился и угодил за решетку.
Подошел официант, протер, больше для видимости, и без того чистые фужеры и рюмки, откупорил бутылки с пивом и, повесив полотенце на руку, попросил заказать ужин. Эльмар полистал карточку и сказал несколько слов по-латышски.
— Обрати внимание на столы справа, — тихо проговорил он, когда официант ушел. — Ждут хозяина.
— Его?
— Да, и обрати внимание на блондинку в кружевном платье… Вот так мы и потеряли друг друга, — сказал он вдруг громко и засмеялся. Чупреев впервые увидел его смеющимся и тоже рассмеялся. — Ты понял меня?
— Конечно, понял, — ответил Чупреев.
— А вот и он сам…
Эльмар выбрал хорошее место: не поворачиваясь и даже не подымая головы, можно было видеть все вокруг. Впереди шла молодая женщина, довольно миловидная, стройная, в черном, сильно декольтированном бархатном платье; в ушах — золотые серьги, на груди — кулон… Это была Вента Калныня. На полшага от нее отставал Далматов. Чупреев сразу узнал его. Усталым и надменным взглядом Далматов оглядел зал и, заметив, что ему подают знаки, повел Венту к своим. Они заняли столик, официант сразу подошел к ним и, согнувшись, замер в ожиданье.
