Борис Бондаренко - Пирамида
— Виноват, ребятишки, — улыбнулся им Дмитрий с порога. — Великие дела требуют великого времени… — И, не дожидаясь их расспросов, сказал: — В общем, все верно, можете меня лобзать и поздравлять… Ну, что же вы?
Жанна обняла его. Дмитрий, поглаживая ее по плечу, посмотрел на Ольфа и тихо сказал:
— Как хорошо, что вы есть, ребятишки…
Потом Ольф заставил его рассказать все подробно, восхитился Александром Яковлевичем: «Могучий старик!» — и, подумав, сказал:
— Знаешь, что мне пришло в голову? Что нам очень везет с учителями. Сначала Ангел вытягивал нас, потом Дубровин, а теперь вот — Александр Яковлевич… И все за-ради так, наших прекрасных глаз для? И противников-то у нас, по существу, не было, один пунктиром наметился, да и то уничтожился, стопроцентным джентльменом оказавшись. А где же пресловутая борьба нового со старым, новаторов и консерваторов?
— Подожди, будет тебе еще борьба, — пообещал Дмитрий.
— Ну, когда-то еще будет, а до сих пор почти не было. Все нас приветствуют, все идут навстречу, — вот только чепчики в воздух не бросают. Это мы такие везучие — или так быть должно?
— Наверно, и то и другое.
— Да? — Ольф скептически посмотрел на него. — Ну ладно. А раз уж зашел об этом разговор — позволь мне покаяться.
— В чем?
— Я был неправ тогда, поддерживая Валерку, — уже серьезно сказал Ольф.
— До меня только сейчас по-настоящему начинает доходить, в чем тут дело. И Ангел, и Дубровин, и Александр Яковлевич помогают нам, конечно, не ради наших прекрасных глаз…
— Я думаю, — улыбнулся Дмитрий.
— Просто, наверно, так надо. И мы перед ними в долгу, который, очевидно, придется возвращать другим. Я, по своей несознательности, не понимал, что время возвращать долги уже настало…
— А сейчас понял? — насмешливо спросила Жанна.
— Сейчас — да, — серьезно сказал Ольф.
74В Долинске стояла унылая бесснежная зима. Дмитрий и Жанна приехали вечером, и через полчаса Ольф уже заявился к ним. Открыла ему Жанна; Дмитрий слышал, как Ольф о чем-то тихо спросил ее и потом встал в проеме двери и оценивающе прищурился:
— Привет, бродяжка.
— Привет, — заулыбался Дмитрий, направляясь к нему.
— Винца-то южного привезли?
— А то как же.
— Ну, тогда можно и поручкаться… — Ольф милостиво пожал Дмитрию руку, потом ткнул его кулаком в бок и довольно ухмыльнулся: — А ничего, мясцо наросло. Женщина, — обратился он к Жанне, — выпить-то дашь?
— Сейчас, садитесь.
Открыли бутылку вина, и Дмитрий спросил:
— Ну, как живы-здоровы?
— Да по-всякому. Кто жив, кто здоров, а некоторые — и то и другое.
— Дубровин как?
— Сам увидишь, — нехотя отговорился Ольф.
— Болеет, что ли?
— А ты здоровым-то его часто видел?
— А как выглядит?
— Неважно.
— А ребята как?
— Ребята? — Ольф немного подумал, словно вспоминая. — А ничего ребята.
— Далеко продвинулись?
— Куда? — Ольф сделал невинное лицо, и Дмитрий догадался, что дело нечисто.
— Ты дурачком-то не прикидывайся… Сдвиги какие-нибудь есть?
— Ну, как им не быть, — уходил от ответа Ольф.
— А ну выкладывай, — приказал Дмитрий.
— Да чего там выкладывать… — Ольф вздохнул. — В общем, оставили мы эту работу.
— Это как же понимать? — удивился Дмитрий.
— А так. Не хотят ребята заниматься этой мелочью.
— А чем же они хотят заниматься?
— Твоей работой.
— Какой моей работой?
— А той самой, которую ты родил в тихоокеанском уединении.
— Та-ак… — Дмитрий встал и прошелся по комнате. — И кто же подал им эту блестящую идею?
— Никто. Сами додумались.
— Ах, вот как, сами… — Дмитрий остановился перед ним. — А как все это объяснить Ученому совету?
— А это уже не моя забота.
— А чья?
— Твоя и Дубровина.
— А он знает об этом?
— Конечно.
— И как ему понравилась такая самодеятельность?
— Очень даже понравилась, отче, — с удовольствием сказал Ольф, откидываясь в кресле и смакуя вино. — Это во-первых. А во-вторых, никакой самодеятельности вовсе даже и не было. Можно сказать, наоборот. Он сказал, что недурно придумано и, если бы мы сами не додумались до этого, рано или поздно так решили бы сверху. Что, Одиссей, съел?
— Н-да, дела. — Дмитрий покачал головой. — И чем же конкретно вы занимаетесь?
— Пока что ликбезом. До сих пор толком не поняли ни одной твоей закорючки. Ждем тебя как господа бога, чтобы ты хоть немного просветил нас.
…Утром Дмитрий сразу пошел к Дубровину, но его не было. И только после третьего телефонного звонка услышал знакомый голос:
— Слушаю.
— Это я, Алексей Станиславович… Здравствуйте.
Дубровин несколько секунд помолчал, словно не узнавая его, и невнятно сказал:
— Приходи ко мне.
Он сидел за пустым столом — очень непривычно было видеть его ничем не занятым — и показался Дмитрию необычно маленьким.
— Ну, здравствуй. — Дубровин, не вставая, протянул ему через стол руку и кивнул: — Садись, рассказывай.
— Да что рассказывать… Вот, явился, — почему-то смешался Дмитрий.
— Об этом мне еще утром доложили.
— Быстро, однако.
— А ты как думал!
Дубровин так внимательно оглядывал его, что Дмитрий улыбнулся:
— Ну, как товар?
— Товар хорош, — серьезно сказал Дубровин. — Поправился, потолстел и глядишь… почти приемлемо.
— А как вы?
Дмитрий ожидал услышать обычную для Дубровина отговорку, но он вздохнул и невесело сказал:
— Скверно, Дима. Надо почку удалять.
— Так плохо?
— Да.
— Когда?
— Предлагают сейчас, но я поторговался — и отложили до весны. Сейчас очень уж некогда.
Дубровин как-то неловко, боком вылез из-за стола, прошелся по кабинету, прислонился к стене и, пристально глядя на Дмитрия, спросил:
— Что, рассказывать тебе действительно нечего?
— Нет, — сказал Дмитрий, опуская глаза.
— Тогда я расскажу кое-что. С января организуется новый отдел, смысл и назначение которого — заниматься проблемами, поставленными тобой. Как тебе нравится эта новость?
— Никак.
— Плохо, что никак… Ладно, поехали дальше. Будет в отделе пока две лаборатории: одна твоя, другая… — Дубровин чуть помедлил, — моя.
— Ваша? — с удивлением спросил Дмитрий.
— Да. Начальником отдела буду я. Чем ты так удивлен?
— Но ведь у вас были другие планы…
— Были, а теперь нет. Точнее, твоя работа заставила их изменить — и настолько, что от них почти ничего не осталось. — Заметив, что Дмитрий хочет что-то сказать, Дубровин сухо проговорил: — Твои эмоции, а тем более сожаления по сему поводу по меньшей мере неуместны.
— А законченную работу это сильно задело? — прямо посмотрел на него Дмитрий.
— Пока трудно сказать, но похоже, что да. Однако — все это уже в прошлом, а нам теперь придется основательно подумать и о будущем.
Дубровин так явно выделил это «нам», что Дмитрий поморщился.
— Насколько я тебя понял, ни к какому определенному решению ты еще не пришел?
Дмитрий хотел сказать, что решение у него более чем определенное — руководить лабораторией он не сможет, — но посмотрел на Дубровина и тихо ответил:
— Нет.
— Жаль, — жестко сказал Дубровин. — Значит, придется мне пока одному всем заниматься.
— Почему одному? Ольф…
— Ольф в таком деле не помощник, — оборвал его Дубровин. — Ладно, не будем об этом. Нет так нет. Но кое в чем тебе все же придется помочь мне сейчас.
— В чем?
— Тут приходили трое, изъявивших желание работать у нас. Тебе нужно поговорить с ними, и, если решишь, что они нам подходят, мы возьмем их.
— Хорошо, я поговорю, — сказал Дмитрий.
— Это первое. Второе — Шумилов уходит из института.
— Почему? — удивился Дмитрий.
— Решил, что работать он здесь не сможет. Вероятно, правильно решил…
— А как же его лаборатория?
— Об этом и речь. Лабораторию решено расформировать. Часть людей я беру к себе, часть уходят в другие отделы, а шестеро изъявили желание работать у тебя.
— Именно у меня?
— Да. Тебе придется поговорить и с ними. Одного ты возьмешь или всех — это уже твое дело.
— Но, Алексей Станиславович…
— Никаких «но», — решительно остановил его Дубровин. — Я отлично помню твое «нет», но этим все-таки изволь заняться, у меня и без того забот хватает. К тому же я их почти не знаю, а ты работал с ними.
— А о чем мне с ними говорить?
— Вот уж не знаю, голубчик, — развел руками Дубровин. — Судя по тому, как ты раскусил Мелентьева, опыта в этом деле тебе не занимать.
— Мелентьев — другое дело.
— Почему другое? Подбирай людей так, чтобы с ними можно было долго и хорошо работать.
«Кому?» — чуть было не спросил Дмитрий, но, перехватив взгляд Дубровина, промолчал.
