Борис Бондаренко - Пирамида
— Нет.
— Сколько вам лет?
— Тридцать один.
— Возраст самый подходящий… — Для чего «подходящий», Александр Яковлевич не договорил, задумался о чем-то и с сожалением сказал: — Почему-то совсем не помню вас, Дима.
— И не удивительно, ты же его не знаешь, — вставил Дубровин.
— Мало ли кого я не знаю, однако память на лица у меня неплохая, встречались же мы где-нибудь в коридоре.
— Нет, — сказал Дмитрий, — я редко бываю в вашем корпусе.
— Ну, неважно. Жаль, что Алексей раньше нас не познакомил.
— Нужды не было, — ворчливо сказал Дубровин.
— А теперь, выходит, нужда появилась? — с усмешкой спросил Александр Яковлевич и сам себе ответил: — Да, теперь определенно появилась. Ну что ж, приступим к делу… Ты ничего не говорил ему? — спросил Александр Яковлевич у Дубровина.
— Нет.
Дмитрий почувствовал, что лицо у него пошло красными пятнами, — как ни был он уверен в своей правоте, но теперь, в ожидании приговора, трудно было сдержать свое волнение. Александр Яковлевич заметил это и, взяв с письменного стола его статью, медленно заговорил, словно пробуя каждое слово на вес:
— Алексей сразу показал мне вашу статью, и вот все эти вечера мы с ним только тем и занимаемся, что обсуждаем ее. Факт в нашей с ним совместной работе единственный, надо сказать, и говорящий сам за себя. Обвинения, выдвинутые вами, по существу, против всех основных положений современной теории элементарных частиц… — Александр Яковлевич сделал паузу и повторил: — Да, именно против всей теории, вполне можно сказать и так… Так вот, эти обвинения столь серьезны и значительны, что мы попытались сразу же встать на защиту этой теории, которой оба отдали но один год нашей жизни. Звучит несколько высокопарно, но — так оно и есть. Неделя — срок не слишком большой, но и не такой уж маленький. За это время мы не только не смогли опровергнуть ни одного из ваших обвинений… Выпейте-ка коньяку, Дима, — прервал себя Александр Яковлевич, взглянув на лицо Дмитрия, и сам налил ему.
Дмитрий выпил, поперхнулся и закашлялся.
— Это… от сигары, — наконец выговорил он.
— Конечно, — чуть улыбнулся Александр Яковлевич. — Треть вы уже почти выкурили, так что можете пока отложить ее. Нет-нет, гасить не нужно, она сама погаснет… Так вот, Дима… Наши попытки защитить наше любимое детище пока что закончились полнейшей неудачей… С чем вас и поздравляю, — неожиданно сказал Александр Яковлевич. — Из этого, конечно, еще не следует, что других также должна постигнуть неудача. Возможно, мы просто неважные адвокаты. И наверняка не сделали всего, что могли, — этим еще предстоит заняться. Но одно несомненно: ваша работа — серьезнейший удар по существующей теории, удар такой силы, что даже если и удастся отбить его, это наверняка приведет к необходимости значительно изменить многие из устоявшихся представлений на природу элементарных частиц… Вы хорошо поняли, что я сказал?
— Да.
— В таком случае займемся более конкретными вещами. Статья вызывает множество различных предположений и вопросов, ответы на которые сейчас вряд ли возможны. Несомненно, что эти вопросы и предположения возникли и у вас, но вы, как я понял, намеренно избегали всего, что нельзя было подкрепить достаточно вескими аргументами.
— Да.
— Что ж, это хороший метод работы, хотя и не слишком практичный. Мы тут с Алексеем немного поспорили по этому поводу. Я хотел предложить вам расширить статью, дополнить ее некоторыми не совсем очевидными, но довольно существенными положениями. Нет ничего страшного в том, что пока эти положения будут не слишком доказательными, можно отыскать для них безукоризненные формулировки. Что вы об этом думаете?
— Мне кажется, этого не нужно делать.
— Что я тебе говорил? — насмешливо вставил Дубровин.
— Ваш обоюдный идеализм достоин, конечно, всяческого уважения, — серьезно сказал Александр Яковлевич, — но я-то стреляный воробей и как-никак лицо официальное, и мне далеко не безразлично, в каком виде будет опубликована эта работа. И уж не обессудьте, но я просто обязан позаботиться о том, чтобы статья вышла в свет в наиболее полном виде — разумеется, без ущерба для научной строгости. Так что давайте все-таки подумаем, как это сделать. Того, что здесь есть, явно недостаточно. И в конце концов, зачем нужно уступать кому-то первенство даже в области гипотез? Нет уж, друзья мои, — решительно сказал Александр Яковлевич, — придется вам согласиться со мной.
— А что ты конкретно предлагаешь? — спросил Дубровин.
— Во-первых, все-таки дополнить статью. Вы, судя по вашему багажу, захватили с собой черновики?
— Да.
Дмитрий выложил все свои листки. Александр Яковлевич пододвинул к себе его статью и сказал:
— Что ж, давайте заглянем за кулисы…
«Закулисный» разбор продолжался часа четыре. За это время Дмитрий совсем освоился. Наконец они составили довольно внушительный список гипотез и предположений. Некоторые из них оказались полнейшей неожиданностью для Дмитрия. Когда он признался в этом, Александр Яковлевич добродушно заметил:
— Друг мой, чего же вы хотите? Это и естественно. Все мы в молодости расточительны и действуем по принципу: лес рубят — щепки летят. Щепок вы не замечаете — лес мешает. Ну, а с годами начинаешь ценить и щепки. У вас это еще впереди… Давайте думать, что делать с этаким богатством. На мой взгляд, вот эти четыре гипотезы непременно должны войти в статью. — Александр Яковлевич жирно выделил четыре пункта. — Возражений нет?
— Есть, — сказал Дмитрий. — Из этих четырех гипотез только три мои.
— Слушаю.
Дмитрий показал. Александр Яковлевич с любопытством посмотрел на него:
— Вот как? А чья же четвертая?
— Ваша.
— А почему я не знаю об этом?
— Знаете, — засмеялся Дмитрий.
— Друг мой, мне ваши лавры ни к чему, у меня и своих хватает. Ваша гипотеза, ваша, я ее только чуть-чуть переоформил.
— Ничего себе чуть-чуть.
— Вот именно, чуть-чуть. Не будь вот этого вашего уравнения, которое вы с такой легкостью готовы были выбросить в корзину, мне и в голову не пришла бы эта, как вы выражаетесь, моя гипотеза.
— Я потому и хотел отбросить это уравнение, что не понял до конца его смысла.
— Но позвольте, уравнение-то ваше, а не мое.
— Ну и что?
— Нет уж, вы ответьте, — даже как будто рассердился Александр Яковлевич, — уравнение ваше?
— Мое. А гипотеза все-таки ваша, — упрямо сказал Дмитрий.
Они еще с минуту вежливо препирались, и Дубровин наконец не выдержал:
— До чего же приятно слушать вас… Ну прямо рыцари без доспехов. Александр Яковлевич, есть же элементарный выход из этого положения. Насколько я помню, ты еще в первый день предлагал предпослать его статье что-то вроде вступления-комментария под двумя нашими подписями. Поскольку без такого комментария все равно не обойтись, не проще ли сделать так: включить этих трех приблудных китов в статью Димы, а четвертого, из-за которого вы так элегантно спорите, а заодно и весь остальной улов, — еще в одну статью, но уже коллективную, под тремя подписями.
Александр Яковлевич помолчал и хмыкнул:
— Однако ты мудрец, Алексей. Хоть так и не принято делать, но почему не попробовать? Одним выстрелом убьем всех зайцев. Без комментария действительно не обойтись…
— Почему? — спросил Дмитрий.
— Да потому, — сказал Александр Яковлевич, — что рядовая читающая публика — а ее, как и всяких рядовых, большинство — очень не любит, когда ее начинают поучать люди без имени, то есть, по их представлениям, такие же рядовые. А так как дерзость автора статьи очевидна, то наверняка она в первую очередь и будет отмечена. Ну и посыплются на вас незаслуженные обвинения.
— Я этого не боюсь, — сказал Дмитрий.
— Не сомневаюсь. — Александр Яковлевич учтиво наклонил голову. — Но надо подумать и о статье. Ей это, несомненно, повредит. А что вы имеете против нашего сотрудничества?
— Ничего, конечно, — поспешно сказал Дмитрий.
— И отлично. Наверно, мы действительно так и сделаем — напишем коллективную статью. Поскольку ты, Алексей, возглавишь список авторов, тебе и карты в руки. Пиши, да поскорее.
— Хорошо, — согласился Дубровин.
— А может, меня все-таки не нужно включать? — робко спросил Дмитрий.
— А вам не подходит наша компания? — Александр Яковлевич улыбнулся и встал, не дожидаясь ответа. — А теперь — прошу обедать.
73На стол подавала маленькая, очень старая женщина, назвавшаяся Антониной Васильевной. Что-то мешало Дмитрию думать, что она — жена Александра Яковлевича: уж слишком почтительно обращались они друг с другом, да и представлялись очень разными. За обедом деловых разговоров не вели, лишь в самом конце Александр Яковлевич неожиданно спросил Дмитрия:
