Иван Шевцов - Свет не без добрых людей
- Да он-то, писака этот, небось твоего искусства и не знает, - сказал Посадов. К статье Лифшица он относился по пословице: "Собака лает - ветер носит".
- Был он и у меня, - сообщил Климов. - Поговорили мы с ним, даже поспорили.
- На каком же языке дискутировали? - Посадов опять взял из рук Веры журнал.
- На русском, - ответил Климов. - Он-то из наших, из эмигрантов. Не то в двадцать седьмом, не то в тридцатом году вместе с родителем своим драпанул за кордон.
- А в общем все это ерунда. - Посадов небрежно бросил журнал на тахту. Он видел, что Климова разговор этот расстраивает и, чтобы как-то отвлечь и забыть неприятную тему, решил рассказать что-нибудь забавное. У него всегда "про запас" найдется интересный эпизод из театральной жизни. - Вот я вам расскажу, что такое актер. Недавно двое парней - молодые актеры, способные ребята, я их хорошо знаю, получили отпускные за два месяца. Конец сезона - время летних отпусков. Ну так вот: денег не так много, но для них двухмесячный оклад - это деньги! Пошли по такому случаю в "Арагви". Выпили по стопке, а тут, на тебе, свет выключают, их гонят. Потому как одиннадцать часов - ресторан закрывается. А они только-только во вкус начали входить. Но, что поделаешь, порядок есть порядок! Вышли на улицу и обсуждают создавшееся положение. А тут швейцар возьми, да и подскажи: в аэропорту, во Внукове, говорит, ресторан всю ночь работает. Они и уцепились за такую идею. Быстренько поймали такси - и во Внуково. Приезжают, а там ресторан на ремонте. Как не повезет, так не повезет. Выругались, стоят и обсуждают, где б достать рюмку водки. И конечно, ругают того, кто придумал закрывать рестораны в одиннадцать часов. А тут кто-то из пассажиров подсказал: "А у нас, говорит, в Ленинграде, есть ночные рестораны". - "Что, что есть? Нам, говорят, от этого не легче. Не поедешь же в Ленинград за рюмкой водки". А тот: "Зачем, говорит, ехать? Ехать долго, а на ТУ-104 через сорок минут будете в Ленинграде". Опять идея. "А что, говорят, это мысль! Летим!" Сказано - сделано. Что артисту стоит? Настоящий артист не знает невозможного. Взяли билеты, и в Ленинград. На другой день возвращаются домой. В карманах пусто. А впереди целых два месяца, попробуй пожить без денег. Что ж, ребята не унывают: вместо отдыха мотаются по концертам, а то пошли к художникам в натурщики. Вот до чего дошло!..
Климов смеялся весело и добродушно, действительно позабыв о статье.
После перерыва Посадов взгромоздился на свой трон, и сеанс продолжался. Вера стала внимательно присматриваться к расставленным на стеллажах многоярусной галереи портретам. Было много знакомых и незнакомых: писатели, ученые, маршалы, солдаты. И вдруг… Сердце Веры дрогнуло, замерло. Она остановилась и впилась широко раскрытыми от неожиданности и удивления глазами в гипсовый, тонированный под зеленую бронзу портрет. Это была голова немногим больше натурального размера. Это был он, ее отец. Он, как живой, с крепким подбородком и какой-то горестной ухмылкой, сползающей с губ, со взглядом, открытым и немножко суровым. Глаза были его, живые, глубокие, задумчивые глаза.
Первое, что хотелось Вере, это спросить скульптора, удостовериться, кто этот человек? Но она боялась: а вдруг окажется кто-то другой, удивительно похожий. Потому что никогда она не слышала ни от отца, ни от матери о его скульптурном портрете. Терпения не хватило:
- Скажите, пожалуйста, Петр Васильевич, кто этот человек?
Климов подошел к стеллажам и, разминая в руках ком глины, ответил медленно, всматриваясь в лицо своей давнишней скульптуры:
- Это один мой фронтовой товарищ, однополчанин. Командир танкового полка. Замечательный был человек. Я его на фронте в землянке между боями лепил. Это набросок, в один сеанс. Минут сорок, наверно, работал. А может, больше. Похож очень. Мне он дорог, как память о фронте. Я многих лепил в окопах. Все потеряно. Уцелело лишь два: этот и еще одного генерала.
- А фамилию не помните? - спросила настороженная, как-то сжавшаяся от дрожи Вера.
- Как не помню? Отлично помню: Титов, Иван Акимович.
По бледному лицу Веры легкой тенью прошла блаженная улыбка. Ее состояние не ускользнуло от чуткого и наблюдательного скульптора. Он хотел спросить: "Что с вами?", но тот же вопрос задал по-другому:
- Вам нравится этот этюд?
Вера тихо ответила, глядя в глаза Климова благодарно и преданно:
- Это мой отец… Спасибо вам, Петр Васильевич.
От Климова Вера ушла вместе с Посадовым. На улице, собираясь проститься с артистом, напомнила:
- Ну, так как, Алексей Васильевич? Что передать Надежде Павловне?
- А я с вами еще не прощаюсь, - пророкотал очень приветливо Посадов. - О народном театре мы с вами еще поговорим. Для Нади и для вас у меня есть маленькие подарки. Символические. Насколько я вас понял, вы ведь ко мне шли? Вот и зайдем сейчас ко мне на минутку.
Он остановил свободное такси и открыл для Веры заднюю дверь. Вера послушно села. Посадов не умел молчать, и уже в машине Вера вынуждена была, отвечая на его вопросы, опять рассказывать о себе, о том, как и почему она очутилась в совхозе.
- Что ж, будем считать, что неплохое начало вашей биографии. Интересное начало. - Выслушав ее внимательно, сказал: - Будем надеяться, что и дальше все пойдет в таком же духе. Главное в жизни человека - направление. А направление вы верное избрали. Я познакомлю вас с одной очень интересной особой. Она… постарше вас немного. Но успела прожить такую крутую, трагическую жизнь, что ни в каком театре мира, ни на одной сцене вы не увидите. Да-а! Представьте себе: деревенская девчонка попадает в Московский университет, выходит замуж за африканского студента, уезжает с ним в его жаркую страну. Там ее продают в гарем, делают рабыней. Потом с помощью американского журналиста ей удается бежать в США, затем она попадает в Европу и после скитаний по разным странам возвращается к себе на родину. К родителям в деревню не едет и даже ничего им о себе не сообщает. Поступает простой работницей на завод. Здесь, в Москве. На завод, где я создаю народный театр. Сегодня у нас репетиция, мы с вами поедем туда, и я вас познакомлю с женщиной удивительной биографии.
Машина остановилась на Новопесчаной улице у подъезда посадовского дома. Вера была заинтригована рассказом актера. Не утерпела, спросила имя той женщины, когда поднимались в лифте.
- Зовут ее Юлия. А фамилия - Законникова, - ответил Посадов.
- Юлька Королева! - воскликнула обрадованно Вера.
Посадов удивился:
- Вы ее знаете, Юлию Законникову?..
- Она из нашего совхоза… Я знаю ее маму и дедушку Василия Ивановича.
То, что Вера может рассказать в деревне о встрече с Юлией, немного озадачило Алексея Васильевича. Коль Юлия решила до поры до времени ничего не сообщать о себе родителям, значит, так надо, и подводить ее ни в коем случае нельзя. С другой стороны, - Юлии, надо полагать, будет приятно узнать, так сказать, из "первоисточника" о жизни ее родителей. Одним словом, он решил познакомить Веру с Законниковой, а там пусть сами решают, как быть дальше.
Вере тоже хотелось познакомиться не столько с "женщиной интересной биографии", сколько с той, которая пробудила в Гурове, в ее Мише, первую любовь. Променяла настоящего парня на какого-то чужеземного принца, Родину - на какое-то королевство. Этого Вера не могла ни понять, ни простить. Но потом, когда она представила себе трагическую судьбу Юльки Королевы на чужбине, у нее появилось чувство жалости.
У Посадова отдельная двухкомнатная квартира. Еще за дверью их встретил грозным лаем очень подвижной, суетливый, серый, пятнистый боксер. На Веру он смотрел недоверчивыми зелеными глазами и скалил зубы. - Вы его не бойтесь, он добрый, - успокаивал Посадов. И затем собаке; - Самбо, это свои. Это друзья. Друг. Понял? Ну, вот и хорошо. А теперь пошел вон. Я кому сказал?!
Неловко опустив голову, как-то стыдливо и обиженно, Самбо вышел из комнаты. Алексей Васильевич притворил за ним дверь, пояснил:
- Умный пес. Все понимает. Только сказать не может. Вот так мы и живем бобылями вдвоем с Самбо. Вдвоем ничего, не так скучно. Был у нас еще кена Еремка, хорошо пел. С ним совсем весело было. Да погиб, трагически погиб. Понимаете, в аквариуме утонул. Я как-то забыл налить ему воды в блюдечко. А он пить захотел. Полез в аквариум и утоп. Остались мы вдвоем с Самбо, без Еремкиных песен.
Самбо настойчиво начал царапать дверь, чего-то требуя. Посадов прокричал:
- Погоди, Самбо. Сейчас выпущу. - И уже к Вере: - Вы тут посидите у меня несколько минут, а мы с Самбо сходим погуляем. Мы недолго. Ведь вы не торопитесь, правда?
- Пожалуйста, - покорно отозвалась Вера. А Посадов уже спрашивал, держа в руках две тоненькие, небольшого формата книжицы:
- Вы стихи любите?
- Хорошие люблю, - ответила Вера.
- А плохих мы не держим. Хочу подарить на память вам и Наде. Ей я часто дарил стихи со значением. - Он полистал одну из книжек - это была "Горячая строка" Владимира Котова, заложил страницу, потом полистал другую - "Родительницу степь" Владимира Цыбина. Тоже заложил страницу. Подал Вере обе книжки: - Смотрите пока, а мы погуляем. Мы быстро. - И ушел.
