Борис Пильняк - Том 2. Машины и волки
Некульев уже уехал, когда вернулись Катяша и Егор, принесли Егору ведро самогону. Егор стал запрягать лошадь, Катяша задержалась, замешкалась со сборами, наклеивала на кивот – «Пиво Сокол на Волге», «Пиво Сокол на Волге». Егорушка от нечего делать ходил в барский дом, зашел в комнату, где поселился Некульев, потрогал его постель, прилег на нее, примериваясь; на столе лежали недоеденная сметана и в коробке из-под монпансье сахарный песок, – слюнил палец и тыкал им сначала в сметану, потом в сахар, – потом облизывал палец; на окне лежали зубной порошок, щетка, бритва: Егорушка задержался тут недолго, – попробовал порошок, пожевал его и выплюнул, помотав недоуменно головой, – взял зеркальце и зубной щеткой разгладил себе бороду и усы; – лежала около зеркальца безопасная бритва, рассыпаны были ножички, – Егорушка всех их осмотрел, пересчитал, выбрал, какой похуже, и спрятал его себе в карман; в конторе Егорушка сел за письменный стол Некульева, сделал строгое лицо, оперся о ручки кресла, расставив локти и ноги, и сказал: – «Ну что, которые там, лесокрады! – Выходи!..» – В семейных отношениях Егорушки главенствовала Катяша; – вскоре перед их избой стоял воз; были на возу и кивот «в Соколах на Волге», и поломанное кресло с золоченой спинкой, и две корзинки – одна с черным петухом (выменянным у Маряши), другая с черным котом (прибереженным еще с весны; кот и петух нужны были для влазин), – и сундук с Катяшиным – еще от девичества – добром; – и на самом верху воза сидела сама Катяша, уже подвыпившая самогонку, она махала красным платочком, приплясывала сидя, орала «саратовскую», – «шарабан мой, шарабан»… – Маряша с детишками стояла рядом с возом, смотрела восхищенно и завистливо; Катяша смолкла, покрестилась; покрестились и Егор, и Маряша, и дети; – Катяша сказала: – «Трогай с Богом!» – Попросила Маряшу: – «За скотиной ты посмотри, Игнат придет наведаться, покажи!..» – Поехали; Егор пошел с вожжами пешим, опять завизжала Катяша: – «Шарабан мой, американка, а я девчонка-шарлатан-ка!..» – –
При Некульеве единственное было собрание рабочкома. Собрали его хорошие ребята, мастеровые-коммунисты, Кандин и Коньков. Собрание было назначено на завтра, но многие съехались с вечера, – дальним пришлось проехать верст по сорок. Вечером в парке на крокетной площадке разложили костер, варили картошку и рыбу. У Некульева собирались на «подторжье», чтобы столковаться перед торгом рабочкома, – кто потолковее и кто коммунисты. Коньков был хмур и решителен, Кандин хотел быть терпеливым; говорили о революции, о лесах и – о воровстве, о небывалейшем воровстве в лесах, – говорили тихо, сидели тесным кругом, со свечой, в зале; Некульев лежал на диване; – сказал тоскливо Коньков: – «Расстреливать надо, товарищи, – и первым делом наших, лесных людей, чтобы была острастка. Что получается? – мы воюем с мужиками, а кто похитрее из мужиков – идет к знакомому леснику, потолкует, сунет пудишко, – и лесник отпускает ему, что только тот захочет, – получается, товарищи, одно лицемерие и чистое безобразие. Простите, товарищи, признаюсь: привязывался ко мне шиханский мужик, – дай ему лесу на избу, – день, другой, – я сижу голодный, а он и самогону, и белой, – я так ему морду избил, что отвезли в больницу, – не стерпел!» – Ответил Кандин: – «Я морды бил, прямо скажу, не раз, хорошего в этом мало. Обратно, надо рассудить: – получает лесник жалование, на хлеб перевести, – полтора целковых; на это не проживешь, воровать надо по необходимости, – ты смотри, как живут, свиньи у бар чище жили. В лесном деле нужна статистика: установить норму, чтобы больше ее не воровали, и виду не показывать, что замечаешь, потому – воруют от нужды. А если больше ворует, – значит, от озорства, – тогда, обратно, можно расстрелять. Святых нет, – а дело делать надо!» – Говорили о рабочкоме. – Рабочком создать необходимо было, чтобы связать всех круговой порукой. Некульев молчал и слушал, свеча освещала только диван, – ни Коньков, ни Кандин не знали, как повести наутро заседание рабочкома, чтобы не оторваться от всех остальных лесных людей. – В парке запели песню и стихли, Некульев пошел к остальным, в парк. У костра сидели люди, все оборванцы, все одетые по-разному, все с винтовками. Против огня лежал Кузя, подпер щеки ладонями, смотрел в огонь и рассказывал сказку. Кричало на деревьях всполошенное костром воронье. Некульев присел к огню, стал слушать. Кузя говорил:
– …И выходит, кстати сказать, хотел Илья Иваныч посмеяться над попами, а вышло наоборот. Открыл Илья Иваныч ларь – лежат три попа друг на друге, и все мертвые и холодеют уже на морозе. Испугался Илья Иваныч, отнес попов в амбар, разложил рядышком, – пришел в избу, сел к столу, думает, а самого, заметьте, цыганский пот прошибат… Ну, только Илья Иваныч очень был умный, посидел часик у стола, подумал и – хлоп себя по лбу! Пошел в амбар, попы уже закоченели, – взял одного попа, поставил его около клети, облил водой, на попе сосульки повисли. Пошел Илья Иваныч тогда в тарктир и, заметьте, прихватил с собой бутылочки, которые попы не допили, там гармошка играт, народ сидит, – и у прилавка, кстати сказать, сидит пьяница Ванюша, ждет, как бы ему поднесли. Илья Иваныч к Ванюше: – «Пей!» – дал ему бутылку. Ванюша выпил, пьяный стал, – ему Илья Иваныч и говорит: – «Дал бы еще, да некогда. Надо ит-тить – ко мне, вишь, утопленник пришел на двор, надо его в прорубь на Волгу отнести». – Ну, Ванюша вцепился: – «Давай я отнесу, только угости!» – А это самое и надобно было Илье Иванычу, говорит нехотя: – «Ну, уж коли что, из-за дружбы, – отнесешь, придешь в избу, угощу!» – Ванюша прямо бегом побег. – «Где утопленник?» – «Бона!» – Ванюша попа схватил, на плечо и прямо к воротам, – а Илья Иваныч к нему: – «Да ты погоди, надо его в мешок положить, а то народ напугаешь». – Положили, заметьте, в мешок. Ванюша понес, а Илья Иваныч второго попа из амбара выставил, облил водой, ждет. Прибегает Ванюша, прямо в избу: – «Ну, где выпивка?» – А ему Илья Иваныч: – «Нет, брат, погоди, плохо ты его отнес, слова не сказал, – он опять вернулся». – «Кто?» – «Утопленник». – «Где?» – вышли на двор. Стоит поп у клети. Ванюша глаза вытаращил, рассердился: – «Ах ты, такой-сякой, не слушаться!» – схватил второго попа и побег к проруби, – а Илья Иваныч ему вслед: – «Ты как будешь его в воду совать, скажи – упокой, Господи, его душу, – он в воду и пойдет!» – Это, чтобы помолиться все-таки за попа. – Только Ванюша со двора, – Илья Иваныч третьего попа ко клети, – прибегает Ванюша, – а Илья Иваныч ему выговаривает: – «Эх ты, Ванюша! Не можешь утопленника унести, – ведь опять вернулся. Придется мне уж с тобой пойтить, чтобы концы в воду. Неси, а я позадь пойду, посмотрю, как ты там управляешься». – Отнесли третьего попа, посмотрел Илья Иваныч, – спускает попов в воду Ванюша как следует, успокоился и говорит: – «Ну, все-таки ты, Ванюша, потрудился, пойдем – угощу!» – Да так его напоил, что у Ванюши всю память отшибло, забыл, как утопленников таскал. Так что про попов и не дознались, куда их черти дели. – Вот и сказке конец, а мне венец, – сказал Кузя.
Некульев отошел от костра, пошел во мрак, обогнул усадьбу, – пошел на гору, к обрыву, подумать, побыть одному… – Сказка показалась ему нехорошим вещанием.
Утром, на той же крокетной площадке, где многие так у костра и ночевали, собралось человек семьдесят лесников и полесчиков. Под липой поставили стол, принесли скамьи, – но многие лежали и на травке вокруг площадки. Костер не потухал. Винтовки составили – по-военному – в козлы. Избрали президиум.
От этого собрания остался нижеследующий протокол:
СЛУШАЛИ:
1. Доклад тов. Конькова о международном положении.[10]
2. Доклад тов. Кандина о плане работ рабочкома.
а) Культурно-просветительная работа.
б) Средства рабочкома и расходные статьи.
3. Предложение тов. Конькова отчислить от зарплаты в фонд по устроению памятника революции в Москве.
4. Донесение председателя Кадомского сельсовета Нефедова о том, что в расчетных ведомостях по 27 кордону были вымышленные фамилии, за которых получал объездчик Сарычев. – Сары-чев предъявил вышеупомянутые ведомости и указал, что правильность их заверена печатью и подписью председателя Нефедова, написавшего вышеозначенные донесения.
5. Дело о племенном быке, съеденном объездчиками и лесниками с 7 кордона; из племхоза был взят плембык за круговой порукой, – бык был убит и съеден, а в племхоз был направлен акт, что бык умер от сибирки.
6. Пожелание лесника тов. Сошкина не делать общих собраний по воскресеньям[11].
7. Предложение объездчика Сарычева о вступлении всех сразу в РКП.
ПОСТАНОВИЛИ:
1. Принять к сведению.
2. Ввиду разбросанности лесных людей по лесам культко-миссии не избирать; выписать коллективно на каждую сторожку по газете[12]; расходы – 1) канцелярские принадлежности, 2) подвода в город, 3) суточные.
