Анатолий Рыбин - Люди в погонах
На коротких остановках шоферы и механики-водители еле успевали осматривать машины и докладывать о их исправности командирам. Солдаты, обняв карабины и автоматы, дремали прямо на бронетранспортерах, склонив головы на плечи друг другу.
Комбаты управляли войсками на ходу. По радио принимали донесения из рот, получали от разведки новые сведения о «противнике». По радио отдавали свои приказы. И послушные их голосу колонны поворачивали, перестраивали боевые порядки и снова устремлялись вперед, преодолевая холмы, балки, речки. По степи разносился железный лязг тяжелых гусениц, гул моторов, и всюду вихрились новые тучи коричневой пыли.
От посредников поступали «вводные» о налетах авиации. Боевые колонны немедленно рассредоточивались и увеличивали скорость. Солдаты, не выпуская из рук оружия, надевали противогазы, кутались в накидки.
Если же вдруг «противник» на фланге переходил в контратаку, танки и бронетранспортеры быстро меняли направление, развертывались и вступали во встречный бой. На помощь передовым подразделениям мощные тягачи срочно подтягивали артиллерию.
На исходе вторых суток Мельников получил приказ остановить батальон и закрепиться на берегу небольшой речки между казахским аулом и Соленым озером, издали похожим на серебряную подкову. Впереди, километрах в трех, виднелась высота. Зеленая с боков и с желтой песчаной лысиной на макушке, она походила на старую боярскую шапку. На ее обратных скатах, как доносила авиаразведка, «противник» готовил силы для контратаки. Вечерело. Солнце одним краем уже плавило дальние холмы и перелески.
Остановив машину в лощине под кустами жесткого карагача, комбат вместе со Степшиным поднялся на бугор, чтобы лучше осмотреть местность. От усталости покачивался из стороны в сторону. В голове от долгой дорожной тряски и частых разговоров по радио стоял шум. Но все это было привычным. Мельников старался бодриться, не показывать своей утомленности подчиненным.
На бугре он развернул карту, посмотрел на нее, потом окинул взглядом местность, повернулся к Степшину.
— Знаете, майор, не нравится мне эта задержка.
— Мне тоже, — сказал Степшин, недовольно вытягивая свои тонкие губы. — «Противник» передышку получает.
— В том-то и дело.
— А чем, интересно, вызван приказ на остановку, товарищ подполковник?
Мельников задумался:
— Кто знает? Может, отставанием левого соседа. Ведь Жогин раза три приказывал из-за этого замедлять наступление.
— Возможно, — согласился Степшин.
Тем, временем солнце опустилось за горизонт. Разлившийся на полстепи закат бросил на холмы красноватые отблески. Озерная вода покрылась легкой позолотой. Освежающим ветерком потянуло в лицо Мельникову. Он свернул и убрал в планшет карту, живо поднял на Степшина беспокойные глаза, торопливо сказал ему:
— Вот что, майор. Поезжайте к Буянову и посмотрите, как он обеспечивает оборону фланга. Боюсь я, что Соболь не приведет свой батальон к полуночи.
— Слушаюсь, — ответил Степшин и, немного подумав, спросил: — Может, следует задержаться там?
— Да, да, — сказал комбат, — будьте пока в роте. Обратите внимание на расстановку противотанковых средств. Держите со мной связь.
Из-за холма вынырнул «газик» Жогина. Поправив пояс и кивнув заместителю, чтобы ехал, Мельников пошел навстречу машине. Полковник вылез из кабины красный, с гибким красноталовым хлыстиком в руке. Не дослушав рапорта комбата, он грозно ударил хлыстиком по серому от пыли сапогу.
— Вы почему не выполняете моего приказа? Вам ясно было сказано: замедлить движение.
— Да, ясно, — смело ответил Мельников. — Мы шли на замедленных скоростях, товарищ полковник. Последние тридцать километров...
— Что тридцать! На каких замедленных! — бледнея от злобы, кричал Жогин. — Вы мне учения хотите сорвать? Я заставлю вас подчиняться приказам!
Но чем больше он злился, тем сильнее давала о себе знать усталость. Одышка предательски разрывала голос, хватала слова, задерживала их в горле. Впервые Мельников видел Жогина таким. Неожиданно у него появилось к нему чувство жалости. Он решил хоть немного успокоить его, объяснить, что слишком большое замедление в движении войск было невозможным.
— Разрешите доложить, товарищ полковник?
— Что доложить? — спросил Жогин, немного остыв.
— Я хочу сказать, — начал Мельников, — что последние тридцать километров наши машины шли только на низких скоростях. Это подтвердит каждый водитель. Мы даже начали отставать от «противника». А ведь если бы «противнику» удалось оторваться от наших частей на большое расстояние, он получил бы возможность применить ядерное оружие.
— Правильно, получил бы, — махнул хлыстиком Жогин. — Но вы же без соседа увязнете здесь. Понимаете это или нет?
— Понимаю, — ответил Мельников и больше ничего не успел сказать. Подъехал командир дивизии. Он спокойно вышел из машины. Выслушав рапорт Жогина, спросил:
— Что, полковник, потеряли батальон? В самый ответственный момент кулак разжали. Как же теперь драться-то будем?
— Подтянем, товарищ генерал.
— Когда?
— Надеюсь, через час.
— Не знаю, как это вам удастся. — Павлов снял фуражку и вытер ладонью пот со лба. — Подполковник Соболь еще за тридевять земель. Ожидать его с открытым флангом — дело невеселое. Ну, а что касается вашего батальона, — он повернулся к Мельникову, — я доволен. В современных условиях так и надо наступать: мобильно, стремительно. Главное, не давать передышки «противнику».
Мельников повеселел, но в разговор не вступил. Неудобно было говорить о собственных делах, да еще после упреков полковника. А Павлов продолжал хвалить:
— Что хорошо, то хорошо. Один водитель устал — другой в запасе, другой устал — третий имеется. Правильно. А вот у Соболя не то. — Комдив поморщился и покачал головой. — Там старинка-матушка верховодит.
«Это факт, — подумал Мельников, жадно ловя каждое слово генерала. — Я-то знаю, где корни этой старинки».
Павлов пристально посмотрел на комбата и вдруг спросил:
— А теперь что думаете? «Противник»-то силы накапливает. К утру может ударить. Ждать будем?
— Ждать нельзя, товарищ генерал. — Мельников повернулся к высоте, вершина которой еще плавилась в огне заката. — Брать надо ночью. Если не возьмем, засесть можем.
— Верное решение, — сказал Павлов. — А я думал, вы отдыха запросите.
2
Григоренко ехал в одной машине с Соболем. Усталый, серый от пыли, он смотрел на багряную полоску неба и досадовал, что день уже угасает, а приказ командира полка «догнать первый батальон» не выполнен.
Более трех часов прошло с того момента, как замполит встретил отставшие колонны. За это время он сделал все возможное: разъяснил людям опасность создавшегося положения, добился, чтобы во всех ротах агитаторы провели беседы об ответственности за выполнение задачи, выпустили боевые листки, перед каждым водителем бронетранспортера написали:
«Напрягай силы, не снижай скорость».
Теперь, покачиваясь в машине, он думал, нельзя ли перед наступлением ночи еще чем-нибудь ободрить водителей? Ведь впереди еще столько трудностей.
Мысли его прервал настойчивый писк рации. Соболь натянул на голову шлемофон, послушал и вдруг заволновался:
— Ну вот, новость. Командир полка грозит отстранить меня от должности. А за что?
Он отбросил сгоряча карту и минуты две сидел в глубокой задумчивости. Потом повернул к Григоренко свое длинное красное лицо, сказал со злостью:
— Видите, что получается. Мельников сломал боевой порядок, а другие за него отвечать должны.
— Но ведь отстали-то вы, а не Мельников, — заметил Григоренко.
— Чепуха, — махнул рукой Соболь. — Мы движемся, как позволяет местность.
— А Мельников, по-вашему, на крыльях летит?
И тут, как нарочно, впереди, в низине, завязли сразу два бронетранспортера. Заметив их, Соболь на ходу приоткрыл дверцу и резко вытянул руку.
— Вон, полюбуйтесь, товарищ подполковник. На таких дорогах поневоле отстанешь.
Подъехав ближе, он выскочил из кабины, крикнул что-то сидевшим на бронетранспортерах людям и прямо в обмундировании метнулся в воду. Увлеченные примером комбата, солдаты мгновенно спрыгнули со своих мест и уперлись руками в борта.
Бронетранспортер, стоявший на самой середине лимана, подался вперед и, словно низкий тупоносый катер, поплыл к берегу.
Зато другую машину сдвинуть с места не удавалось. Долго ходил вокруг нее разгоряченный Соболь. Он ругал водителя и солдат, сам упирался плечом в забрызганную желтой водой броню.
Тем временем Григоренко связался по радио с начальником штаба и сообщил ему, что нужна помощь. Вскоре к лиману подошел артиллерийский тягач.
Соболь вышел на берег мокрый, с грязным лицом, но все еще охваченный какой-то буйной решимостью. Казалось, будь он сейчас в настоящем бою, бросился бы не только в воду, а под любой огонь противника.
