Юрий Рытхэу - Полярный круг

Иунэут украдкой от мужа начала читать все, что можно было достать о далеком городе. Знакомый летчик Шаронов знал об этом и о том, что Кайо бывал в Ленинграде, привозил все, что было в книжном магазине районного центра и в Анадыре. Иунэут читала романы Достоевского и пыталась представить себе старый Петербург… Наверное, он так же отличался от нынешнего Ленинграда, как новый Улак, застроенный деревянными домиками, от прежнего — двух рядов яранг на берегу моря. Хотя дворцы — не яранги, их, наверное, незачем сносить, пусть они возведены и при царизме. Значит, в этом городе старое перемешалось с новым, как у многих земляков Иунэут старшего поколения.

— А овин — что это? — спрашивала Иунэут.

— Не знаю, — пожимал плечами Кайо. — Старый овин… Значит, может быть и новый. И где-то стоит на окраине селения, раз у него встречаются и прощаются…

— Может быть, вроде ворот? — высказывала догадку Иунэут.

— Ворота есть ворота, — говорил Кайо. — Зачем бы их другим словом называть стали?

— Но в русском языке так много слов! — напоминала Иунэут. — Одно и то же по-разному может быть названо!

Через год после переселения в тундру Кайо, по настоянию районного врача, поехал в больницу на обследование. Ему очень не хотелось возвращаться в больничную обстановку, которая напоминала ему о самых тяжелых днях его жизни, но надо было… Ему стало не по себе, и он даже почувствовал, как под теплой рубашкой у него выступает давно позабытый, противный, липкий пот.

Его выслушивали сразу три врача, брали разные анализы, вертели перед экраном рентгена, делали снимки, а потом вызвали к главному и торжественно объявили, что он практически здоров и от туберкулеза у него остались одни лишь рубцы.

Кайо радовался от души и представлял собственные легкие как изборожденное шрамами лицо воина, выдержавшего нелегкую битву.

Он ехал в стойбище с чувством великого спокойствия, сознания того, что он нашел свое место на земле, свою судьбу, с уверенностью, что начинается новая жизнь, которую он должен посвятить этому скудному краю.

Вездеход двигался слишком медленно, останавливаясь у каждого стойбища; у Кайо не было терпения ждать, и он пошел пешком, благо оставалось лишь километров двадцать. Стояла долгая тихая ночь, когда над миром слышен далекий шепот звезд и легкое шуршание полярного сияния.

Кайо был переполнен неизведанным чувством слияния с небом, с заснеженной тундрой. Он не торопился, зная, что ноги его идут достаточно быстро, ибо они стучат в такт спешившему сердцу.

Он еще издали услышал песню. Она звучала из маленького алого пятнышка костра, горевшего в чоттагине.

Позарастали стежки-дорожки,Где проходили милого ножки…Позарастали мохом-травою…

От этого голоса, от этих простых слов перехватило у него горло. Ну и что из того, что позарастали стежки-дорожки, по которым ходил, бродил, шагал милый человек? Но, видно, есть что-то такое очень дорогое, сокровенное, очень близкое сердцу, что торопит человека, несет его к дому, откуда доносится родной голос…

Много утекло тундровой воды с тех пор… Действительно позарастали стежки-дорожки, даже кое-где прибитые вездеходами колеи. Не прямым был путь Кайо, нелегко пришлось Иунэут. Но кто скажет заранее, какая жизнь является праведной и истинной? Разве не сам человек ищет свой собственный путь, ошибаясь, разбивая лоб о твердь земную, распутывая собственным разумом хитросплетения жизни? И как хорошо, что рядом Иунэут, вроде бы незаметная со стороны женщина, но какая нужная для Кайо! От скольких пропастей она увела своего мужа!

Будет ли Маюнна такой для Алексея?

В квартире было тихо, и издалека был слышен оживленный гул свадебной процессии: молодые шли из столовой. Кто-то громко играл на баяне, слышна была песня, мелодия знакомая, но слова какие-то странные, незапоминающиеся.

— Сейчас, когда они придут, — сказал Кайо жене, — обо всем им и скажем.

— О чем — обо всем? — встрепенулась Иунэут.

— Разве я тебе не сказал? — удивился Кайо.

— О чем же?

— Странно, у меня такое ощущение, будто я с тобой давно советовался, — улыбнулся Кайо.

Иунэут осуждающе поглядела на мужа. Ведь сколько лет ему, отец взрослой дочери, а иногда ведет себя как ребенок, дурачится, напускает на себя загадочность, а потом оказывается какая-нибудь ерунда…

— Может быть, отложим до завтра? Пусть молодые отдохнут, — предложила Иунэут.

— Вот как раз об отдыхе и разговор, — сказал Кайо.

Молодые вошли в дом, и Кайо велел дочери принести большую кружку воды.

Кайо долго и с видимым удовольствием пил чистую холодную воду улакского ручья. Обтерев губы, он весело посмотрел на дочь, на Алексея и сказал:

— Вместе поедем в Ленинград.

— Когда? — удивилась Маюнна.

— Совсем скоро, — ответил Кайо.

— У меня ведь работа. Да и у Маюнны… — напомнил Алексей.

— Вам полагается свадебный отпуск, — ответил Кайо. — Я обо всем подумал.

— Но ведь сколько денег нужно… У меня на дорогу нет ни копейки, — сказал Алексей.

— Денежный вопрос пусть вас не волнует. Эта поездка будет свадебным подарком, — важно сказал Кайо.

— Это было бы здорово! — еще не веря, произнес Алексей.

— Спасибо, папочка! — воскликнула пришедшая в себя Маюнна.

— А ты почему молчишь? — обратился Кайо к Иунэут.

Как же она на этот раз не смогла догадаться? Ей уже казалось, что она давно может знать наперед многие мысли и намерения мужа. На этот раз ее главной заботой было успокоить его, утихомирить его душевную боль. А он, ее Кайо, мучаясь, размышляя, смолкал порой на долгие часы, искал выхода.

— Почему ты скрыл это от меня? — обиженно спросила Иунэут. — Было бы красиво объявить на свадьбе.

— И еще, — торжественным голосом продолжал Кайо, — дарю вам на первое обзаведение шестнадцать оленей!

— Каких оленей? — спросил Алексей.

— Дарю вам, — уточнил Кайо, — восемь важенок, четырех быков, четырех телят.

— Спасибо… То есть, конечно, благодарю, — растерянно пробормотал Алексей. — Но куда нам столько? За целый год их не съесть.

— Не для еды вам олени, — заметил Кайо. — Живые олени. Это ваше стадо.

— Частная собственность, что ли? — почему-то шепотом спросил Алексей.

— А что тут такого? — возразил Кайо. — Твои родители имеют автомобиль?

— Нет.

— Ну, какую-нибудь собственность имеют?

— Садовый домик! — вспомнил Алексей.

— Это что?

— Маленький домик за городом. На станции Рощино. Летом родители выезжают туда на отдых, копаются в земле, кое-что выращивают. Ягоды, огурцы, редиску…

— А разве ягоды сами в лесу не растут? — удивилась Маюнна.

— Растут, но это садовые, — объяснил Алексей.

— Ну вот — эти шестнадцать оленей будут для вас как бы садовый участок на Чукотке, — с улыбкой произнес Кайо.

Алексей крепко почесал затылок. Шестнадцать оленей! Он только издали видел настоящего живого оленя. А тут — целое стадо! Он представил себя в меховой кухлянке, в нерпичьих брюках, с посохом в руках (он видел именно такими пастухов, приезжавших в Улак) и растерянно улыбнулся.

— А где мы их будем держать? — осторожно спросил он.

— Живой олень, кроме как в тундре, нигде не живет, — веско сказал Кайо и, увидев обеспокоенное лицо Алексея, предложил: — Если доверяешь, пока пусть побудут в моем стаде.

— Конечно! — с радостью согласился Алексей. — Я доверяю вам!

— А теперь — спокойной ночи. Завтра будем оформлять отпускные документы, — сказал Кайо, позвал Иунэут, и они вышли из комнаты.

Алексей места себе не находил — то вставал, то снова садился: шестнадцать оленей, неожиданная поездка в Ленинград! Такое может только присниться!

— Что с тобой? — участливо спросила Маюнна, стелившая постель.

— Все это так неожиданно! Я боюсь даже поверить. Твой отец — просто чудо! — горячо произнес Алексей.

Маюнна рассмеялась.

— Такой уж он есть.

— Откуда же у него столько денег? — возразил Алексей. — Он ведь не профессор и не директор завода!

— Он просто пастух, — ответила Маюнна. — В нашей тундре пастух оленьего стада получает много денег — такая работа. Вот когда доведется тебе попасти собственное стадо — узнаешь, за что платят оленеводам.

В одном из больших ленинградских жилых домов, расположенных на Московском проспекте, недалеко от Благодатной улицы, живет семья токаря завода «Электросила» Петра Яковлева. В этой квартире Петр Тимофеевич жил давно, сначала занимал одну комнату, а потом, по мере того как соседи получали квартиры, ему предоставляли комнату за комнатой, пока он не стал единоличным ответственным съемщиком. Район для семьи Яковлевых был очень удобный — до работы можно пешком дойти. Недалеко — парк Победы, а до центра, прямо до Невского, за каких-нибудь двадцать минут можно доехать на метро.