Георгий Шилин - Прокаженные
В тот же день под предводительством Пети Калашникова все ребята — Ромашка, Андрюшка, Лиза, Нюрочка и Дуняша — отправились в степь рвать цветы для украшения помещений, в которых должны происходить торжества. Цветов натащили много — не знали, куда девать. Одним словом, подготовка к празднику вызвала у всех оживление необычайное.
И вот, в последних числах августа, желанный день наступил.
И на больном и на здоровом дворах всюду были развешаны разноцветные, склеенные из бумаги фонарики. Длинная их цепь тянулась со здорового двора на больной, как бы символизируя их соединение. Кругом полоскались разноцветные флажки, красные полотнища.
Уже в начале дня выяснилась программа вечера. Силами любителей, частью с больного, частью со здорового дворов, ставился одноактный веселый водевиль. Репетировали этот водевиль недели две.
Во второй части вечера "оркестр народных инструментов", состоящий из трех гитар, четырех балалаек и двух мандолин, под управлением страстного мандолиниста Ромки Козлова — недавно поступившего в лепрозорий парня лет двадцати трех — и при аккомпанементе Пети Калашникова, должен был исполнить ряд вещей, намеченных заранее.
В заключение для всех собравшихся устраивался ужин. Специально для этой цели был оборудован большой и вместительный сарай на здоровом дворе, где обычно стояли экипажи, валялся разный хлам. Сарай преобразился — украшенный зеленью, цветами, он выглядел чрезвычайно уютно и привлекательно.
Сейчас же после обеда в сарай принесены были столы, скамейки, стулья, белоснежные скатерти, комнатные цветы. Меню, тщательно составленное самим Сергеем Павловичем при помощи повара Каблукова, предусматривало целый ряд весьма вкусных блюд. При этом все рассчитывалось так, чтобы люди ели "сколько пожелает душа". Одним словом, Сергей Павлович не пожалел для празднества ни сил, ни средств. В последнюю минуту он распорядился даже отпустить к ужину по бокалу красного сладкого вина. Приказ хранился в тайне, так как вино должно было послужить неожиданным сюрпризом при поздравлении новобрачных.
Примерно за неделю до наступления этого высокоторжественного дня Сергей Павлович послал специальное приглашение Семену Андреевичу — прибыть "вместе с супругой" на праздник и получил немедленный ответ: Семен Андреевич обещал обязательно приехать. И действительно, часа в три, когда весь здоровый двор заканчивал подготовительные хлопоты и валился с ног от усталости, в ворота въехала линейка. На ней сидели Семен Андреевич и Лиля.
Зрелище, представшее их глазам, очень понравилось «шефу». Он вообще был растроган самой идеей празднества.
Лиля тотчас же побежала на больной двор повидать Катю. На этот раз встреча была дружественной, радостной — Катя давно уже успокоилась и торопливо расспрашивала о всех подробностях Феденькиной жизни, ни разу, к удивлению Лили, не намекнув о своем желании повидать ребеночка. Из этого Лиля сделала вывод, что Катя окончательно примирилась со своим положением.
Когда Лиля собралась уходить, Катя, слегка задержав ее, вдруг заволновалась и, точно стесняясь чего-то, проговорила, страшно торопясь:
- Вы меня простите, ради бога… И не сердитесь за это. Но как бы это сказать вам, моя хорошая, моя дорогая… Вот и не знаю, как сказать, — задумалась она. — Меня эта мысль начала волновать только недавно… Ну, вот, предположим на одну только минуточку, ведь это может случиться, правда?..
Как будет, если я вдруг поправлюсь… выздоровлю? Вы мне отдадите Феденьку? — И заметив, как Лиля смутилась, ухватила ее за руку. — Нет, нет, не волнуйтесь, не отчаивайтесь. Это я так спросила. Я ведь не выздоровлю, хотя и начала усердно лечиться… Нет, нет, даже не думайте об этом… Не поправлюсь я, не поправлюсь… Сегодня вечером праздник, — улыбнулась она. — Вы будете в клубе? Я тоже буду. Как я рада, что вы приехали… Главное, вот о чем, едва не забыла, — она покраснела и потупилась. — Главное, передайте вашему супругу, что я на него не сержусь, совсем… И даже благодарна ему, пусть и он на меня не сердится… Ведь он на меня не сердится, правда?
- Да за что же? — улыбнулась Лиля.
- Вот и чудно, — обрадовалась Катя, — а я думала — он ненавидит меня…
Едва только наступил вечер, как весь лепрозорий засветился множеством разноцветных, веселых огоньков, казавшихся чрезвычайно красивыми на темно-бархатном фоне степи и неба. Зажглись фонари, вспыхнули гирлянды фонариков. Оживление всюду было необычайное. По-праздничному одетая молодежь обоих дворов суетилась около клуба, с нетерпением поджидая начала.
Празднество всколыхнуло больных необычайно: в клуб явились все "стоящие на ногах". Явились даже те, кто никогда не приходил туда, считая редкие спектакли, устраивавшиеся в клубе, за "пустую забаву". Пришла и Феклушка, много лет не уходившая дальше своей скамеечки, тяжело опираясь на палку, в своей нарядной длинной юбке, которой насчитывалось лет тридцать и в которой выходила она когда-то на дорогу встречать дочь, забывшую ее окончательно.
Явились даже три слепые пары, никогда не покидавшие своих бараков. Они тоже радовались, им тоже интересно было «посмотреть», что будет твориться в клубе. Принесли и Макарьевну.
Одетые в чистые белые халаты, на передних скамьях уселись все здоровые;
позади — больные, некоторые с детьми на руках, многие — перевязанные. В рядах выделялись то там, то тут чистые лица выздоравливающих.
Семен Андреевич с Лилей уселись на стулья переднего ряда и с молчаливым любопытством посматривали на синий занавес, скрывавший сцену.
Перед рампой появился Маринов. Он был выбрит, причесан, в новых сапогах, весело водил глазами по залу. Улыбнулся, произнес краткую, замечательно бодрую речь. Поздравил «молодых». Аплодировали ему долго, тепло. Но вот из-за занавеса показался Сергей Павлович. Шум, стоявший в зале, мгновенно утих.
Туркеев обвел взглядом собравшихся, затем снял очки, протер их и опять приладил к глазам.
- Граждане, — прозвучал его слабый голос, — сегодня у нас, как вы знаете, торжественный день…
Он взглянул поверх очков в ту сторону, где на специально приготовленных скамейках сидели новобрачные, и продолжал:
- Прежде всего я хочу поздравить от имени всех больных и работников лепрозория Зину и Марию, а также Лихачева и Кадыбанова по случаю их бракосочетания и пожелать будущим их семьям всякого преуспеяния и счастья.
Раздались аплодисменты. Зал оживленно зашумел. Остренькое лицо Зины Кузнецовой осветилось радостной улыбкой. Она покраснела. Кадыбанов сидел неподвижно, с величавым достоинством слушая приветствие. Маленькая фигура Лихачева колыхнулась, он почесал голую, без единого волоска бровь и принялся вертеть по сторонам русой головой, точно не допуская мысли, что приветствие относилось к нему. Маша Величкина слегка вспыхнула, поправила на голове красивый голубой платок, прикрыла им на щеке густо-лиловое пятно.
Наклонившись к Лихачеву, она принялась что-то шептать. Тот одобрительно закивал головой.
- Мы им желаем, — продолжал Туркеев, улыбаясь, — пусть они скорее выздоравливают и подарят нам здоровых ребят, будущих энергичных работников…
Тут Зина уже явно смутилась и прижалась головой к груди мужа. Зал принялся аплодировать.
- Вот… — задумался Туркеев, точно не зная, о чем говорить дальше. — В честь наших новобрачных мы сегодня и устраиваем праздник. Пусть повеселятся они, да и все вы повеселитесь, потанцуйте, порадуйтесь, и за урожай тоже порадуйтесь… Нынче он выдался у нас замечательный благодаря хорошей погоде и вашей энергии… Кроме того, повеселитесь и порадуйтесь за тех, кто вылечился, кто ушел в этом году от нас, стал здоровым… В прошлом году мы вылечили…
- Семерых! — подсказали ему из зала.
- Верно — семерых, — улыбнулся он. — А нынче мы вылечим десяток, а то и больше… десяток-то уж наверное, — твердо сказал он, и при этих словах в зале послышалось сочувственное оживление. — Еще далеко некончен год, а мы уже вылечили шестерых… Шестеро получили здоровье! — воскликнул он с гордостью.
Но в этот момент в зале зашевелились, и кто-то спросил:
- А шестой кто?
Туркеев умолк, уставился в ту сторону, откуда последовал вопрос.
- Как кто? Считайте: Перепелицын, Калашников, Рыбакова, Голубков, Филиппов… — и, неожиданно опустив глаза, смутился. — Верно, не шестеро, — поморщился он, — а пятеро… Почему-то я все время считаю эту… эту… как ее, — уставился он на Веру Максимовну, — да, почему-то я все время припутываю в это число эту… Олю Земскову, — и он с досадой махнул рукой, заметив, как Вера Максимовна побледнела и сидит с закрытыми глазами. — Она ведь излечилась еще в прошлом году. Думаю, граждане, что число излечившихся у нас с каждым годом будет возрастать, и когда-нибудь у нас исчезнет совсем надобность лечить людей от проказы. Но помните одно: недостаточно надеяться на одних врачей, на одну науку. Как бы сильна она ни была, как бы горячо и энергично ни стремились мы победить недуг, никаких сил не хватит, если не поможете нам вы сами. Помогите же и вы нам бороться успешно с болезнью прежде всего аккуратностью в лечении и выполнением предписания врачей. И главное… пусть каждый из вас не только желает вылечиться, но и верит в это… Если не сегодня, то завтра, если не через год, то через два, но каждый из вас должен вылечиться несомненно! Плох тот больной, который не верит, что он станет здоровым! Феклушка, — и его очки неожиданно остановились на ней, — Феклушка, ты веришь в свое выздоровление?