Борис Четвериков - Котовский. Книга 2. Эстафета жизни
Ольга Петровна хотела пояснить, как протекала жизнь Григория Ивановича, рассказать о тяжелых его переживаниях, о тюрьмах, о постоянном напряжении, о смертном приговоре, о каторге, об одесском подполье, о военных передрягах, но профессор ее остановил:
— Знаю. Все знаю, уважаемая Ольга Петровна. Тут не только неврастения, тут с ума можно сойти. Мы все изумлялись атлетическому сложению и феноменальному здоровью товарища Котовского. Но всему есть предел! Нельзя требовать от организма больше, чем возможно. Французы говорят, что даже самая красивая девушка не может дать больше, чем она имеет. Неврастения у Григория Ивановича в весьма тяжелой форме. Требуется отдых, отдых и еще раз отдых. Нельзя издеваться над своим организмом. Представьте себе, что мы натягиваем очень прочную стальную струну. Сначала она звенит все тоньше и тоньше, издает чистый серебряный звук. Но если продолжать ее натягивать, она лопнет. Я так и доложу командованию. Требуется санаторное лечение, абсолютный покой, длительное отстранение от всякой деловой обстановки.
— На это он не пойдет… Я знаю его. Если бы удалось заставить его хотя бы взять отпуск, он и отпуск никогда еще не брал.
Профессор развел руками:
— Тут я уже ничего не могу сказать, сударыня. Болезнь хорошо лечить, пока она не запущена, in statu nascendi. А если у человека сегодня потрясение, завтра потрясение и так — бесконечное испытание прочности нервов, то, сами понимаете, даже gutta cavat lapidem, капля долбит камень. Я поговорю с Михаилом Васильевичем Фрунзе, хотя ему о своем здоровье надо бы подумать, но он принимает горячее участие в судьбе Котовского. Наш общий долг — поддержать этого человека, вернуть ему силы, равновесие, он еще многие-многие годы будет служить народу, находясь в армии, этом sancta sanctorum государства.
3
От санаторного лечения Григорий Иванович категорически отказался:
— Все равно я оттуда на другой же день сбегу. Смотреть на эти постные, кислые физиономии, глотать таблетки, ложиться спать по звонку и питаться всяческой диетической гадостью… Нет, делайте со мной что хотите, но увольте от такого бесчеловечного наказания! Я просто не влезу в санаторный халат! По мне лучше каторга, чем санаторий!
Тогда Фрунзе предложил ему взять месячный отпуск и ехать с семьей в военный совхоз Чебанку, под Одессой.
— Прелестное место, я сам жил там прошлое лето, — убеждал Фрунзе. Тут тебе и море, и тишина, а главное, Одесса рядом… Кормят там хорошо, а у вас домик будет отдельный, веранда, сад… Чего еще надо человеку? Рай земной!
— Ну, если рай, — улыбнулся Котовский, — можно попробовать, я всю жизнь больше по преисподням слонялся.
В отличном настроении приехал Котовский в Умань, и начались сборы в дорогу. Все складывалось как нельзя лучше. И корпус было на кого оставить, и Григорий Иванович радовался за сына — пусть подышит морским воздухом, да и Ольге Петровне совсем не мешает отдохнуть.
Порадовали Котовского и коммунары. Приехал из Ободовки председатель коммуны Левицкий, рассказывал, как хороши у них дела, привез с собой показать Котовскому новое пополнение — двух демобилизованных красноармейцев, принятых в коммуну.
Котовский обо всем расспрашивал, даже о том, сколько у них молодняка и каковы надои молока.
Виктор Федорович подробно обо всем докладывал. Вид у него был превосходный, он загорел, от него веяло здоровьем, полем, благополучием. Такие же были и его помощники.
— Дорогие товарищи! — любовался на них Котовский. — Очень рад слышать о ваших успехах. Рад, что вы оправдали все ожидания и надежды, даже перешагнули за них. Ваша коммуна становится предметом внимания всего Союза, и это должно вдохновлять вас. А ведь в Советском Союзе все должно стремиться стать образцовым, самым что ни на есть лучшим. В этом и заключается счастье. Метко сказал кто-то из классиков, что счастье — как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть.
— Да, — согласился Левицкий, — пока что дела у нас идут в гору, не нарадуемся.
— Я думаю, дорогие друзья, ввиду того, что ваши акции поднимаются, не мешает осенью или зимой, когда я буду в Москве, поднять вопрос о передаче вам Ободовского сахарного завода. Справитесь?
— Чего не справиться! Нам только было бы к чему руки приложить!
Котовскому хотелось еще и еще сказать им что-то приятное, подбодрить и воодушевить. Он не привык хотя бы на один день приостанавливать работу. И теперь, уезжая в отпуск, старался все предусмотреть, всем дать наказ, чтобы успешнее шла работа, чтобы чего-нибудь не напутали тут без него.
— Кооперацию, — рассказывал он коммунарам, — я рубль за рубль передал Молдавской республике. Конечно, мы пошли на жертву, но ведь надо же учитывать политический эффект. Следует поддержать их на первых шагах, создать материальную базу для нашей молодой Республики.
Коммунары одобрили это решение:
— По-государственному решаете, — сказал Левицкий, — с пользой для дела.
— Вот так-то, — продолжал Котовский. — Дела как будто бы идут хорошо, все радует, все будит надежды. Вот увидите, товарищи, пройдет каких-нибудь десять — пятнадцать лет — и мы построим социализм. Уж больно народ-то у нас хороший.
Прощаясь с ободовцами, Котовский крепко пожимал им руки:
— Я еду полечиться, осенью непременно загляну к вам. До того хочется, чтобы все шло успешно, так бы, кажется, сам всюду вмешался и подсобил!
— Спасибо, спасибо, Григорий Иванович! Чувствуем это, чувствуем вашу поддержку. Наказ ваш выполним, не беспокойтесь.
— Будьте сильны и здоровы! Всей душой с вами! Передайте мой привет героям и героиням, славным коммунарам!
Уехали ободовцы, а Котовский все ходил и улыбался.
— Хороший народ! Как ты считаешь, Леля?
— Хороший.
— Знаешь, какая у меня идея? Что, если нам никуда не поехать, ни на какой отдых, ни в какую Чебанку?
— Ты что, смеешься? Я уже и подорожников напекла!
— С подорожниками управимся и без дороги! Нет, давай поговорим серьезно. Исследование уважаемые профессора сделали? Сделали. Никаких язвенных болезней у меня не нашли? Не нашли. Я же говорил тебе: здоров и полон сил, чего и вам желаю! А к этой самой Чебанке-Кабанке, или как там ее, у меня просто душа не лежит. Ну как это я буду там ничего не делать? Не умею я ничего не делать!
Ольга Петровна сделала строгие глаза:
— Как! Ты, значит, ничего не понял? Тебе нужно очень серьезно отнестись к советам врачей, тебе необходим покой, полный отдых — ведь слышал же, что говорил профессор? Хорошо, я согласна, не езди в санаторий, тебе санаторный режим претит. Но пожить на лоне природы… чтобы было море, были сады…
— Ну ладно, — вздохнул Котовский. — Тогда вот что: я возьму с собой «Капитал» Маркса и буду его изучать.
— А если просто отдохнуть? Без всяких заданий? Можно это позволить себе хоть раз в жизни?
Котовский молчал, он обдумывал. Наконец ответил:
— Раз в жизни? Как ты считаешь, Леля? По-моему, и раз в жизни нельзя.
4
Так они попали под Одессу, в совхоз Чебанка, где был также дом отдыха на тридцать человек, так что у Котовских не было заботы и о питании. Ольга Петровна взяла с собой сестру, Елизавету Петровну. Елизавета Петровна была привязана к маленькому Гришутке, крепко дружила с сестрой и благоговейно относилась к Григорию Ивановичу.
Разместились хорошо. Спать Григорий Иванович решил на веранде. Все было бы превосходно, если бы не смутные тревоги и опасения, преследовавшие Ольгу Петровну. Но она приписывала это своей беременности. Вообще же в Чебанке было все, чего хотела Ольга Петровна: развесистые яблони с душистыми румяными яблоками, которые с легким стуком падали на землю и ждали здесь, на горячем припеке, не захочет ли кто-нибудь полакомиться ими… тихие, поросшие травой улицы, хорошенькие домики, рыбачьи лодки на морском берегу… солнце и море — золото и бирюза… и душные горячие южные ночи, наполненные запахами моря и трав…
В день приезда Котовский действительно полностью отдыхал, может быть, впервые в жизни. Он лежал в шезлонге перед окнами домика. Прошелся к морю. Разговаривал с сыном, отвечая на его вопросы: зачем устроено море, зачем оно соленое, везде ли растут деревья и кто их сажает, почему рыба живет в соленом море, а сама не соленая. Ольга Петровна была в восторге, что муж все-таки по-настоящему отдыхает. Она даже уговорила его вздремнуть часок после обеда:
— Ведь и в санаториях устраивают мертвый час!
Со следующего дня все пошло иначе. Котовский, по обыкновению, вставал в пять часов утра, делал гимнастику и шел на море купаться. После завтрака он усаживался за «Капитал». Читал, делал выписки и отмечал, какие книги ему понадобятся дополнительно в ближайшее время. Почувствовав, что устал, он отправлялся в совхоз. Знакомился со служащими, выслушивал добрые советы и сам делился опытом и знаниями. После обеда снова занимался. А вскоре в Чебанку стали приезжать с докладами корпусные работники, так что фактически Котовский и здесь продолжал руководить корпусом.
