Вера Панова - Собрание сочинений (Том 4)
Ш е м е т о в а. Сережка. Тебя разоблачат и отправят в тыл. Что тогда будем делать?
Б а к ч е н и н. Разоблачат, тогда и будем думать - что делать.
Ш е м е т о в а. Тогда уже поздно. Нет, правда: ты не очень с ним задирайся. Я не могу, чтоб тебя отправили.
Б а к ч е н и н. Не отправят. Мне уже выписываться на днях.
Ш е м е т о в а. Как я без тебя? Я эти трое суток умирала... (Плачет.)
Б а к ч е н и н. Вот, ей-богу. Сводка хорошая, погода хорошая, так я славно сорганизовал наше свидание, а ты... Вот он я, вот она ты, чего же плакать, ну?
Ш е м е т о в а. И сама не знаю. От счастья. И теперь ведь тебя не смогут, правда, посылать в разведку? Не смогут, не смогут! И мы не будем каждый вечер прощаться навсегда!
Б а к ч е н и н. Ненаглядная моя... Теперь я дорожку проложил. Через все заборы, через всех профессоров и генералов. Теперь жди меня к себе. Придешь из штаба, откроешь дверь, - а я тут как тут! (Поцелуй.) Если в тыл, Оля, - это уже по демобилизации.
Ш е м е т о в а. Не говори о демобилизации.
Б а к ч е н и н. Говорить не говорить - уже недалеко.
Ш е м е т о в а. Когда я слышу это слово, мне гора представляется. Гора всяких сложностей. У, горища!
Б а к ч е н и н. Опять-таки незачем переживать заранее.
Ш е м е т о в а. Если б можно так: просто чтоб мы вместе и не надо разлучаться... и никому чтоб от этого не было боли...
Б а к ч е н и н. Кому? Почему я обязан об этом беспокоиться? Я о нас с тобой хочу беспокоиться! А я не перенес боли? Дай бог, сколько мне ее выпало... И откуда известно, что ему так уж будет больно? Может, и не так уж!
Ш е м е т о в а. Ты не знаешь, что такое для него ребенок. Он считает - семья должна существовать ради ребенка. Что бы ни было. У ребенка должны быть отец и мать, он говорит. Ну, и он... хорошо ко мне относится.
Б а к ч е н и н. Ты ему написала?
Ш е м е т о в а. Нет. Это прежде был разговор.
Б а к ч е н и н. Вероятно, он не захочет отдавать ребенка.
Ш е м е т о в а. На это я не пойду. Но когда представлю себе, как я буду забирать у них Нюшу!.. И теперь ведь разводиться через суд. Эти процедуры! Говорить о нем, о тебе...
Б а к ч е н и н. Так нельзя, моя радость. Не желаю видеть твои самоистязания. Подумаешь, суд! Это же проформа. Ну, неприятная, согласен. А что поделаешь, если нам приходится прорываться друг к другу через колючки. Важно одно: чтоб ты меня любила. Я хочу, чтоб сегодня же вечером, когда ты придешь домой и откроешь свою дверь...
Г о л о с а. Горько! Горько!
Горит огонь в камине. У камина Ш е м е т о в а, Б а к ч е н и н в новом кителе, А р е ф ь е в, еще н е с к о л ь к о о ф и ц е р о в с кружками в руках.
А р е ф ь е в (подняв кружку). Ну горько же людям!
Б а к ч е н и н. Понимаешь, Оля, им горько. Надо их пожалеть. (Целует Шеметову.)
О ф и ц е р ы. Ура!
Ш е м е т о в а. Идиотизм! Какое горько?! Хотя бы вы, Арефьев, не поддавали тут жару. Еще когда я разведусь!
Б а к ч е н и н. Тихо, тихо. Им нельзя ждать, пока ты разведешься. Кто-нибудь может не дождаться.
Дальние орудийные залпы.
О ф и ц е р ы.
- Опять мы заговорили.
- Шагаем...
- А в Москве сейчас салют гремит в вашу честь.
- Почему не пьет молодая?
Ш е м е т о в а. Да ведь гадость.
О ф и ц е р ы.
- Ну как же это.
- Немножко.
- Спирт ничего.
- Глоточек.
Б а к ч е н и н. Выпей. За нас.
Шеметова пьет.
О ф и ц е р ы. Ура!
Гитара, песня.
Б а к ч е н и н. Постойте. Постойте. Мои дорогие. Я хочу сказать слово. Маленькую речь. Можно, Оля, да? (Вдруг задумался.) Да, так о чем будет моя речь?
О ф и ц е р ы.
- О любви! О любви!
- Ну чего ж ты, мы слушаем.
- Подсказать начало? Ну, давай. "Дорогие товарищи, боевые друзья!"
А р е ф ь е в. Ничего, Сережа. Это у тебя немота от переживаний. Ну храбро.
Б а к ч е н и н. Дорогие товарищи, да, я буду говорить о любви.
О ф и ц е р ы. То-то. Правильно.
Б а к ч е н и н. Но сначала хочу вам напомнить беспощадные черные ночи, ночи без любви, без надежды, без звезд, когда мы с вами идем дразнить смерть, а смерть выходит играть с нами в жмурки...
О д и н и з о ф и ц е р о в. Стихами говорит...
А р е ф ь е в. Пусть говорит как хочет. У него счастье.
Д р у г о й о ф и ц е р. А почему без надежды?
Т р е т и й. И звезды тоже видны, как правило...
Б а к ч е н и н. Ночи, когда мы забываем, что есть на свете женская тишина, женская нежность... женская благословенная ласка... и что есть на это все наше святое человеческое право!.. Но вот настает утро, оно настает наперекор всему. Всходит солнце. И уползает смерть в свои траншеи. И мы идем домой, уцелевшие, и что же мы видим - над кровавой, вытоптанной землей утренний цветок раскрылся, такой свежий, такой новенький, что больно становится сердцу, и над этой крошечной чашечкой пчела дрожит, прилетела за медом, и в чашечке ей мед приготовлен! Я не знаю, как для вас. А для меня это всегда чудо, всегда. Я останавливаюсь, как дурак, над цветком и над пчелой, и я плачу. Дорогие друзья, я пью за цветок, за пчелу, за чудо жизни, за Олины глаза...
Шеметова берет его руку и целует.
О ф и ц е р ы. Горько!
Гитара.
Г о л о с Ш е м е т о в о й. А это вы помните?
...Шеметова и Бакченин сидят на садовой скамье.
Ш е м е т о в а. Значит, так.
Б а к ч е н и н. Значит, так.
Ш е м е т о в а. Даже не верится, что вместе поедем, вместе приедем, вместе по улицам, вместе в твой дом! Я уже устала от этих разных квартир, что я одна, ты с Арефьевым, видимся урывками, как будто мы тайные любовники... Теперь твой дом - и мой тоже. Мой дом меня ждет в Ленинграде. Мой родной дом...
Б а к ч е н и н. Немножко беспокоюсь, как будет с пропиской. Пока мы не зарегистрированы официально.
Ш е м е т о в а. А, господи. Сходим в милицию, объясним положение.
Б а к ч е н и н. Могут и не прислушаться к нашим объяснениям.
Ш е м е т о в а. Ну, не прислушаются, тогда и будем думать, что делать. Видишь, ты меня уже перевоспитал. Не хочу заранее переживать всякую ерунду. Подумаешь, прописка.
Б а к ч е н и н. Не такая ерунда, как кажется. Это не армия, где все тебе по аттестату положено. Натопаемся по начальничкам.
Ш е м е т о в а. Договорюсь о работе, оформлюсь, приберу комнату, она, наверно, в кошмарном виде...
Б а к ч е н и н. Да уж, могу себе представить. Начиная с того, что стекла выбиты, и достать - проблема.
Ш е м е т о в а. Откуда ты знаешь, что выбиты?
Б а к ч е н и н. По всему Ленинграду выбиты.
Ш е м е т о в а. Ничего, достанем... И поеду за Нюшей. Чтобы сразу там все покончить, одним ударом. Меньше встреч - меньше тяжелых разговоров.
Б а к ч е н и н. Ты ему так и не написала?
Ш е м е т о в а. Нет. По почте - по-моему, знаешь, не очень порядочно. Вроде - из-за угла. Раз уж я все равно должна туда поехать. Лучше сказать. Лицом к лицу... И потом, они так трудно в Москву возвращались, свекор болел, свекровь замучилась, а тут бы еще это письмо мое...
Б а к ч е н и н. Что ж, мудро.
Ш е м е т о в а. Ты пойми правильно.
Б а к ч е н и н. Я понимаю.
Ш е м е т о в а. Ты правда не сердишься?
Б а к ч е н и н. Правда не сержусь.
Ш е м е т о в а. Знаешь, я думаю, мне удастся из Москвы привезти. Стекла. Без стекол Нюше никак нельзя, конечно.
Б а к ч е н и н. Я бы сказал, что и нам не рекомендуется. Без стекол.
Ш е м е т о в а. Мы-то пока уж как-нибудь...
А р е ф ь е в (подходит). Бы, счастливчики! Строите лучезарные планы?
Ш е м е т о в а (улыбается ему). Мы, счастливчики, строим лучезарные планы.
А р е ф ь е в. Молодцы, ей-богу. А мне трубить. В Германию вроде бы прочат.
Б а к ч е н и н. А что, интересно.
А р е ф ь е в. Может, оно и интересно. Но очень уж тянет до дому, до хаты. К своим. Как-то наладить, что война разладила.
Б а к ч е н и н. И то верно.
А р е ф ь е в. Какие-то у меня последнее время желания сугубо штатские. До тоски. Выйти, например, рано утром на свое крылечко, кликнуть сынишку, дровишек с ним напилить...
Ш е м е т о в а. Милые вы мои, милые. Мне совестно, страшно быть эгоисткой...
А р е ф ь е в. Но? Вы хотели сказать "но".
Ш е м е т о в а. У меня война ничего не разладила. Мне она дала все на свете. Бывает же! Сережу дала. Это ужасно, да, что я говорю? Имея в виду, что этому сопутствовало.
А р е ф ь е в. Почему ужасно? Вы же ни в чем не виноваты, в том, что сопутствовало. И в том, что у вас так сложилось. Вы ему явились, как награда и утешение... и будьте счастливы! Мой вам наказ.
Ш е м е т о в а. А когда вы отслужите в Германии, вы к нам в гости выберетесь, да?
А р е ф ь е в. Спасибо.
Ш е м е т о в а. Нет, правда. Мы вам всегда будем рады, да, Сережа? Нам будет что повспоминать с ним, верно?
А р е ф ь е в. А знаете, Оля, вы стали говорить похоже на него. (Имитирует.) "В гости выберетесь, да? Будет что повспоминать, верно?" Как Сережка, точно!
Ш е м е т о в а. А что тут странного? Кто-то мне говорил, что, когда муж и жена очень долго живут вместе, они даже наружностью становятся похожи.
