Киноповести - Василий Макарович Шукшин
– Хе-хе, – неловко посмеялась Анисья. – Знамо дело.
Кондрат опять сморщился.
Пашка недоуменно пожал плечами. Даже губами спросил: «Что?»
Кондрат безнадежно махнул рукой. Пашка рассердился: как ни начни, все не нравится.
– Самогон есть, тетка Анисья? – пошел он напрямик.
Кондрат удовлетворенно кивнул головой.
– Да вроде был где-то. Вы с машинами-то… ничего?
– Ничего. Мы по маленькой.
Анисья вышла в сенцы. И, как по команде, сразу торопливо заговорили Кондрат и Пашка.
– В чем дело, дядя Кондрат?
– Что ж ты сразу наобум Лазаря начинаешь? Ты… давай посидим, по…
– Да чего с ней сидеть-то?
– Тьфу!.. Ну кто же так делает, Павел? Ты… давай посидим…
– А вообще-то, как она тебе? Ни…
Вошла Анисья.
– Вёдро-то какое стоит! Благодать господня. В огороде так и прет, так и прет все. – Анисья поставила на стол графин с самогоном.
– Прет, говоришь? – переспросил Пашка, трогая графин.
– Прет, прямо сердце радуется.
– Садись, дядя Кондрат.
– Садитесь, садитесь… Давайте к столу. У меня, правда, на стол-то шибко нечего выставить.
– Ничего-о, – сказал Кондрат. – Что мы сюда, пировать приехали?
– Счас огурчиков вам порежу, капустки… – хлопотала Анисья, сама все нет-нет да глянет на Кондрата.
– Значит хорошо живешь, тетя Анисья? – опять спросил Пашка. – Здоровьишко как?
– Бог милует, Паша.
– Самое главное. Так… Ну что, дядя Кондрат?.. Сфотографируем по стаканчику?
– По стаканчику – это много, – рассудил Кондрат. Анисья поставила на стол огурцы, помидоры, нарезала ветчины. Присела с краешку сама.
– Тебе налить, тетка Анисья?
– Немного!.. С наперсток!
Пашка разлил по стаканам.
– Ну… радехоньки будем!
Выпили.
Некоторое время мужики смачно хрустели огурцами, рвали зубами розоватое сало. Молчали.
– Замуж-то собираешься выходить, тетка Анисья? – ляпнул Пашка.
Анисья даже слегка покраснела.
– Господи-батюшки!.. Да ты что это, Павел? Ты с чего это взял-то?
Теперь Пашка очень удивился.
– Привет! Так ты же сама говорила мне!
Кондрат готов был сквозь землю провалиться.
– Ну и балаболка ты, Павел, – сказал он с укоризной. – Ешь лучше.
– Жельтмены! – воскликнул Пашка. – Я вас не понимаю! Мы же зачем приехали?
– Тьфу! – Кондрат горько сморщился и растерянно поглядел на Анисью.
Анисье тоже было не по себе, но она женским хитрым умом своим нашлась, как вывернуться из того трудного положения, куда их загнал Пашка. Она глянула в окно и вдруг всплеснула руками.
– Матушки мои! Свиньи-то! Свиньи-то! В огороде! – И вылетела из избы.
– Все! – Кондрат встал и бросил на стол вилку. – Поехали! Не могу больше: со стыда лопну. Ты что же это со мной делаешь-то?
– Спокойно, дядя Кондрат! – невозмутимо сказал Пашка. – Я в этих делах опытный. Если мы разведем тут канитель, то будем три дня сидеть и ничего не добьемся. Надо с ходу делать нокаут. Понял?
– Да что же ты меня позоришь-то так на старости лет! Вить мне не тридцать, чтобы нокауты твои дурацкие делать.
– Ничего, – успокоил Пашка, – сперва неловко, потом пройдет. Спокойствие, только спокойствие. Нам нельзя ждать милости от природы. Садись. Давай еще по махонькой. Что тут позорного? Ты говоришь «позор». Мы же не воруем.
– По-другому как-то делают люди… Язви ее, прямо хоть со стула падай.
– Глянется она тебе?
– Да ничего вроде… – Кондрат сел опять к столу. – Живая вроде бабенка.
– Все! – Пашка сделал жест рукой. – Наша будет!
– Но ты все-таки полегче, Павел, ну тя к шутам.
– А ты посмеивайся надо мной, – посоветовал Пашка. – Вроде бы я – дурачок. А с дурачка взятки гладки.
– Ну а как она-то? Как думаешь? Может, возьмет потом да скажет: «Вы что?»
– О-о, мне эти фраера! – изумился Пашка. – Да ты видишь, она с тебя глаз не спускает.
– Ты хаханьки тут не разводи! – разозлился Кондрат. – Тебя дело спрашивают.
– А что ты спрашиваешь, я никак не пойму?
– Вот мы ей счас скажем, что… это… ну, мол, согласная? А она возьмет да скажет: «Вы что». Она же сказала тебе, что, мол, ты что, Павел, когда это я замуж собиралась?
– О-о, – застонал Пашка, – о наивняк! Ты же совсем не знаешь женщин! Женщины – это сплошной кошмар. Давай, быстро хлопнули, потом, пока она выгоняет свиней, я тебе прочитаю лекцию про женщин.
– Хватит «хлопать», а то нахлопаешься.
– Начнем со свиней, – заговорил Пашка, встал из-за стола и стал прохаживаться по избе – ему так легче было подыскивать нужные слова. – Вот она сейчас побежала выгонять свиней. Так?
– Ну.
– Вопрос: каких свиней?
– Не выпендривайся, Пашка.
– Нет, нет, каких свиней?
– Ну… обыкновенных… белых. Грязные они бывают… Пошел ты к черту! Дурака ломает тут…
– Стопинг! Мы пришли к главному: она побежала выгонять свиней, а… что?
– Что?
– Вопрос: она побежала…
– Тьфу! Трепач! Пирамидон проклятый!
– Внимание! Женщина побежала выгонять свиней из огорода, а никаких свиней нету! – Пашка торжественно поднял руку. – Что и требовалось доказать. Она притворилась, что в огороде свиньи. Значит, она притворилась, когда сказала: «Что ты, Паша, я не собираюсь замуж». Потому что она мне самому говорила: «Найди, – мол, – какого-нибудь пожилого». А когда я, как жельтмен, привез ей пожилого, она начинает ломаться, потому что она – женщина, хоть и старая. Женщина – это стартер: когда-нибудь да подведет.
– Ни хрена ты сам не знаешь – трепешься только.
– Я? Не знаю?
– Не знаешь.
– Я женский вопрос специально изучал, если хочешь знать. Когда в армии возил генерала, я спер у него из библиотеки книгу: «Мужчина и женщина». И там есть целая глава: «Отношения полов среди отдельных наций». И там написано, что даже индусы, например…
Вошла Анисья. Пожаловалась:
– Ограда вся прохудилась – свиньи так и прут, так и прут в огород. Наказание господнее.
Пашка перестал ходить, постоял, подумал, что-то решил.
– Тетка Анисья…
– Аиньки, Паша.
– Выйдем с тобой на пару слов…
– Хе-хе, – посмеялась Анисья, – чудной ты парень, ей-богу. Ну пойдем, пойдем…
Вышли. Несколько минут их не было. Кондрат сидел неподвижно за столом, смотрел в одну точку.
Вошел Пашка.
– Дядя Кондрат, мы в полном порядке. Первое: она, конечно, согласная. Хороший, говорит, мужик, сразу видно. Второе: я сейчас поеду, а вы останетесь тут… Потолкуете. В совхозе я скажу, что ты стал на дороге – подшипники меняешь. К вечеру, мол, будет. Вечером ты приедешь. Третье: налей мне семьдесят пять грамм, и я поеду.
– Ты ничего тут не… это… не придумал? – спросил Кондрат.
– Нет, нет.
– Что-то мне… страшновато, Павел, – признался Кондрат. – Войдет, а чего я ей скажу?
– Она сама чего-нибудь скажет. Наливай ноль семьдесят пять килограмма…
– Пить хватит – поедешь.
Пашка подумал и согласился.
– Правильно. Мы лучше в совхозе наверстаем.
– Боязно мне, Пашка, – опять сказал Кондрат, – не по себе как-то.
– В общем, я поехал.
