Сергей Лисицкий - Этажи села Починки
— Главное, по высоте точно установи.
— Когда вернуть?
— Бери насовсем, у меня есть еще такой же комплект.
Искупавшись, Яков вышел на свой берег. Оделся. Сел и двинулся в бригаду.
День клонился к вечеру. Жара стала спадать. Миновав картофельное поле, кузнец повернул свой «Беларусь» на проселочную дорогу, которая пролегала через яровую пшеницу. Поворот. Еще поворот. А вот и стоянка. Поставив машину, тракторист зашагал в сторону села.
Гудели натруженные за день руки, но особой усталости не чувствовалось. Он шагал и думал о завтрашнем дне, о своем доме, который надо бы до зимы «достроить», о Фетисове, чей трактор ровно гудел за рекой-безымянкой.
Романцов резко поднялся из-за стола. Позвал председателя рабочкома Никитина:
— Александр Павлович, давай пригласим на завтра починковцев, поговорить надо.
— Вот это дельно, — довольно потер руки предрабочкома, — а еще бы лучше — нам самим туда явиться.
— Да, — директор повернулся к Никитину. — Так и передай Коробову, чтобы собирал народ на месте завтра в шесть. Мы сами к ним пожалуем, потолковать действительно надо. А то люди ведь беспокоятся.
7
С Павлом Буряком, старшим сыном кузнеца Ага-да-ну соседом с левой стороны, у Митрия сложились издавна несколько странные отношения. Были они одногодки, знали друг друга, считай, с детства, но в дружбе никогда почти не состояли, как, впрочем, не были и врагами. Встречались, будучи холостыми парнями, то ли на вечеринке у сельской избы-читальни, то ли где на работе, в поле ли, на лугах. Вместе являлись в военкомат, будучи призывниками. После службы в армии Буряк работал на ферме, имел на руках «лошадь с линейкой», и его редко видели дома.
Прошло несколько лет — женился Павел Буряк и стал отделяться от родителей. Место для подворья в Починках можно было найти без особого труда, но Буряк выбрал заброшенное старое крайнее подворье, рядом со Смириным. Многие посмеивались над Павлом, над его выбором. Ведь можно было селиться и не с краю: больно неудобное это место как для огорода, так и для самого подворья, бугор, подкопанный с нижней части многочисленными забоями — бабы испокон веков здесь глину брали.
Буряк же рассудил по-своему. Высокое место ему нравилось: видно кругом далеко и ничья изба ему справа не мешает, а что касается глиняного карьера, так его и засыпать со временем можно.
Когда поставил Павел избу да широкими окнами на юго-восток, — красота неописуемая. Ширь перед глазами как на ладони. Справа на меловых взгорьях кудрявой шапкой темнел корабельный лес, внизу, извиваясь и поблескивая между кустов краснотала, юрко текла речка-безымянка, прямо на горизонте виднелось соседнее село Ивановка, а слева — бесконечные просторы Гаврильских полей.
Но не так-то просто оказалось расправиться с ямой из-под глины. И что можно привезти на лошади? Возил Бурак землю, случись оказия вырваться домой, и год, и два, а карьер все зиял и зиял своей пустой утробой почти перед самым порогом его новой избы.
Митрий работал в то время как раз на бульдозере — грейдер-дорогу вели тогда от Петровска до Коврева. Перегонял он однажды машину считай мимо дома, да и завернул пообедать. Только развернулся возле буряковского дома, как раз у его бугра — заглох мотор вдруг. Подергал Митрий рукоятку пускача, пытался завести: что за черт, не заводится. Спрыгнул на землю и чуть не угодил в яму. «Ладно, подумал, я покажу тебе сейчас кузькину мать». Наладил мотор, развернулся и с трех сторон сгреб весь бугор прямо в яму.
С тех пор не было случая, чтобы Павел Буряк в память о той выручке не помог в чем-либо Митрию по работе во дворе или в доме. Обновлял ли Смирин крышу на избе — Павел тут как тут; ставил ли он сарай — опять тот приходил, помогал.
Вот и теперь, не успел Митрий спуститься в яму, что выкопана под погреб, подчистить завал у стенки, — подошел Буряк.
— Час добрый, сосед. Прутья вот тебе принес на арматуру.
Выглянул Митрий из своей ямы — в самом деле стоит Буряк с железными прутьями в руках, точно такими, какими он выводил свод, когда строил свой подвал.
Митрий заулыбался, разглядывая Павла, вылез наверх, присел на чурбак. Показал рукой рядом с собой: садись, мол.
Но тот не заметил жеста хозяина, уверенно зашагал вниз. Поднял руку вверх, примеряясь: не мелко ли, не глубоко!
— Ты вот что, — нравоучительным тоном произнес Павел, — глубоко слишком не рой. Сверху чтоб с полметра было — и довольно. А канава под фундамент даже и глубоковата. Не надо такую… — Сказал, а сам с затаенной завистью подумал: «Во, черт, размахнул какую ширину, на целую четверть поболе моего будет».
Строительство собственного погреба давало Буряку моральное право говорить таким покровительственным тоном. Еще бы! Он, Буряк, один из первых в Починках, кто заложил такой каменный подвал вместо старого, какие строили раньше деды из деревянных срубов. Правда, по неопытности испортил тогда он два мешка цемента — промешкал маленько, раствор и прихватило. На опять же, цемент этот достался ему почти что задарма, подумаешь, поставил бутылку шоферу-калымщику из Петровска, а во-вторых, урок получил — и впредь теперь его не проведешь на этом цементе.
Митрий уловил этот озадаченный взгляд соседа, довольно улыбнулся.
— Я так люблю. Ежели строить, так ничего не жалеть. Чего уж там…
— Оно-то так. Да не всегда получается. А потом, зачем такой размах? — с явным раздражением в голосе произнес Буряк, намекая на смиринскую избу в четыре окна на улицу. (У самого Буряка изба только в три окна.)
— Всяк по-своему с ума сходит, — неопределенно заменил Митрий, наблюдая за соседом сбоку.
А тот подошел вдруг к катушку, взял в левую руку (он был левша) оструганную рейку, посмотрел в яму и стал замерять ее с двух сторон.
— Ну вот, два на два с половиной, — он поставил рейку рядом с собой и посмотрел косым глазом вверх, на конец рейки, которая на добрую четверть возвышалась над головой.
— Мой рост метр семьдесят, — рассуждал Буряк. — Пусть будет в этой рейке два. Выходит четыре на четыре с половиной. Ну, куда такую махину?
— Примерно как и у тебя.
Митрий хорошо знал, что у Буряка подвал меньше. Три на четыре. Он нарочно измерял, когда помогал ему в позапрошлом году выводить рукав.
— Да-а…
Павел вынул мятую пачку «Прибоя». Закурили.
— А камня тебе не хватит, — как бы между прочим заметил он, кивком головы показывая Митрию на кучу колотого камня-бута во дворе.
— Хватит. А мало будет — там, за сараем, маленько еще есть.
Курили молча. Настроение каждого изменялось с каждой минутой, с каждой секундой. Если у Митрия оно поднималось от чувства удовлетворенности тем, что наконец он хоть в какой-то мере уязвил своего соседа погребом, отомстив таким образом за летнюю кухню, которую Буряк поставил весной, — у Буряка оно падало. Затаенное чувство не то зависти, не то ревности росло.
Окончательно вывело из равновесия Буряка сообщение Митрия о том, что подвал он будет класть «колоколом», круглый. «Вот черт, — выругался про себя Буряк, — как у Ивана Титова, такой хочет. Эх, дал же я маху, мне тоже такой надо было бы сложить…»
Неизвестно, чем бы кончился их разговор, если бы в эту минуту из-за плетня не послышался картавый голос мальчишки:
— Па-а-п, завтрикать!..
Буряк бросил окурок, прихлопнул его ногой и зашагал к своему двору.
Негласное, но ежегодное, ежедневное и ежечасное соревнование между Буряком и Смириным началось с того самого дня, когда Павел поселился по соседству. Тот переехал и сразу же поставил избу в три окна. Митрий отметил не только окна, но и высоту буряковского домика, особенно потолки, отделанные светлой масляной краской.
Первые дни Митрий даже спал плохо. Проснется и думает. А тут еще Марина донимала. По ее убеждению выходило, что Митрий и «не раковит», и «не умеет за себя постоять», и черт-те что, словом, «тряпка»… Год, два терпел он, да и самому-то уж больно захотелось перебраться в новую избенку из этой старой, еще дедовской лачуги.
И вот решил. Продал годовалого бычка, уехал на полгода в Архангельскую область — лесозаготовки колхоз вел в те годы. Вернулся с лесом и денег подзаработал, ну и закатил себе хоромы в четыре окна, в отместку соседу и на зависть другим.
С тех пор так и повелось. Купил Митрий диван мягкий — новинку в то время в Починках, а Буряк — швейную машину ножную с Петровска привез. Митрий пальто жене, а тот плащ модный болонья; Смирин террасу пристроил, а сосед — кухню летнюю, тот приемник, а этот — мотоцикл. И пошло… Особенно забеспокоился Митрий, когда узнал, что Буряк собирается купить телевизор. Уже и две жерди для антенны приобрел.
Правда, тревога оказалась напрасной. В те годы не так-то просто было его раздобыть. Да и работали эти телевизоры тогда еще плохо. Областного трансляционного центра не было, а напрямую из Москвы — смотреть передачи дело почти гиблое. Вон Женька-киномеханик, на что голова, а и то никак наладить не смог. И деревянную жердь над клубом ставил, и железную, и две пытался применить — не берет, и шабаш. Звук есть, а что касается видимости, так нечего и посмотреть, мельтешит что-то, и точка.
