Алекс Ла Гума - И нитка, втрое скрученная...
Потом она заметила опухшую ссадину у него на скуле.
— Да ты посмотри на свое лицо! Ты что, подрался с кем-нибудь? — И тут же участливо спросила: — Ты и вправду подрался? Идем, заходи. Я тебе дам мазь, смажешь.
— Да будет тебе, ничего страшного, — сказал Чарли, но вошел за ней в покосившуюся калитку и, взглянув на ее крепкие ноги и линии сильных бедер, вырисовывавшихся под халатом, с удовольствием подумал о тех временах, когда он оставался в этой лачуге на всю ночь. Муж у нее погиб — его сшиб грузовик два года на зад, — и у Чарли было подозрение, что она теперь всерьез рассчитывает, что он женится на ней..
Двое оборвышей, тщательно жевавших на пороге толстые ломти хлеба, посторонились, давая им пройти.
Женщина сказала:
— Идите играйте, дети. — И они поднялись, медленно дожевывая, и исчезли в траве вместе с курами.
Чарли вошел вслед за женщиной, пригнув голову, чтобы не задеть за притолоку. Он спросил:
— Ты что, сегодня не работаешь, Фрида? — И, переступив порог, осторожно выпрямился.
— Ты ведь знаешь, я работаю три дня в неделю, — сказала она. — Сейчас принесу воды. Подожди немного. Посиди пока.
Чарли сказал:
— Я тут тебе напачкаю, если сяду. Я по стою. Надо бы сначала счистить эту грязь.
Комната была низкая, тесная, как и в большинстве остальных лачуг. Горбатый пол из унавоженной и утрамбованной земли был покрыт дешевым линолеумом, который давно потерся, особенно на буграх. Занавеска, свисавшая с протянутой между стенами веревки, делила комнату на две половины. В одном углу к стене прислонился дешевенький кухонный шкаф, а за ним столик, заставленный посудой. Там же стоял примус и большой металлический бидон для воды, которую приходилось носить от коммунальной колонки.
Между Чарли и занавеской стоял старый овальный стол, под ножку которого была подложена чурка, а на столе красовалась до ужаса безобразная гипсовая ваза, краска потрескалась, и местами по ней пошли грязно-белые царапины. Старый шаткий деревянный диванчик у стены, напротив кухонного шкафа, довершал обстановку комнаты. А над ним, с железного костыля, вбитого в стену, свисала запыленная рамка с грубо раскрашенной фотографией, с которой смотрели Фрида в подвенечной фате и мужчина с озадаченным, нелепо желтым лицом, точками усов, будто ему под нос насыпали щепоть черного перца, и в полосатом воротничке — ее покойный муж. В уголок рамки был вставлен моментальный снимок: Фрида уже постарше, улыбающаяся, шла по улице с хозяйственной сумкой в руке. В комнате тепло пахло кухней, бумагой и мылом.
Чарли стоял у стола и смотрел мимо старомодной лампы, свисавшей с картонного потолка, — картон настелили прямо на шесты, державшие кровлю. Он сказал:
— Не стоит зря тратить воду, девочка. Желтый дождевик так и оставался висеть у него на руке, а сзади, за дверью, в комнату заглядывало небо, повисшее от тяжести дождевых туч.
Она принесла железный тазик с водой, которую нацедила из бидона на столе, и он снова уставился на ее свободно покачивающиеся бедра и колышущуюся под халатом полную грудь и улыбнулся ей.
— Я вправду соскучился по тебе, Фрида, — сказал он.
Она поставила тазик на стол и сказала:
— Garn, поди ты. Поэтому никогда и не зайдешь?
Она стояла рядом, одной рукой захватив то место на рубахе Чарли, где еще оставались пятна от грязи, и, натянув материю, смывала их, и он вдыхал запах ее тела. От нее веяло теплом и чуть-чуть потом, и он чувствовал у себя на шее ее горячее дыхание. Фрида отжала в миску намоченные места на, рубахе и сказала:
— Чего ты ввязался в драку? Нашел удовольствие драться на улице, вот уж…
Он посмотрел на нее и сказал немного даже с гордостью:
— Они цеплялись к моему брату. Должен же человек заступиться за собственного брата или нет?
Она отмыла грязь с рубахи и нагнулась к его джинсам, и, опустив глаза, он увидел две гладкие коричневые в голубых жилках округлости ее груди. Он положил ей руку на спину, обнял за плечи, но она, выпрямившись, отодвинулась от него. Глаза у нее заблестели. Она сказала совсем тихо:
— Ну-ну, не будь таким горячим, уж боль но ты скор на руку.
Он не чурался такого рода тем и ответил улыбаясь:
— О, Фрида, ты бывало сама мне показывала, где что лежит.:
— Заткнись, — сказала она, и под ее темной кожей разлился румянец. — Ты воображаешь, что можешь ходить сюда, когда тебе вздумается, а потом носу не казать, развлекаться где-то?
Она пошла к шкафу, а он спросил:
— Завела себе нового дружка? А, Фрида? — В его голосе прозвучало беспокойство.
— За кого ты меня принимаешь? — бросила она через плечо рассерженно. Она отыскала тюбик с вазелином и отвинтила колпачок.
Чарли сказал примиряюще: — Ну ладно, bokkie, деточка, ладно. Я ничего такого не хотел сказать, чего ты сердишься.
На улице неожиданно потемнело и хлынул дождь. Они слышали, как он зачастил по крыше и с шумом припустился по дорожкам вокруг дома. Дети вбежали в дверь и смотрели на дождь с порога, зажав в руках недоеденные корки. Фрида озорно улыбнулась Чарли, зная, что присутствие детей разрушило все планы, которые у него могли быть на ее счет.
В лачуге было тепло и сухо. Стены изнутри были обшиты листами картона от бакалейной тары и обклеены полосками бумаги с типографской свалки, так что, сидя в тепле от примуса» можно было сколько угодно читать обрывки реклам и разглядывать цветные этикетки.
— Дай-ка мне, — сказал Чарли, протягивая руку за тюбиком. — Я сам. Что я тебе, маленький? — Он взглянул на нее нахмурившись и потом кивнул на завесу дождя за дверью. — Мне еще предстоит добираться до этого гаража. Надо подыскать что-нибудь на заплатки для крыши. — Он поморщился от боли, когда стал смазывать ссадину на лице.
Фрида сказала:
— Я хотела попросить тебя починить примус. Он плохо горит. Горит-горит и погас нет.
Чарли пошел к столику, взял примус, потряс у себя над ухом. Одна ножка давно отпаялась, и, чтобы примус не падал, Фрида что-нибудь подкладывала под низ.
— Наверно, засорился, — сказал он. — За гляну в следующий раз, посмотрю.
Он поставил его — примус накренился. Фрида сказала:
— Подожди немножко, пока дождь перестанет. Присядь, ты теперь чистый.
Он ухмыльнулся.
— Ты действительно хочешь, чтобы твой Чарли присел?
Она сложила на груди свои полные, гладкие руки и сказала певучим голосом, кокетливо отводя глаза:
— Поступай как знаешь.
Он снова ухмыльнулся и сел на диванчик, а она, вдруг что-то вспомнив, повернулась к нему спиной, открыла кухонный шкаф и достала с полки плоскую флягу. Она посмотрела ее на свет, и Чарли увидел, что бутылка почти наполовину полная.
Фрида сказала:
— Вот. Смотри, что я даже приберегла для тебя. Все думала, зайдешь как-нибудь. Вот и стоит здесь все время, тебя ждет… — Она взяла с полки толстый стакан.
Чарли расплылся в улыбке.
— О-го-го, Фрида, деточка, козочка. Вот это ты здорово придумала.
— Я принесла это от миссис еще несколько недель назад, нашла на столе у хозяина. У них хватит, не обедняют.
Она поставила бутылку и стакан на стол.
— Садись рядышком, bokkie, — сказал Чарли.
Но она только улыбнулась и, отойдя к двери, встала рядом с детьми, наблюдая, как хлещет дождь.
— Похоже, надолго зарядил, — сказала она. — Теперь пойдет хлестать.
— Да нет, он переменный, пойдет-пойдет и перестанет, — авторитетно заявил Чарли, отвинчивая пробку. — Тем дождям еще рано.
Она повернулась, прислонилась к дверному косяку и, скрестив руки на груди, смотрела на Чарли.
— Бывает, что он хлещет и две недели подряд.
Чарли налил себе немного в стакан.
— Ничто так не согревает кровь, как капелька крепкого, а? — Игриво подмигнул ей. — Налить тебе на донышко?
— Ты же знаешь, что я не пью.
— Да ладно, крошка. Ну давай по одной, а?
— Не валяй дурака. Пей себе.
Он улыбнулся и оглядел ее. Она вскинула голову и отвернулась, а он засмеялся, когда она отвернулась и стала смотреть на серую стену дождя.
— Gesondheid, будьте здоровы, — и он залпом выпил. Коньяк обжег его, согрел желудок, и он почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Он достал сигарету и закурил. Налил себе еще и сказал с искренней благодарностью: — Очень мило с твоей стороны, Фрида, поднести человеку стаканчик. Хороший коньяк держит белый босс.
— Я так и думала, что ты как-нибудь зайдешь.
Он улыбнулся.
— Знаешь, как условимся? Я вот оставлю немного в бутылке, а как приду в следующий раз, допью.
Она насмешливо хмыкнула.
— Вот увидишь, — уверил ее Чарли, — приду. И вообще мы станем теперь чаще видеться, Фрида. — Он поднял стакан и сказал: — Удачи, Фрида.
За дверью шумел и плескался дождь. Со вторым стаканом проснулось желание, и Чарли смотрел на женщину, счастливо улыбаясь, и не подавлял в себе этого желания, распускавшегося внутри пышным цветом. Он стал вспоминать ночи, которые провел с ней за этой занавеской. Дети жались на пороге и смотрели на дождь, и он подумал: «Вот черт, надо же…» Но тут он почувствовал к ней что-то большее, чем желание, и это мешало ему.
