Давид Константиновский - Яконур
Бывал, конечно, он и не прав; при этой-то своей массе, при том, что на больших оборотах вынужден работать, нет-нет повернется да и заденет кого-нибудь, придавит, — бывало, однако без злого умысла.
А что это, собственно, за речи он себе позволяет… Обиделся на кого-то? Позор! Оправдывается? Стыдно!
Устал.
Савчук подошел к столу и вызвал машину. Пора ехать в аэропорт. В самолете поспать можно будет…
* * *Лена заварила чай, и вот теперь Захар сидел с белой фаянсовой кружкой в глубоком кресле и выслушивал Якова Фомича.
— Что, — говорил Яков Фомич, — трудно, значит, быть научным сотрудником?
Яков Фомич внимательно посмотрел, что там на лице у Захара, хмыкнул и направился к стене, занятой стеллажом с книгами. Захар пил чай и улыбался. Лена следила за Яковом Фомичом и ждала.
— Вот мне сказал как-то Снегирев, помните, радиационная химия воды, реакторами занимался, — так вот, я поздравил его девятого мая, а он мне ответил: знаете, Фомич, в атаку под обстрелом подняться вместе со всеми было легко, а на совете встать одному — бывает не под силу…
— Мне надо на кухню, — сказала Лена.
— Сядь, — Яков Фомич указал жене место в кресле у окна и перевел палец на Захара. — Да… Сочувствую. — Яков Фомич вздохнул и покрутил головой. — Как же быть? Из лаборатории-то ведь вас не выкуришь, уж на это вы не согласитесь.
— Не согласится, — поддакнула Лена.
— Что же с вами делать? Кем мне вас в институте пристроить? — Яков Фомич поскреб голую макушку. — А, вот! Идея! Прибором. Самое лучшее для вас быть прибором. Каким-нибудь безобидным. Стоять себе на полке. Спокойно. Чтоб никто не тронул!
— Пыльно, правда, — сказала Лена.
— Мелочи, — отмахнулся Яков Фомич. — Что там. Прекрасная мысль. Как, Захар? Согласны? Ладно, обращаю вас в прибор. Внимание! Раз, два… Стоп. А однажды какой-нибудь студент вздумает использовать вас в бредовой схеме. Он полезет за вами на верхнюю полку и уронит вас. Вы — вдребезги. Ну, предположим, он сумеет снять вас благополучно. Случается. Тогда он пережжет вас при включении. Тоже никуда не годится. Кругом, видите, превратности судьбы…
Яков Фомич положил руки на плечи Захара.
— Сочувствую вам! Крепитесь… Послушайте, а не приступить ли нам прямо к ужину? Захар, прошу вас, посидите, а мы с Леной закончим на кухне сложные приготовления…
Захар поднялся, пошагал по комнате; остановился у стеллажа, рассматривая книги.
Яков Фомич, разумеется, попадал точно, как всегда… Захар и не отбивался. Он не был в обиде, он не мог обижаться на Якова Фомича; он был смущен — как обычно при разговорах с хозяином этого дома.
Смущало Захара внимание, с которым его здесь встречали. Его принимали тут как равного; а Захар был не из тех, кто уверен в себе, он беспокоился, что окажется не на высоте, и заранее горевал в ожидании момента, когда Яков Фомич конечно же обнаружит свою ошибку.
Захар был талантлив и при этом относился к себе пренебрежительно. У него всегда находился повод тревожиться, чувствовать себя виноватым и стараться искупить какие-то свои грехи, прошлые, настоящие или вероятные в будущем.
Только в одном случае тревога в нем стихала, он переставал ощущать в себе слабость, забывались его колебания, неуверенность и огорчения, настоящие и выдуманные. Он находил удовлетворение в работе. Такова была защитная реакция.
Он работал постоянно, даже если работа ему почему-либо не нравилась или он понимал, что в ней нет необходимости. Закончив одно, сразу брался за другое. Было важно, чтобы всегда нашлось что делать…
За ним утвердилась репутация человека чрезвычайно добросовестного и трудолюбивого, отлично осведомленного в своей области.
Плюс его поразительная память, на которую все привыкли полагаться, плюс любовь к порядку и деталям. Однажды машинистка потеряла страницу из его статьи, он написал страницу заново, а когда нашлась прежняя — обе полностью совпали.
Его одаренность была известна всем; но никому не пришло бы в голову назвать его творческой натурой. Он редко искал новые решения и охотно шел туда, куда его вели.
Вот он стоит у стеллажа, пробегая взглядом по корешкам книг. Его интересуют авторы, а не названия. Одновременно он продолжает думать о своем. Рука его на книжной полке, пальцы поднимаются и падают, равномерно постукивая по дереву.
Он любил бывать у Якова Фомича, ему нравилась эта счастливая пара; когда-то он боялся наскоков хозяина и пытался их избежать, теперь он видел в них одно из милых свойств приятного ему благополучного дома…
Телефон.
— Захар, послушайте, пожалуйста!
Он снял трубку и услышал взволнованный голос Вдовина… Казалось, это просьба о помощи…
* * *— Ага! — воскликнул Саня. — Там, значит, был только еще предбанник!
Все рассаживались по лавкам по обе стороны длинного стола.
— К рыбе просьба не прикасаться! И вообще ничего на столе не трогать. Оргкомитет предлагает дождаться женщин, я хочу сказать — прекрасной половины участников конференции…
Лавки были массивные, стол — из толстых досок.
— Обычное дело, — продолжал Саня, — к маленькой печке нечаянно пристраиваются средних размеров хоромы…
Герасим сел у камина, закутался в махровую простыню.
Тепло от поленьев, отсветы на деревянных балках…
Разговоры — о работе.
Герасим поискал глазами Саню; он лежал на широкой лавке в углу, подбородок на руках, и смотрел в огонь.
Теперь рассказывали студенческие истории.
Герасим поднялся. Босиком по деревянному полу — хорошо! Остановился у квадратного окна.
Сразу за стеклом — темнота, совсем черно, непроглядно, — наверху, внизу, — только мостки были едва видны, светлели между верхом и низом, уходили в темноту над черной водой.
Вдруг блеснуло, черная поверхность воды разошлась, в разрывах вспыхнули всплески.
Герасим услышал, как бегут по мосткам, и в тот же миг увидел, — в темноте видно было, как колышутся груди; затем — голоса и стук двери.
…Наконец все собрались.
Тост хозяев: за гостей.
Деревянная кружка с пивом по кругу.
— А что-то в нем есть, в дереве!..
Становилось шумно.
— У вас, мадам, ренуаровский тип!
— Ошибаетесь. У меня рубенсовское мясо.
Тост за хозяев.
Саня в своем углу что-то доказывает блондинке в купальном халате.
Рыба, конечно, была превосходна.
Тост за парамагнитный резонанс.
— А вы хорошо смотритесь рядом!
Это — про Саню с блондинкой. Саня совсем не против, он тоже так считает.
— Нет, нет, это нельзя пускать на самотек!
— Нужен теоретический подход! Научные рекомендации!..
Кто-то уже выхватил головешку из камина. Идеи подавали со всех сторон.
— Разделим генеральную совокупность на два таксона по признаку пола…
— Выберем признаки для ранжирования…
— Не спешите, система факторов — залог успеха…
По стене, по желтому дереву пошли вычерченные головешкой имена: слева мужские, справа женские. Ряды сосновых досок — как строки таблицы.
— С чего начнем?
Первым был выбран рост, за него дружно проголосовали все, бесспорный фактор, учитывать решили абсолютные значения в сантиметрах. Против имен стали появляться цифры.
Саня назвал рост Герасима совершенно точно.
— Второй признак — возраст!
Началась дискуссия: как вводить возраст в таблицу. Тех, кто хотел писать абсолютные значения, раскритиковали. Герасим предложил вычислять разность между действительным возрастом и каким-то стандартным.
Но женщины не могли договориться по принципиальному вопросу: что принять за оптимум.
Герасим ушел в баньку, там было пусто, температура упала до 110,— опять цифры, подумал он, глянув на термометр; лег, вытянулся, подложив руку под голову.
Печка потрескивала, остывая, разговаривала в тишине сама с собой. Или с ним?
Жарился в полудреме…
Сел. Голове тяжело и горячо.
Вышел, не спеша — по мосткам, постоял у края, прыгнул.
Поплыл на спине. Ночь черная, и тонкий месяц в дымке — за верхушками деревьев.
Вернулся. Еще из-за двери услышал голоса. Спорят. Потом смех… Снова спор.
Вытерся досуха, натянул джинсы, рубашку. Вошел.
— Цвет глаз! Какие будут предложения?
Герасим увидел: появилась женщина в голубом платье с матросским воротником, длинные волосы лежали у нее на плечах, на этом воротнике; она сидела возле кого-то из хозяев.
— Предлагаю семибалльную шкалу, чтобы кодировать в восьмеричной системе, для обработки информации на ЭВМ на базе имеющихся программ!
Герасим смотрел, как смеется женщина в платье с матросским воротником.
— Воспользуемся методом экспертных опенок. Дамы, вам слово!
Наверное, она живет здесь, раз она в компании хозяев…
— Карие — семь очков, голубые — шесть, черные — пять, зеленые — четыре, серые — три, желтые — два очка, в крапинку — одно, прочие — ноль, пиши столбиком, аккуратно!
