Берды Кербабаев - Небит-Даг
На этот раз засмеялся и молодой Човдуров и даже откинул рукой прядь со лба.
— Что ж, — сказал он, — предложение правильное! Электростанция — лучший агитатор. И мы ее построим.
— Ай, спасибо! Другого и не ждал от вас… Но вот я слышал, партия советует нам: надо концентрацию средств производить. Что, если добавить к электростанции и артезианский колодец?
Аман Атабаев с удовольствием хлопнул себя единственной рукой по коленке. Все смеялись, дивясь напористости председателя колхоза. Недаром, видно, у него все — и речь на собрании, и тост за столом, и даже письмо — начинается со слова «единогласно».
— Все будет, дорогой человек, — встав за столом, говорил Човдуров, пытаясь унять общее оживление. — Только придется повременить: не сразу все делается. Начнем весной.
— Не сразу, говоришь? — толстый Ягшим почесал затылок и надел папаху. — А почему не сразу?
— Много срочных дел, сам видишь…
— Ну, не беда! Обещанного три года ждут, подождем и мы до весны… Тогда есть еще один вопрос. Колхозники единогласно приглашают вас, нефтяников, на праздник, — Ягшим хитро улыбнулся. — Не весной, а прямо сейчас, осенью! Дорогие товарищи, приезжайте к нам на той! Всем сердцем единогласно встретим вас!
— Это вот наш парторг Аман Атабаев примет к сведению. Спасибо, — сказал Човдуров, пожимая руку гостю из аула.
Кончив свое дело, Ягшим, казалось, готов был покинуть кабинет, но вдруг, словно суслик, потерявший нору, потоптался на месте и сел на диван. Видно, природное любопытство взяло верх.
А когда веселье, вызванное его внезапным вторжением в спор, утихло, парторг показал рукой на окно:
— Буря-то бьет отбой!
Все обернулись.
Был как раз час, когда шквальный ветер сразу стих, вдруг посветлело в маревом облаке пыли, обложившем город, и площадь за окнами преобразилась как бы в предчувствии солнца.
— Султан Рустамович, хотите высказаться? — помолчав, спросил Човдуров.
— Я не любитель произносить речи на похоронах… — лениво ответил Сулейманов и все-таки поднялся. — Мы тут хороним сейчас миллионы тонн нефти. А Евгению Евсеевичу не впервой выступать в роли факельщика…
— Стенографируем? — засуетился Тихомиров. — Товарищи, я прошу оградить меня от сулеймановской дубинки!
Маленький изящный Сулейманов стоял, заложив кончики пальцев в карманы, и так мало походил на человека, размахивающего дубинкой, что Аман Атабаев улыбнулся.
— Я старался не прерывать вас, Евгений Евсеевич, — невозмутимо сказал Сулейманов. — Напрасно вы воспринимаете все, что здесь происходит, только как теоретический спор с вами… Никто не спорит с вашей «разбитой тарелкой». Бурить трудно, нас ожидают аварии. Но бурить нужно, и мы будем бурить! Нам пора идти в пустыню за нефтью — в этом вся перспектива на будущее, на десять лет вперед! Партия зовет нас предельно расширять фронт нефтяных промыслов. Пусть там, в песках, трудно, пусть там, в недрах, «разбитая тарелка» — разведчики должны идти туда, где нефть! Там ее много, и мы пойдем туда… — Сулейманов помолчал, как бы кончив свой разговор с Тихомировым, и теперь всем корпусом резко повернулся в сторону Човдурова. — Есть и другая позиция, близорукая, деляческая: зачем идти на это сомнительное дело, еще не освоены полностью старые нефтяные пласты в давно обжитых районах. Еще и тут рядом, на Вышке, в Кум-Даге, можно бурить с успехом, и даже, если говорить о показателях будущего года, то можно больше набурить, чем где-то в чертовом пекле, в песках… Ну, а если придется туда идти, так по крайней мере с января будущего года, удачно выполнив на легких скважинах программу этого года… Год-то идет к концу? О трудностях, как о подлинной причине консервации дальней разведки, открыто не скажешь. О хитростях, связанных с выполнением программы по валу, по метражу проходки, тоже говорить вслух не принято: неудобно! Тогда привлекается на помощь услужливая наука! — и с этими словами Султан Рустамович необыкновенно изящно протянул маленькую руку в сторону Тихомирова. — Такая наука неоценима, потому что доказывает, что бурить в песках вообще не надо: там, дескать, нефть не та… Зелен виноград!
— Демагогия… — коротко бросил Човдуров.
— Тот, кто занимает такую позицию, — словно не слыша реплики, продолжал Сулейманов, — разумеется, считает себя человеком, думающим по-государственному, а других считает…
— Авантюристами, — решительно подсказал Човдуров.
— Это он считает государственную копейку, — показывая пальцем на Аннатувака Тагановича, продолжал геолог, — это он умеет считать деньги, это он не хочет бросать на ветер миллионы и растрачивать напрасно силы людей и средства…
Човдуров слушал речь Сулейманова, уже стоя от нетерпения. Сейчас этот стройный человек в полувоенном кителе и галифе казался гораздо старше своих тридцати восьми лет — так искажает гнев черты еще молодого лица.
— Я выслушал вас, — жестко и властно остановил он движением руки Сулейманова. — Что вы предлагаете?
— А вы что предлагаете?
— Я предлагаю просить Объединение и совнархоз республики разрешить временно прекратить бурение в Сазаклы… — убежденно произнес Човдуров. — Одна вышка едва не сгорела, вторая фонтанирует водой, сегодня ночью стала играть третья. И это все у опытных мастеров, таких, как уважаемый Атабай! Я предлагаю свернуть работы, прекратить рисковать жизнью людей — мы вдалеке от них, нас разделяет бездорожье, нам трудно им помогать в критическую минуту. А прежде чем бросать в это дело капиталовложения, прежде чем осваивать новый район — строить шоссейные дороги, водопровод, автотракторные стоянки, мастерские, медпункты, бани, магазины, нам надо оконтурить месторождение, сказать «да»… Слышите? Сказать «да»…
— И тогда вы будете делать капиталовложения? — с внезапной пылкостью воскликнул молчавший до сих пор Сафронов. — Но ведь это же и есть заколдованный круг! В том-то и дело, что наше бурение в Сазаклы — это вроде символики, не больше! Вы умный человек, Аннатувак Таганович, и знаете, что там надо искать нефть, но там искать приходится за счет выполнения общей программы… И вот для символики у нас там бурит мастер Атабай. Я-то инженер, я хорошо понимаю, что эти одинокие скважины вдали от материально-технической базы обречены на прозябание, от них не скоро получим результаты…
Начальник участка Очеретько, бритоголовый, мешковатый с виду дядька с отвислыми запорожскими усами, поддержал Сафронова.
— Мысль Андрея Николаевича высказывается за эти сутки второй раз, — сказал он. — Сегодня ночью в бригаде Атабая мне то же самое говорили. Бурильщики ведь не хуже нас с вами понимают, какие там трудности и опасности, но видят государственный смысл и не бегут оттуда, рвутся в дело… Им лично невыгодно там работать — в Кум-Даге и легче, и семья близко, и больше заработаешь, премии идут за метраж… Но они рассуждают так: если идти — так широким фронтом! На вышке Атабая авария — другая идет к нефти, у тех затор — Атабай работает. Кто-то живой, как говорится, дойдет!..
«Хорошие слова, горячие слова, от сердца говорит… — так думал парторг Атабаев, слушая Очеретько. — А все-таки прав, наверно, Аннатувак!» — и он вспоминал дни отступления под Лозовой: как трудно было тогда отдавать приказ об отходе, легче — в бой очертя голову… А надо отступать и надо принимать на себя самую тяжелую ответственность — покидать города и села, покидать во имя конечной победы.
— …что вы его слушаете! — доносился до ушей Амана резкий голос друга. — Что он понимает! Он в бурении как сазан плавает!..
«Зачем он так! — с досадой думал парторг. — Не умеет с людьми разговаривать, своей правоты доказать не умеет…»
— Слушайте, наши волосы не солнце побелило, — тихо, но жарко заговорил Сулейманов, и Аман понял: вот когда он перешел в настоящее наступление. — Мы, коммунисты, знаем, как одолевать стихию. Грифоны и пожары страшны, но кому страшны? Тому, кто им помогает плохой работой… И бездорожье — помеха для слабых. У нас есть тракторы С-80, есть и буксирные тележки «Восток» — бросим их в пески… Арендуем самолеты… Ищите, упрямо ищите способы преодоления стихии. Страна дала нам совершенную технику, наука идет на помощь: институты, академия! А люди, какие сильные люди вокруг! Ищите!
Тут встрепенулся и Атабай и поддержал геолога пословицей:
— Верно говоришь! Когда усердно поплачешь, даже в слепых глазах покажутся слезы!
— Пусть там работает Атабай, — сквозь зубы процедил Човдуров. — Чего вы еще от меня хотите?..
— Новую скважину закладывать! — торжествующе крикнул Сулейманов. — Новые станки посылать!
— Что вы, как… привязанный конь, бегаете вокруг столба! — с ненавистью сказал Човдуров геологу.
Их взгляды скрестились, они, казалось, обожгли друг друга горячим дыханием. Човдуров уперся руками в край стола, чтобы сдержать дрожь, и прикусил губу, чтобы не скрипели зубы. Наконец сказалось умение Сулейманова не терять голову. Он отошел от стола и проговорил:
