Берды Кербабаев - Небит-Даг
Он появился на горизонте конторы бурения в те дни, когда аварии в Сазаклы охладили интерес Човдурова к дальней разведке. Неизвестно каким образом, но Тихомиров тотчас узнал об этом. Настал его час! Это был на редкость осведомленный человек по части чужих мнений, привязанностей, предубеждений.
К Човдурову он пришел с пресловутой теорией «разбитой тарелки». Что ж, посылки у него были неоспоримые. Толщи земной коры здесь, на восток от Каспия, действительно много раз передвигались, взрывались, вздыхали, ворочались, как бы в тяжелом сне. Вздымались горные хребты, а у их подножия с гор наносились обломочные породы. Каспийское море то проникало в глубь Каракумов, то уходило на запад дальше своих нынешних берегов. Блуждала Аму-Дарья — то устремлялась к Каспию, то на север, в сторону Арала и Сарыкамыша, а равнины превращались в песчаные пустыни. Что ж удивительного, справедливо утверждал Тихомиров, что бесконечные сбросы пластов, разрывы пород, прогибы исказили и обезобразили тектоническую структуру этих мест…
— Разбитая на мелкие куски тарелка!.. — кричал Тихомиров, убеждая Човдурова в его собственной правоте. — Поверьте мне, недра вашего Сазаклы — разбитая вдребезги тарелка! А этот сумасброд хочет есть из нее харчо!..
Глава восьмая
Конь бегает вокруг столба
Когда парторг конторы бурения Аман Агабаев вернулся с промыслов в город и вошел в кабинет Аннатувака, он застал сражение в полном разгаре; от выкуренных папирос было дымно, как на поле боя. Никто не заметил его появления. Никто не замечал, видимо, и председателя подшефного колхоза, хорошо знакомого Аману толстяка Ягшима, с окладистой бородой, в бараньей папахе, а тот благодушно развалился в кресле среди спорщиков.
Желая вникнуть в смысл происходящего, Аман тихонько уселся на стуле у окна, в стороне от спорщиков, и закурил, ловко управляясь единственной рукой. Издали кивнул он головой своему отцу — мастеру Атабаю, который сидел сейчас, несколько пригорюнившись. Аман уже слышал на промыслах об аварии и не был рад, что свиделся с отцом при таких обстоятельствах. Он догадывался, что судьба нового месторождения решается сейчас не там, в далеких песках Сазаклы, а здесь. Аннатувак Човдуров и Аман Атабаев были в войну однополчане, и с тех пор друзья знали, что такое верность и уважение. Там, в боях, Аман Атабаев потерял глаз и руку. Там, в боях, Аннатувак был трижды ранен. Теперь они уже три года работали вместе. Аман не имел специальной подготовки, чтобы руководить коммунистами-бурильщиками, он был педагог по образованию. Много раз он убеждался, что его друг Човдуров был не только хорошим боевым офицером в войну, но и умелым и знающим начальником конторы бурения в мирные годы. И он поддерживал его почти всегда, охранял его авторитет в коллективе, вдвойне оберегал, когда вспыльчивый молодой начальник сгоряча обижал людей, пусть хоть и за дело, но не рассчитывая слов. И сейчас Аман слышал: ожесточенные слова скрипели на зубах Аннатувака, точно песок. А может быть, это и был песок на зубах? Буря была за окнами, буря бушевала и в кабинете. Парторг знал наперед, что сейчас скажет о «разбитой тарелке» Тихомиров, какие доводы приведет Сулейманов и даже как будет себя вести отец. Но, проверяя заново собственные позиции в затянувшемся конфликте, Аман не спешил подать голос — ведь он не специалист.
— Опять старые песни… — тихо сказал ему в шуме голосов Аннатувак, как бы прося поддержки. Его густые брови были насуплены, ноздри дрожали и губы тоже подрагивали.
Парторг промолчал, только кивнул.
Сейчас как раз речь держал Тихомиров.
— Даже если и была там когда-то нефть, она тысячи раз перемещалась в пластах!.. — кричал он и тянулся к тектонической карте, висевшей на стене. — Водоносные и нефтяные пласты пересекаются неоднократно! С одной стороны пласты загнуты вверх, с другой — опущены вниз…
Раскрыв наугад книгу, вынутую из портфеля, самодовольным тоном он стал читать длинный абзац. Все удивленно переглянулись: цитата не имела никакого отношения к теме спора.
— Пощадите нас, Евгений Евсеевич, — сказал, скучно улыбаясь, Сулейманов. — Зачем же нам слушать элементарный курс нефтяной геологии! И так страшно у вас получается: прямо-таки топнешь ногой — газ идет. Вот беда!
— Султан Рустамович, меня не перебивали, даже когда я защищал диссертацию! Надеюсь, что теперь хотя бы мои седины защитят меня… — и, наклонившись, Евгений Евсеевич показал всем свою розовую лысину.
Ни в какой мере не наделенный одержимостью настоящего ученого, Тихомиров с легкостью усвоил все внешние формы поведения, которые принято приписывать людям, погруженным в науку: был рассеян, чудаковат, резок, а порой и язвительно остроумен. Готовясь к решающей схватке с Сулеймановым, он немало ночей просидел над книгами, перелистал комплекты журнала «Нефтяное хозяйство» не менее чем за десятилетие, а этой ночью сам удивился количеству выписанных им цитат. Разделив свои записи на две части, он половину разорвал и выбросил в корзину, но тут же обнаружил, что уничтожил как раз те карточки, которые могли ему пригодиться, и тогда в сердцах разорвал и остальные заметки. Никто из присутствовавших не знал этих ночных мук Евгения Евсеевича. Но сейчас все видели его дневные муки, когда в поисках нужной цитаты он инстинктивно рылся в туго набитом портфеле и не находил…
Аннатувак Човдуров был недоволен сегодня Тихомировым. Аман заметил его сумрачный взгляд, брошенный на теоретика и как бы говоривший: «Не кичился бы ты своею ученостью…» Но вслух начальник конторы только заметил сквозь зубы:
— Нет необходимости тратить время на лекцию. Если возражаете — выкладывайте свои доводы.
«Недоволен: плохой союзник…» — печально отметил про себя Аман и вспомнил, какую кличку дали Тихомирову его собственные дети в многолюдной и шумной семье: «Вчерашний день».
Между тем «Вчерашний день» продолжал свой монолог у тектонической карты — сулил тысячу чертей каждому, кто посмеет сунуть свой нос в эти сумасшедшие недра.
В такт его словам шаркал подошвами по большому иомудскому ковру председатель колхоза. Он поглядывал себе под ноги, ему, видимо, нравилось наблюдать за тем, как выпрямляется примятый ворс и ковер снова становится гладким. «Я как верблюд на песке, — думал Ягшим, — тут, верно, и ходить зыбко. Такие ковры ткут специально для кабинетов. Постели его у нас дома, и пришлось бы каждый день выколачивать пыль…» Он нестеснительно разглядывал стоявшую на столе модель буровой вышки под стеклянным колпаком и потолок, украшенный позолоченным орнаментом, назвал про себя сейф железным ящиком и нашел неуместным его пребывание в таком богатом кабинете, полюбовался и белым чехлом на диване: «Чисто, как в больнице…»
Парторг, решив несколько разрядить враждебную атмосферу спора, а заодно и сократить лекцию Тихомирова, нашел для этого шутливую форму:
— Послушали бы, что наш подшефный товарищ Ягшим скажет по существу вопроса. Он тут битый час слушает…
Ягшим поднял голову, широкое лицо его заулыбалось.
— Я могу рассказать древнюю сказку… — заговорил он, сунув под мышку свою папаху с красным верхом. — Может быть, ученые люди знают ее — тогда простят. Некогда марыйский правитель Велнами выслушал жалобу одного человека и сказал ему: «Ты прав!» Тогда пришел тот, на кого была жалоба, Велнами выслушал его объяснения и тоже сказал ему: «Ты прав!» Вечером жена в постели спросила правителя: «Как же ты судишь? Разве могут быть оба правыми в споре?..» И ей тоже сказал Велнами: «И ты права, мать Шамурада!»
Видно, парторг достиг своей цели: все посмеялись, улыбнулся даже Аннатувак. Но зато теперь осмелел Ягшим, смекнувший, что наступил удобный час для его собственного дела.
— Если мы спорим на правлении колхоза из-за какого-нибудь ягненка или верблюжонка, — начал он непринужденно, — как же вам не спорить из-за ваших колодцев, которые стоят — любой! — дороже всего нашего стада. Большие деньги — большие споры. Мы спорим целый вечер, вам спорить целый месяц…
— Мы целый год спорим! — смеясь воскликнул Аман Атабаев.
— Вы наши шефы, и мы всегда благодарны вам, — продолжал председатель колхоза, ободренный первым успехом. — Из года в год вы приезжаете к нам в аул, проводите агитацию. Вы и женщин наших научили единогласно говорить при народе. Теперь и мы к вам могли бы прислать агитаторов, если у вас своего шума мало. Наша Кейкил-эдже только слово скажет — верблюды врассыпную бегут…
Все смеялись, радуясь минуте отдыха, но Човдуров постучал карандашом по столу и попросил гостя держаться ближе к делу.
— Может быть, я не к месту сказал насчет агитаторов, — поправился Ягшим, — но только не думайте, что я преувеличил: Кейкил-эдже кого хочешь припугнет. Но не буду долго отвлекать вас домашними неприятностями, скажу прямо, зачем приехал. Весь колхоз единогласно просит помочь нам построить электростанцию. Покажите свою силу не только под землей, но и на земле. Агитируете вы, конечно, хорошо, но говорят в народе: «Из одних слов не сделаешь плов…»
