Всеволод Иванов - Кремль. У
— Пятьдесят рублей есть? Пойдем-ка до Клавдии.
И они посетили Клавдию. Та сидела хмурая, но встретила его хорошо, напоила чаем и сказала: «Ну пойдем».
Она ему очень понравилась. А затем пришла еще и Щеглиха, привели Шурку и Верку, которая забилась за перегородку, а Шурка постоянно твердила, что хочет в Москву. Верка храбрилась, но уже всхлипывала и ее отослали в чулан, а Шурка сказала, что Агафья ходила к Е. Бурундуку и пришла, видимо, победив его, страшно гордая — и на нее смотреть невозможно, но прогордится она едва ли много, так как от нее все отказались, И. Лопта заявил желание занять снова дом, хотя и болен, но его, возможно, понесут на носилках — и даже Е. Чаев ее предал.
Ему, Е. Чаеву, было противно слушать шепот про себя — и он отвернулся, а Клавдия щебетала, что придет она к Е. Бурундуку — и кончено…, Клавдия вдруг весело сказала:
— Мое дело сделано, уезжаю в Москву, собирай меня, Щеглиха, если на ткачих интерес есть, я покажу, какая может быть пролетарская куртизанка!
Е. Чаев накидал на клочке бумажки свое отречение и понес его в редакцию «Веретена». Там-то он увидел Вавилова, тот спросил его о специальности — техник-строитель — он сказал, что мало знает, но посмотрел на него так, как будто покупал, — и затем вдруг веселая мысль мелькнула у него в голове, он написал записку к Зинаиде. Е. Чаев сразу понял, что его хотят прикрепить к работам и дадут самые ответственные церковные роботы, но он не пошел к Зинаиде, а направился к ее брату Колывану Семенычу и сразу же сел и рассказал, что так-то и так, но он сватается за младшую сестру, так как он хочет заняться хозяйством — и может вложить в это дело две с половиной тысячи рублей.
Девка обрадовалась. Собрались экстренно все братья. Девка поплакала, но жалела, что не может [венчаться] в церкви. Е. Чаев покачал головой и сказал:
— С удовольствием бы, но сейчас не могу, можно испортить мой агитационный поступок.
Он с презрением передал две с половиной тысячи, братья семенили перед ним; их широкие груди защищали его; он посмеялся, как дрожит вор Мезенцев и как он сбирает манатки, так как его поймал Вавилов. Затем он пошел через день к Зинаиде, затем на торги и взял подряд на разборку некоторых кремлевских церквей. Братья ему рекомендовали людей. Он приложил еще к ним тех плотников, которые работали в Кремле. Он торжествовал — и презирал всех. Его все уважают, но многим было непонятно, почему же пресмыкаются перед ним братья. Он сбирал артель. Он распоряжался. Он знал, что его используют, но он уже начал списываться с Москвой, с коопремонтстроем, выбрал самую маленькую, но самую долговечную артель. Свадьбу он назначил хорошо, накануне праздника Пасхи — агитационно…
Глава девяносто четвертая
Эта ночь была решительной ночью в жизни Вавилова. Он говорил на пленуме. Он собрал и все хорошие, и все дурные мысли. Он сказал откровенную и потрясающую речь, в конце которой Зинаида ушла. Он сказал, что наводнение грозит и что надо принимать меры. Он прочел сводку вика — и было странно, что человек, который должен говорить о клубе, давно перешагнул за рамки своей культурно-просветительной работы: и в то же время повестка собрания была сломлена. Он сломал то, что думал. Ткачи слушали его напряженно. Он заявил им, что надо снести и разобрать церковь, да, это, может быть, варварство, но мы оставим пару-другую, египтяне их, наверное, тоже разобрали бы. Нам надо торопиться, происходит война — и мы строим баррикады, а где брать кирпич — до того ли, чтобы разбираться во время гражданских боев. Он прочел свой проект. Вот сейчас затопит следующие улицы… Он обещает собрать большинство. Он будет агитировать. Ему аплодировали. Его проект был принят. Его избрали в комиссию по защите от наводнения. Комиссия избрала его председателем. Он послал Лясных руководить раскопками рвов и сам начал организовывать силу. Он пришел к узбекам. Он доложил им, что грозит Мануфактурам. Они должны сделать Мануфактуры с культурной стороны цитаделью коммунизма. Они должны принять меры к организации технического рабфака или вуза. Они должны писать, докладывать. Он пылал.
Насифата хотела бы прервать свой сон, но не могла. Она тонула, она следила мысленно за каждым шагом Мустафы. Это было великолепное утро, те часы, в которые Вавилов должен бы спать, но он видел сон наяву. К нему то и дело приходили посланцы. То требовались лопаты, то ему предстояло осмотреть машины. Машины, черт возьми!.. Электрическая станция!.. Он преодолеет свой страх, свой сон, — все кончено. Они должны подобрать материал. Мануфактуры культурно очень отстали; плохо и то, оказывается, что здесь не было боев, они вырабатывали ткань, так как были большие запасы хлопка, — и не получили добротного революционного воспитания; их хорошо снабжали, и они имели право делать такие отряды, которые совершали целые экспедиции в поисках им хлеба, они отстали. Голод и война — тоже великие школы для тех, конечно, кто уцелеет. Он на полчаса должен зайти домой для того, чтобы переодеться. Да, экспедиции!.. Дьявольски много интересного можно было б рассказать, хотя бы и про одну экспедицию. Вот чего добиться.
Он в перерыве видел, как люди, сорок человек, слушали, как читают книгу о планетах. Это знаменито!.. Это наука. И теперь, когда они должны чуть ли не благодарить наводнение, которое покажет. Ну, напряжемся!.. Ну, разберем!.. Это не делячество, — это восторг. Узбеки жали ему руку. Он сиял. Он чувствовал легкий шум в голове, но стоял твердо. Он пошел к клубу, там он встретил профессора З. Ф. Черепахина, сказал, что надо напрячь силы, что его проект о разборе Кремля принят, — и сегодня ночью, пасхальной, они думают устроить пасхальный карнавал.
Да, вода прибывает. Профессор смотрел на Вавилова загипнотизированное лицо — бумагу — и он сам себя загипнотизировал для того, чтобы быть середняком. Профессор понимал, что видит перед собой маньяка, с которым надо соглашаться так, чтобы слегка спорить, но и говорить немного своего; он сказал совсем другое, но то, что звучало для него логично, — о Главнауке.
Вавилов не слышал. Он читал бумажку [от Зинаиды). «Завтра мы поговорим с вами о Кремле. Я приеду осматривать помещения на предмет затопления; мы займем Митрополичьи покои, все, что вы предполагали сделать для музея. Я привезу вам людей». Это и полезно — и поучительно. Он подошел к клубу. Встретил Колесникова — отличный парень. Он предлагает сбросить колокол, которым сначала отбивали часы, но звук его все-таки противен, и так как в семнадцати церквях, которые подлежат разбору, наберется много колоколов…
Вавилов сказал, что он поддерживает, — и синим карандашом в углу его бумажки написал: «Поддерживаю». Он переодевался для того, чтобы идти осматривать машины и подвалы. Он перебирал в уме, все ли сделано и все ли предусмотрено. Он проверил лодки, послал Лясных их проверить. Он натягивал сапоги. Постучали. Подпрыгивая, он крикнул:
— Не заперта!
Вошла Маня. Она была одета в белое. Она пришла решительная, с тем, чтобы подкупить его той или иной ценой. Он решил поговорить сегодня же с Зинаидой. Он вспомнил Е. Чаева и понял, что тот, уйдя, только и может пойти к пяти братьям. Она села и сказала, что пятеро братьев потрясены, но что она готова ему дать, если он хочет, но ее разговор велся к тому, можно или нет принимать деньги. Она кокетничала, не прочь бы лечь. Вавилов мог бы ее взять безнаказанно, а она легла даже на кровать и сказала, «вам теперь и кровать нужна бы получше». Она туповата, она исполняет требования братьев, она и не прочь в случае чего алименты получать. Он раскрыл дверь. Пицкус, Длинное ухо, сидел на подоконнике.
— Я здесь, — сказал он.
— Заходи.
Вавилов сказал Мане, что Е. Чаев отличный человек, он одобряет их выбор. Он посмотрел ей вслед. Пицкус сказал:
— Надо было б тебе ее трахнуть.
Вавилов был доволен, он первый раз отказался от женщины. Он решился. Он попросил Пицкуса найти Зинаиду. Он хочет с ней поговорить. Да, теперь уже не откажется Пицкус доставить ее живой или мертвой. Пицкус узнает и найдет. Останется она с Колесниковым или нет? А какое он имеет право? Никакого. Но он чувствовал, что его отказ от Мани знаменует уже многое. Он любит Зинаиду. Он все устроит, но влетел Пицкус. — Он встретил Зинаиду? — Нет, катастрофически прибывает вода. Да, все уже свершается. — Он убежал с криком: «Зинаиду я найду!»
Вавилов думал уже остановить Пицкуса. Это была от прихода Мани, такая слабость. Он вспомнил, как видел Е. Чаева, он написал Зинаиде: «Хорошо бы дать ему подряд. Он очень нам полезен, так как поможет сломить кремлевцев». Он знал, что тот прочтет. А тот, действительно, прочел.
Глава девяносто пятая
Ночью Клавдия собрала свои вещи — и ушла к Бурундуку. Он сидел грустный. Перед ним была груда настрелянных ворон, он их ощипывал с каким-то диким ожесточением. Клавдия с ним вежливо поздоровалась, а затем прошла в избу, вымела, вынесла сор и поставила чайник. Когда он встал и посмотрел на перья, она сказала:
