Иван Лазутин - Родник пробивает камни
— Это все иногородние, приезжие… Московские девушки у нас приживаются хуже.
Видя, что на них смотрят, девушки за соседними стеллажами принялись работать еще быстрее.
— Гляди, не просто работают, а танцуют. Душа радуется!
— Это наша лучшая в цехе молодежная бригада коммунистического труда. Все учатся в вечерних институтах и техникумах. С ними трудно тягаться.
— Ну ладно, Сергеевна, мешать не буду. Пойду покажу внучке весь цех, чтобы знала, что мы здесь делаем.
Светлана тайком наблюдала, как из левого крыла цеха медленно двигался в их сторону могучий электромостовой край. Чем-то он напоминал ей корабль, плывущий по морскому заливу и вылавливающий своими чувствительными крючками-щупальцами на мощных цепях тяжелые корпуса моторов и крупные тяжелые детали, которые подвозили на электрокарах рабочие в блузах, Она вспомнила слова начальника цеха: «Захочет быть крановщицей — посадим на кран…» Легко сказать — посадим на кран… Попробуй с первого раза наплыви этими цепями с крюками прямо на эту железную штуковину… Нет, лучше что-нибудь попроще… Хоть и красиво, наверное, сверху глядеть на все, что внизу происходит, но боязно: а вдруг свалишься…»
Над ухом Светланы склонился дед.
— Что приглядываешься — понравилось? Давай вначале оглядим весь цех внизу, а потом поднимемся наверх, покатаемся.
Петр Егорович попрощался с укладчицами и кивнул Светлане:
— Начнем танцевать от печки. Вот сюда, в эти ворота, из седьмого цеха поступает литье. Дальше эти станины идут для разметки на разметочные плиты. Пойдем…
И Петр Егорович повел Светлану по цеху. Показывая и объясняя, как проходит черновая обработка станин, он дольше, чем у других станков, задержался у старого карусельного станка.
— Дедушка, а как называются эти цепи и крючки? — Светлана обернулась и показала пальцем на болтающиеся с крана цепи.
— Чалки… Здесь каждая деталь имеет свое название и назначение. Но ты не робей, не боги горшки лепят. Все увидишь, все поймешь и все узнаешь. — Он показал на карусельный станок. — За этим станком, доченька, твой дедушка простоял около двадцати лет.
— Как он называется, дедушка? — кричала Светлана на ухо старику:
— Карусельный, немецкой фирмы «Кинг».
— А почему карусельный?
— Сама видишь, диск крутится, как карусель…
— А почему они смеялись над этим твоим «Кингом»?
— Старый он, и мощность не та. Видишь, какой махиной кажутся рядом с ним агрегатные станки отечественного производства. Это вот минского завода, СМ-109, а вон тот — ивановский, ИР-48. Сильные, как львы. Мой «Кинг» перед ними как старенький «Москвич» перед «Чайкой», а все равно дорог он мне, как родной будто.
— А что это за часть крутится на этой карусели, как она называется?
— Это станина, идет черновая обработка.
— А с карусельного куда дальше потащит эту станину?
— А с карусельного она пойдет на сверлильный станок. Видишь, как ловко Володя Крамаренко сверлит отверстия? К нам в цех пришел почти мальчонкой, а теперь лучший рабочий завода, на доске Почета висит. — Петр Егорович подошел к приземистому сверлильному станку, над которым склонился высокий худощавый юноша, снял для приветствия фуражку и, наблюдая, как Крамаренко ловко и плавно накладывает на плоскости станины шаблон и зенкирует отверстия, стал объяснять внучке работу сверлильного станка.
— А зачем он сверлит эти дырки, дедушка?
— Нужно. Отверстия для болтов, а вон те углубления — для шайбы и гайки.
Петр Егорович перекурил с молодым рабочим и двинулся дальше — в левое крыло механического участка цеха, где станина проходила шихтовку. Тут же, в этом отсеке цеха, Светлана смотрела, как проходит черновая обточка валов, поступающих из кузнечного цеха.
У шлифовального станка Петр Егорович поздоровался со шлифовальщиком и, заметив, какое восхищение и удивление светилось в глазах внучки, решил остановиться, хотя чувствовал, что побаливает поясница — за день уже находился.
— Здесь, дочка, идет окончательная обработка, работенка ювелирная.
При виде огненного водопада, образуемого сверкающим потоком искр металла и охлаждающей эмульсии, Светлана пришла в восторг.
— Что он делает, дедушка? — Светлана взглядом показала на шлифовальщика, который, не обращая внимания на подошедших, продолжал работу.
— Проверяет скобами допуск обработки вала… Это лучший рабочий цеха. Петр Николаевич — инициатор почина выполнения годового плана к Октябрьским праздникам.
Цех жил… Цех размеренно дышал своей мощной железной грудью, мышцами и костями которой были металл и машина, а нервами — люди.
…Многое успел Петр Егорович показать и рассказать удивленной внучке за те несколько часов, которые они провели в цехе. Он показал Светлане, как из особых листов железа вырубаются на прессах листы для сердечника статора, как с помощью особых колец укладывают станину статора, как прессуют статор на гидропрессе, как происходит сборка роторов и заливка их алюминием в литейном цехе, как запрессовывается роторный вал, как растачивается внутренний диаметр статора, как происходит укладка фазного ротора и запайка его схемы…
На глазах Светланы происходил процесс рождения сложной машины из отдельных, разрозненных частей и деталей. Когда подходили к контрольному пульту, где происходили испытание и внешний осмотр мотора, Петр Егорович остановился, снял фуражку и вытер со лба пот ладонью.
— Устал, дедушка? А я — ни капельки. Только в голове все смешалось.
— Кажется, подходим к концу. Ребенок родился, по жилам его течет кровь, он машет ручонками и просит есть…
— Чего-чего?..
— Он просит тока, чтобы двигать другие машины. — Петр Егорович махнул рукой в противоположную сторону цеха. — Там, в пропиточном отделении, — туда мы зайдем в другой раз — пропитывают детали мотора особыми лаками, сушат в сушильных печах и покрывают лобовые части мотора эмалью… там душно, а я уже устал.
— Куда отсюда везут готовые моторы? — спросила Светлана, поглаживая голубой корпус электродвигателя.
— Кранами грузят на машины и на склад готовой продукции.
— А со склада?
— А оттуда — по всему белому свету, через моря и океаны.
— Дедушка, а может вот этот мотор попасть в Индию?
— Конечно, может.
— Вот здорово!.. Попал бы он на завод, который строит папа!
Когда они поднялись в контору цеха, Карташов уже вернулся из заводоуправления и, согнувшись под облаком табачного дыма, производил какие-то расчеты.
— До сих пор гостюете? — удивился он.
— Показал все, от «А» до «Я». Пусть выбирает сама, если решила серьезно.
— Ну как? — Начальник цеха смотрел на Светлану, которая растерянно глядела то на деда, то на Карташова: не ожидала она этого прямого вопроса.
— У меня все спуталось в голове… Даже не знаю, что ответить…
— Ну, все-таки? Хотя бы приблизительно?.. — Карташов поглаживал желтоватые усы, прикрывая ладонью прокуренные крупные зубы.
— На кран можно? — робко и нерешительно прозвучал вопрос Светланы.
Карташов встал.
— А почему нельзя — можно! С полгодика покатаешься ученицей, а там — самостоятельно. Крановщицы у нас зарабатывают неплохо. — Некоторое время он стоял молча у стола, словно не решаясь сказать что-то очень важное и нужное в этой встрече. Он улыбался, глядя на бумажки, лежавшие на столе. — Петр Егорович, только что получил распоряжение из заводоуправления и парткома: двадцать пять человек из молодых рабочих нашего цеха, учеников и учениц, дня через три-четыре должны выехать на уборку урожая в Сибирь. А всего от завода выедет двести человек. — Карташов замолк, глядя на Светлану.
— Ну и что? — Петр Егорович нахмурился, что-то про себя взвешивая. — Ты это к чему, Михалыч?
— Что, если сразу же влиться в эту молодую ватагу? Девушки и парни — все как на подбор!.. А, Петр Егорович? Света?.. Подумай хорошенько. Окрепнешь, работа с песнями… По ночам — костры!.. Ведь это так здорово!..
— И надолго? — спросил Петр Егорович.
— Всего на три недели!.. Время пролетит, и не заметишь…
Светлана сделала шаг к столу и крепко прижала к груди руки.
— Я согласна, если… — она посмотрела на Петра Егоровича, — если разрешит дедушка…
Петр Егорович встал, упираясь левой рукой в поясницу, и протянул руку Карташову.
— Значит, отъезд, говоришь, дня через три-четыре?
— Точно день отъезда будет известен завтра. Отъезжаем с Ярославского вокзала. Сбор на площадке у входа в метро.
— Успеешь собраться? — дед распрямился и повернулся в сторону Светланы.
— Конечно, успею.
Карташов пододвинул к столу стул, стоявший у стенки, и шестом пригласил Светлану.
— Вот лист бумаги, вот ручка, пишите заявление… Так и указывайте в нем, что просите принять вас на работу в тринадцатый цех ученицей-крановщицей… Датируйте прямо сегодняшним числом. Все это передадите в отдел кадров, я позвоню туда. Завтра проведем приказом. — Карташов продиктовал текст заявления. А когда Светлана, притаив дыхание, расписывалась ровными ученическими буквами, ничем не отличающимися от букв, которыми было написано слово «заявление», он встал и обеими руками пожал руку Петру Егоровичу. — Поздравляю, Петр Егорович, с продолжением рабочей династии.
