Самуил Гордон - Избранное

Когда Симон снова открыл глаза, то не стал больше искать в тенях, в их сплетениях, с кем-нибудь сходства. Но они все равно не давали ему покоя, и в одной из них он увидел сходство с младшим сыном, Сервером, которого никогда не видел. Все, что знал о Сервере из единственного письма Найлы, полученного задолго до войны, заключалось в том, что рожденный ею мальчик очень похож на него. Такой же смуглый и красивый.

Претензий за то, что она скрыла от ребенка, что отец его он, а не законный супруг Ахмет Самединов, у Симона к ней не было. Как может он упрекать ее, если с самого начала между ними было условлено, что только она одна имеет право открыть сыну тайну. Но когда это случится — через десять, двадцать или тридцать лет, — сказать она не берется. Время покажет.

Прошло уже столько лет, а Симон все еще не может до конца понять, что заставило Найлу, в которой столько благородства и достоинства, так поступить, почему она выбрала для этого его.

Он был бездомен в большом индустриальном городе, куда переехал из Донбасса, и вот благодаря такому обстоятельству и завязалось его странное знакомство с Найлой, женой ученого-археолога, женщиной много старше его.

…В тот же день, когда Симон приехал, он мог приступить к работе. Здесь на каждом заводе, где успел побывать, нужда в слесарях была еще большей, чем на шахтах Донбасса. А раз так, то спешить не стоило. Работа слесаря от него не убежит.

Долго искать, где взяли бы его на работу к токарному станку, Симону не пришлось. На паровозостроительном заводе требовались токари. И даже более низкого разряда, чем у него. За годы, минувшие с той поры, как он закончил профтехучилище, Симон соскучился по токарному станку, как художник по мольберту, как пианист по клавишам, — такая тоска Фрейдину была знакома. Глядя, как из-под резца вьется спиралью темно-серая металлическая стружка и под ней возникает и блещет чистое тело обточенной детали, красоты такой притягательной, что хочется приласкать его, даже коснуться губами, он при этом порой забывал, что ему негде ночевать, что сегодня ему снова предстоит коротать ночь на голой скамье где-нибудь в сквере или на многолюдном вокзале. Это его не пугало, он привык к этому еще в ранней юности, когда изо дня в день приходилось навещать биржу труда.

Среди молодых парней на заводе бездомный Симон не составлял исключения. Но никого так не хотели папы с мамами, работавшие на заводе, у кого были дочери на выданье, взять к себе зятем, как вот этого молодого и ловкого во всем парня. Но как только заводили с ним речь, предлагая познакомить его с девушкой, у которой есть своя комната, — а для девушки это было самым богатым приданым, — Симон не давал сказать больше ни слова, тут же обрывал, ставил в известность, что давно женат, что у него жена и ребенок и что его ребенку идет уже третий год.

Цеховой инструментальщик, высокий и худой человек с коротко подстриженной бородкой, дочерей не имел. Он был отцом трех взрослых сыновей. Так что и видов на Симона не имел, когда несколько раз брал его к себе ночевать. То ли инструментальщику в юности тоже пришлось не раз искать, куда преклонить голову, и он всю жизнь помнил это, то ли ему просто нравился вновь принятый токарь своим умением держаться, легкостью, с какой справлялся с работой, своей влюбленностью в то, что делал, но дал своим сыновьям строгий наказ подыскать для Симона подходящее жилье.

Самый младший из сыновей, Петр, — Симон по сей день помнит, как того звали, хотя много воды утекло с той поры, — на третий или четвертый день нашел для него подходящий угол, причем недалеко от завода. Но хозяева той квартирки, судя по всему, были любителями выпить. Единственное, что он, Петя, посоветовал бы, — поселиться пока там и, не откладывая, дать объявление в вечернюю газету, что одинокий молодой человек снимет дешевую комнату или угол.

— Чуть ли не все приезжие так делают, — Петр подвел Симона к витрине с вывешенной вечерней газетой и ткнул пальцем в напечатанное объявление известного скрипача. Не будь там сказано, что тот, кто ищет комнату или угол, скрипач, Симон ни за что бы не поверил. На его концерты, знал Симон, еще годы тому назад трудно было достать билеты. Что же это делается, если столь знаменитому человеку приходится, как и ему, Симону, искать для себя угол?

— Как такое возможно? — удивился Симон.

Петр ответил:

— Он, как я понимаю, разошелся, видимо, с женой, оставил ей квартиру и уехал оттуда к нам в город.

— Но как можно допустить, чтобы такой скрипач был без жилья, непонятно.

— За него не волнуйся. Он публикует это объявление изо дня в день вот уже третью или четвертую неделю. Представляешь, сколько предложений он за это время получил. Но готов поклясться, он не смотрел ни одной комнаты.

— Коль так, для чего он дает объявления?

— Прямой смысл. Он дает их нарочно, так быстрее дойдет до тех высоких инстанций, где ведают квартирами. А тебе, я думаю, достаточно тиснуть объявление один раз.

— Но как мне писать, что я одинокий, если женат?

— Никому до этого нет дела, раз не собираешься перевозить сюда семью.

— А какой адрес указать в объявлении?

— Конечно, не твоих хозяев, а то они тебя тут же выставят. Самое верное указать почтамт, до востребования.

Из всех предложений, полученных в письмах, более всего Симона устраивала половина комнаты на последнем этаже шестиэтажного дома, без лифта. Это жилище тоже было недалеко от завода. Хозяева квартиры произвели на него впечатление милых и добрых людей, и плата за нее была меньше той, что брали с него за угол, где жил сейчас. Но окончательно Симон пока с ними не договорился. Он еще хотел взглянуть на отдельную комнату со всеми удобствами в самом центре города, которую ему предлагали по доступной цене. Где находится комната и какова эта доступная цена, сказано не было. В полученном письме, без обратного адреса, было лишь сказано, что если ему подходит такая комната, — а в том, что она ему подойдет, она, адресат, не сомневается ни минуты, — то пусть во вторник в шесть часов вечера он ждет у окошка, где выдают письма до востребования. А чтобы она знала, к кому подойти, ему следует держать в левой руке скатанную газету.

Когда в указанный день и час Симон подходил к окошку, где выдавали корреспонденцию до востребования, он думал о том, что письмо без обратного адреса послала девушка, которая хочет выйти замуж и ловит жениха. Ведь в опубликованном объявлении было сказано, что он одинокий молодой человек. Но сколько лет этому молодому человеку, там ведь не сказано. Так она хочет, наверное, сначала взглянуть, каков он собой, и стоит ли ей подходить знакомиться.

Но что его просто разыграют, Симон не ожидал. Вот уже больше двадцати минут, как он стоит возле условленного окошка, и никто к нему не подходит. Ладно. Он подождет еще пять минут. Ровно пять минут. Ни секунды больше.

Как только прошло пять минут, Симон сунул скатанную газету в карман пиджака и пустился к выходу. У самой двери его остановила высокая, несколько полноватая женщина с огромными черными глазами на красивом матовом лице.

— Извините, что заставила вас долго ждать, — произнесла она таким голосом, словно только что прибежала. — Меня подвели настольные часы. Не заметила, что они стоят.

Зачем она сослалась на часы? Разве не догадывается, что он, стоя так долго у окошка, никого не пропустил, заметил каждого, в особенности ее, ведь он видел ее тут, прогуливающуюся по залу, еще до того, как занял место возле окошка. Ему просто не верилось, что она, коль заставляет так долго себя ждать, и есть хозяйка комнаты.

— Чему вы улыбаетесь? — спросила она, слегка растерявшись.

— Да так. — Не станет ведь он рассказывать этой женщине, которая намного его старше, какие глупые мысли приходили ему в голову по дороге сюда.

— Вы располагаете временем? — спросила она, выходя с ним из почтамта.

— После работы я обычно свободен, — Симон и сам не понял, зачем сказал это. Ведь она может предположить, будто у него есть что-то на уме. Поэтому добавил: — Но лишь до поры.

Объяснять ей, почему только до поры, Симон не счел нужным, даже если и решил, что и в этом ей тоже могло что-то почудиться. А быть может, Симон не договорил потому, что взгляд ее был обращен не к нему, а в сторону, словно она кого-то искала. Но через мгновение черные ее глаза, в которых таилась печаль, вновь засветились тем огнем, какой был в них при встрече с ним.

— Ну, раз вы располагаете временем, я свожу вас взглянуть на вашу будущую квартиру. Это недалеко отсюда, минут пятнадцать пешком, не больше. Можно поехать, если хотите, и трамваем, но он делает порядочный крюк. Выбирайте.

— Если вы не торопитесь, — ответил Симон, — то лучше пройтись пешком.

Квартира, куда женщина привела Фрейдина, находилась на третьем этаже высокого серого дома с лифтом. Симон остался стоять у порога и не переступал его. Еще стоя в дверях, он уже понял, что делать ему тут нечего, что эта квартира не для человека с таким заработком, как у него. Он, кажется, вообще отроду не видел жилья с таким высоким потолком, с такими высокими и широкими окнами, с таким зеркальным паркетом и столько картин на стенах в тяжелых позолоченных рамах. В черной деке закрытого рояля отражались подвески хрустальной люстры, укрепленной под самым потолком.