Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович
- Мне кажется, что я все еще только собираюсь жить.
И тогда он попытался возразить ей, но не напрямик, а в обход:
- Самое страшное для человека - бесполезно прожитая жизнь.
Она не поняла его и стала доказывать:
- Таких людей, по-моему, не бывает, каждый думает о своей пользе.
Из разговора было видно, что об аресте сына Мухтасипова еще ничего не знает. "Очень ее огорчит, или она воспримет спокойно сообщение о том, что Мусу будут судить?" - подумал Глебов. Он рассказал ей о происшествии на Москве-реке. Она, всплеснув руками, заахала и заохала, искренне сочувствуя пострадавшим. Глебов сознательно не назвал имена виновников аварии, ждал, что скажет она.
- Их-то, этих бандитов, задержали? - спросила женщина.
- Да, задержали. Будут судить, - сразу ответил Глебов и на второй, пока что не заданный вопрос.
- Кто ж они такие?
- Два молодых парня. Один - сын генерала, моего фронтового товарища, второй… - Емельян пристально посмотрел на Нину Платоновну, сделал паузу: - Ваш сын.
- Муса?! - воскликнула Нина Платоновна и вся изменилась в лице. - Боже мой! Он третий день уже не является домой. Нет, Муса не мог такое сделать. Нет-нет…
- Его, кажется, уже раз судили?
- Да, но оправдали… - торопливо проговорила Нина Платоновна и встала. - Я не была на суде, болела. Тогда он был несовершеннолетний.
- Очевидно, поэтому и не посадили.
- Что теперь будет? - Она растерянно посмотрела на Глебова. По ее лицу побежали, как рябь по воде, мелкие-мелкие морщинки, а глаза смотрели с мольбой о помощи.
"Трое суток парень не был дома, и это не обеспокоило мать, должно быть, привыкла к подобному", - подумал Глебов и ничего не сказал этой беспомощной женщине. Уходя, он пообещал Нине Платоновне сделать все от него зависящее, чтобы вернуть ее сына на правильный путь. Оставив Нине Платоновне адрес и телефон, Емельян попросил заходить в гости.
Домой Глебов возвратился поздно вечером. Жена сообщила, что дважды звонил генерал Братишка. Оставил свой телефон и просил с ним связаться в любое время, даже ночью. Емельян набрал нужный номер. Условились, что встретятся завтра после работы.
- Я за тобой заеду на завод и, с твоего позволения, увезу тебя к себе на дачу. Потолкуем в спокойной обстановке.
В машине разговора о "деле" не было. Максим Иванович не хотел посвящать шофера. Емельян понял это. И поэтому они вспоминали июнь сорок первого. Генерал упрекнул самого себя: вот, мол, как нелепо получается - живем в одном городе, а встречаемся редко, раз в десять лет.
- Да и то вынужденно, - поддел Глебов.
- Не говори, брат, - отозвался генерал. - А все занятость наша. Поверишь ли, книги читать некогда, хоть я и любитель. Вот уйдем на пенсию и тогда заживем нормальной человеческой жизнью.
- До пенсии еще далеко.
- И дотянем ли… Как у тебя со здоровьем?
- Пока не жалуюсь, - ответил Глебов и прибавил: - Нервы, правда, пошаливают. Но это не в счет, кого теперь этим удивишь? Ты Ивана Титова помнишь?
- Танкиста? Ну как же. Рубаха-парень был. Герой Советского Союза. Ни за что ни про что погиб человек.
Максим Иванович надеялся, что встреча со своим фронтовым другом и главным, так сказать, истцом поможет ему полюбовно уладить дело. Генерал плохо знал Глебова, о нынешней жизни и работе не расспрашивал из ложной деликатности. Он считал, вероятно, что Емельяну явно не повезло, коль тот "прозябает" на заводе.
- Да!.. - неожиданно воскликнул Максим Иванович, дружески положив руку Глебову на плечо. - Ты слышал, какая история? У тебя на заставе служил рядовым Поповин. Помнишь такого? - Глебов молча кивнул. - О нем в газетах писали и по телевизору показывали. - Глебов опять кивнул. - Ты уже в курсе? Он у тебя был?
- Был, - ответил Глебов.
- Он, оказывается, профессор МГУ, - похвастался генерал. - Сына моего учит.
- Ты что-то путаешь, Максим Иванович. Поповин никогда профессором не был…
- Ну, или доцентом. Словом, в университете, преподаватель, - поправился генерал.
- Что-то не то, - возразил Глебов. И стал объяснять: - Поповин работает директором коммерческого склада строительных материалов.
- Это, очевидно, другой. А тот, что у тебя на заставе был, герой, по телевидению показывали, - тот в МГУ. Я с ним сам, вот как с тобой, разговаривал. И сын мне сказал, что это, папа, мой преподаватель… Я ему еще ходатайство подписал на Золотую Звезду.
Глебов был потрясен новостями, которые сообщил ему генерал. Оказывается, Поповину удалось провести доверчивого Максима Ивановича. Но его обманул не только этот прохвост, а и собственный сын: Емельяну сообщили в милиции, что Дмитрий Братишка год назад исключен из университета. Неужто отец не знает? Выходит, что так. Вчера Глебов сочувствовал Нине Платоновне и готов был обвинить во всем случившемся генерала. Теперь он пожалел его.
- А у вас, я вижу, здесь совсем неплохо. Природа - красота! - сказал Глебов, глядя в окно машины.
- Природа шикарная, - согласился генерал. - Только ведь это на любителя. Кому что. Мне, к примеру, больше юг нравится, степи, море. Я простор люблю, может, потому и в авиацию пошел. Тебе вот лес по душе. А почему? Потому что ты его с детства полюбил. Он вошел в твою кровь, в сердце и душу. А у меня на родине лесов нет. Степь и Черное море. И мне все кажется тесно и в лесу, и в городе, воздуху мало, не хватает простора для глаз. Ведь вот закат. Мы его здесь по-настоящему и не видим. А вот у нас закат - это зрелище! Даль до самого горизонта, черт его знает сколько километров. Выйдешь под вечер, глянешь на запад - аж дух захватывает. Пожар на полнеба! Или другая картина: хмарь собирается. Солнце без лучей, круглое, как колесо, огромнейшее такое, вишневого цвета. Жутко, но до чего же внушительная картина. Я ведь красоту природы, Емельян Прокопович, впервые на берегу моря почувствовал. Ребенком. Пойдем, бывало, с ребятами на берег, как посмотрю на камешки, что в воде, - сколько радости! Особенно в штиль, когда вода хрустальная, тогда и камешки совсем другими кажутся, будто драгоценные, сверкают и переливаются.
К их приезду Ася, предупрежденная мужем по телефону, накрывала на западной террасе стол. Мило улыбаясь Глебову, она щебетала:
- Мне о вас Максим Иванович много хорошего говорил.
- Ладно, ладно, комплименты потом, а сейчас, Асенька, поскорей приготовь нам покушать, а то мы проголодались. А я тем временем покажу Емельяну Прокоповичу нашу обитель.
Он потащил Глебова сначала в сад, показывал фруктовые деревья, ягодники и, конечно, цветы, гордость генеральши. Затем водил по комнатам: три внизу и две наверху, по террасам, которых было целых три: восточная, западная и северная, где стоял бильярдный стол.
- Играешь? - указал Братишка на бильярд.
- Случалось. Да я не мастер.
Хозяйка пригласила их к столу, и они перешли на западную, залитую солнцем просторную террасу.
Выпив рюмку коньяку, Максим Иванович доверительно сказал:
- Вообще-то, у нас неладное происходит. Уж больно много ломаем. Как бы сгоряча дров не наломать. Перестройка, реформы - без конца. И главное, старое ломаем не потому, что оно плохое, а потому, что кому-то хочется создать свое, имя увековечить. Фантазируем, экспериментируем и совсем не думаем, во что это обходится народу. Может, в искусстве такое новаторство и терпимо, а в политике - сомневаюсь.
Братишка считал, что самый удобный момент наступил, и попросил Глебова рассказать, как все произошло.
- Я так расстроен, что места себе не нахожу, - пожаловался Братишка. - Ведь и парень-то неплохой. А вот связался с какой-то шпаной. Некий Мухтасипов, нигде не работает и не учится, разложившийся пьянчужка. А мой доверчив, легко поддается влиянию. Я уверен, что не он инициатор и зачинщик…
- Именно он, - Глебов остановил оправдательную речь генерала. - Все наоборот: Муса Мухтасипов попал под влияние твоего сына. Твой верховод, командир, а тот исполнитель.
- Не может быть!
- Прежде всего, - спокойно, даже будто без особой охоты продолжал Емельян, - я должен сообщить тебе два неприятных и неожиданных для тебя факта. Во-первых, сын твой никакой не студент, а стандартный тунеядец. Да будет тебе известно, что из университета он исключен еще в прошлом году.
