Разорванный круг - Владимир Федорович Попов
Сашу не поддержали. Приданцеву и так воздали должное, ему еще предстоит административное взыскание, и выгонять человека, как напрокудившего пса, не нашлось мужества.
Взглядом Саша Кристич потребовал подмоги от Димы Ивановского, но тот и бровью не повел. Не хотелось ему добивать Приданцева, дабы не подумали товарищи, что к тому подстегнула зависть — по выполнению нормы Приданцев шел одним из первых и, как правило, опережал Ивановского.
Разрядить обстановку решил Калабин.
— Ладно, пусть сидит, — припечатал он. — Нашими делами Приданцев не болел, нашей жизнью не жил, все больше козла забивал да на огороде копался, не вредно ему хоть напоследок узнать, за что мы тут болеем, какие дела вершим.
Потекла общая беседа о том о сем, — что кого интересовало.
Ренат Салахетдинов рассказал, что активисты Первоуральского трубного завода решили по примеру сибирских шинников организовать у себя общественный институт, но обком профсоюза не поддержал их. Надо вмешаться, послать письмо в обком. И Салахетдинов стал зачитывать составленное им письмо:
— «Нас крайне удивляет ваша позиция. Профсоюзы призваны развивать общественные начала в деятельности организаций, обобщать и распространять положительный опыт. Новое властно вторгается в жизнь, надо давать ему зеленую улицу».
— Не слишком ли громкоголосно? — поморщился Кристич, которому претили трескучие фразы.
— Для глухих, а их, мне кажется, достаточно, можно было бы и погромче, — возразил Салахетдинов.
Заканчивалось письмо так: «Высылаем вам подробные материалы о нашем институте и надеемся, что вы измените свою точку зрения на инициативу масс».
Дима Ивановский растроганно посмотрел на Салахетдинова. «Казалось бы, какое дело резинщику до металлургов? — думал он. — Металлурги постоянно в поле зрения прессы, это о шинниках надолго забыли и только с год как заговорили в полный голос. Сам Ренат сколько раз взрывался, читая многочисленные упоминания о металлургах. А наскочил на заметку в „Труде“ — и задело его за живое. Захотелось помочь металлургам, новому, их начинанию».
— Ну так что, отправим письмо? — спросил Целин, почему-то скосив глаза на Приданцева.
— А удобно ли? — поосторожничал тишайший Калабин. — Что же получается? Профсоюзы призваны нас учить, а выходит, мы профсоюзы учим.
— Учит тот, Фаддей Потапович, у кого накопился в данном вопросе солидный опыт, — ввернул Кристич. — В этом конкретном случае мы кое-что поднакопили и потому вольны вправить мозги тем, у кого они набекрень.
— Не профсоюз, учим, а руководителя профсоюза, — уточнил Дима Ивановский. — Мало ли заскорузлых чинуш на таких местах. Пока присмотрятся к ним да раскусят…
Прикинули еще так и эдак и решили не только отправить письмо в обком профсоюза, но для большой действенности еще послать копию в ВЦСПС. Пусть там знают, какой деятель подвизается на Первоуральском трубном. И пусть этого деятеля тряхнет хорошенько от припарки с двух сторон.
Чужие дела побудили к продолжению разговора о своих. Тоже не все благополучно. Многие инженеры от института как от огня бегают, начальник центральной заводской лаборатории с явным недоверием относится к институту — то одно, то другое исследование проводит силами своих сотрудников, хотя есть указание директора, прямое и категоричное: без рабочих-исследователей никаких серьезных работ не проводить. А вообще любопытно получилось: когда организовывали институт, нашлись и противники его, и такие, кто равнодушно воспринял это начинание. Но противники, вроде Гапочки, давно перешли в разряд друзей, а равнодушные так и остались равнодушными. Молодые, здоровые ребята, сил хоть отбавляй, а отработают свое — и больше ничего их не интересует. Книги и те для проформы в библиотеке берут, чтобы считалось: читает, вишь. А на деле — папироса в зубы, телевизор, а больше — диванчик мягонький да очи в потолок — вроде высокие идеи одолевают. Смотришь — к тридцати годам брюхо от блаженного покоя, как у рожалой бабы, отросло. Противно, право. Если так будет продолжаться, то через несколько лет из них заскорузлые обыватели с дипломами получатся. Настало время раскачать эту незадачливую братию.
Такого рода сборища в общественном институте возникали не только в случаях чрезвычайных происшествий и появления экстраординарных задач. Задумал человек или группа рабочих что-то новое, интересное, глядишь — пошел, или пошли, в заветную комнату уточнять, советоваться, спорить. Если кто слишком расфантазируется, не спешат осмеять. Даже в абсурдном на первый взгляд суждении, в ошибочной вроде бы мысли пытаются обнаружить рациональное зерно. А поддержат, подбодрят — и ты уже заболел неизлечимой болезнью новаторства, ищешь новое и не понимаешь, как мог жить без поиска раньше.
Разговорился сегодня и инженер Гольдштейн. Он постоянно бывает на обсуждениях, но большей частью помалкивает, отчего приобрел прозвище «Великий немой».
— Я никак не могу понять, почему плановики требуют с шинников такой же экономии в зарплате, как, допустим, на кирпичном заводе, — стал делиться он своими соображениями. — У шинников доля зарплаты в общей стоимости продукции минимальная — всего четыре процента, а у кирпичников — тридцать. У нас баснословно дороги каучук, сажа, химикалии. И главный резерв снижения себестоимости — не зарплата, а сбереженное сырье. Вот почему, мне кажется, политику стимулирования или, проще говоря, премиальную систему надо строить не на экономии зарплаты — это грошовая экономия, — а на экономии сырья.
— А нас с кирпичниками стригут под общую гребенку, — подхватил эстафету Каёла. — Парикмахеру проще карнать всех под нулевку, чем подбирать машинку для каждого клиента в отдельности.
— Следовало бы, не опасаясь гнева, подсказать это планирующим органам, — продолжал Гольдштейн. — Многое сегодняшнее виднее снизу, точно так, как многое завтрашнее виднее сверху.
Гольдштейна поддержали и поручили ему составить проект докладной записки в Госплан.
Затем Целин вынес на обсуждение план работы института на будущий год. Странно, казалось бы: общественный институт, чисто творческие задачи — и вдруг план. Поддается ли творчество планированию? И можно ли определить, что и в каком объеме внесет каждый? Однако же планировали, намечали актуальные темы, исполнителей и даже примерные сроки.
Не торопясь, Целин познакомил людей с планом, дал по каждому пункту пространные разъяснения, ответил на вопросы.
Кое-что из сказанного Целиным людям известно. Но появилось много нового, и это новое вызывает повышенный интерес.
— А откуда взялся органический активатор вулканизации, который мне поручено исследовать? — задает вполне законный вопрос Каёла.
Адресован он Целину, и тот рассказывает, что на съезде химического общества имени Менделеева встретил одного профессора, который, заинтересовавшись деятельностью института, подробно расспросил о нем и предложил исследовать и внедрить разработанный им препарат. Профессор почти уверен, что мельчайшие дозы препарата не только ускорят процесс вулканизации, но и будут действовать как противоутомители для резины. Ежели это подтвердится, предстоит разработать способ производства препарата в промышленных масштабах.
Узнали также собравшиеся, что в числе сотрудничающих с
