Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
Забываешь, что ты сидишь в большом Доме культуры, построенном по всем правилам современной архитектуры. Медленно нарастает мелодия. Миг — и, как бы спускаясь с неба, в дымке горы появляется гибкая девичья фигура в черном платье и длинном белом платке, спадающем мягкими складками. Ломкие изгибы рук. И вдруг они легко и свободно тянутся к долгожданному счастью. А на противоположной вершине юноша — орел. Он хочет взлететь, но после нескольких кругов, поверженный, падает перед девушкой, сначала на одно колено, потом на оба. Он раскидывает перед ней подол бурки. Легко движутся маленькие ноги девушки на белом подоле бурки, словно на снежной вершине.
Не раз приходилось видеть мне этот старинный горский танец, но всякий раз казалось, что я вижу его впервые. Еще девочкой я слышала легенду, связанную с этим танцем, от своей бабушки, а ей, как она говорила нам, рассказывала ее бабушка. Глядя на морщинистое лицо моей бабушки, трудно было поверить, что она тоже была когда-то внучкой, но все остальное я принимала за чистую правду.
АНДИЙСКИЙ ТАНЕЦ
Звали ее Жавгарат, что значит самоцветный камень. Как и все аульские девушки, Жавгарат с семи лет носила на голове высокое чохто с серебряными звенящими бубенчиками возле ушей.
Жавгарат росла без сестер и потому была молчаливой.
Первой радостью в ее жизни был день, когда отец пошел к родственникам поздравить их с праздником Курбан байрам и взял с собой Жавгарат. В каждом доме, куда они заходили, было светло и тепло. В очаге весело пылал огонь, на огне что-то варилось. И маленькую Жавгарат обильно одаривали сладостями: кто сыпал орехи ей в подол, кто совал в руку покрашенное яичко… Но больше всего она радовалась жанкве — испеченной из теста птице. Жавгарат любовалась птицей, держала ее на ладони и, не решаясь съесть, долго хранила. И когда люди улыбались Жавгарат, а маленькая птица из теста грела ладонь, ей казалось, что мир полон радости и света и что так будет всегда.
Но первое горе, которое пришло в их семью, тоже случилось в день Курбан байрама.
После полудня разгоряченные выпитой бузой мужчины вышли на гумно. Началось состязание в борьбе.
Отец Жавгарат Муртазали славился своей силой, и калач победителя всегда украшал его высокую шею. Высокая шея у горцев считалась признаком красоты. И потому матери, чуть ли не с первого дня рождения сына, подкладывали ему под шею твердую подушку. Наверное, мать Муртазали особенно постаралась…
В тесном кругу аульчан, под возгласы одобрения, двое мужчин, потея, падая, старались положить друг друга на лопатки.
Жавгарат, стоя впереди матери, не сводила глаз с отца. Она видела, как бугрились, напрягаясь, его мышцы, как надувались темные жилы на шее.
И наконец, тяжело дыша, отец одолел противника. И вот уже у него на шее красовался большой калач с блестящей румяной корочкой и запеченными в тесто яичками и орехами. Калач он надел на руку жене.
Под звуки зурны и барабана мать Жавгарат вышла в круг. Он все расширялся, все громче ударяли барабанные палочки о туго натянутую воловью кожу. Жавгарат видела только отца: как он спускал на свои волосатые руки рукава синей черкески, как застегивал блестящие пуговицы. На голове его появилась папаха, на плечах белоснежная бурка.
А мать все кружилась в танце, и все качался в такт ее движениям большой калач на вытянутой руке.
Но вот в круг вошел отец. Он приподнялся на носки и широко раскинул полы белой бурки, которая была похожа на снежный сугроб, что свисал с вершины Андийской горы. Лихой прыжок — и Муртазали встал перед женой на одно колено — белая бурка опустила перед ней свое крыло.
В этот миг Жавгарат впервые обожгло желание тоже закружиться в танце. Она рванулась к матери, но дикий, раздирающий душу вопль заставил ее остановиться.
Она видела, как в танце замерла мать, как застыл на коленях отец.
Так и осталась в ней навсегда эта картина: руки танцующей матери, вдруг повисшие вдоль тела, серое лицо отца и мертвая белизна бурки.
Но в следующее же мгновение отец вскочил, лохматая бурка упала с его широких плеч. Мать подхватила ее и, встряхнув, повесила на руку. Крик повторился.
Отец бросился на крик. И тотчас круг, только что веселый и тесный, поредел: в нем остались одни женщины. Мать, схватив Жавгарат за руку, побежала следом за мужем.
У камня, разделяющего два аула, Жавгарат увидела толпу мужчин. Все молчали. Только слышно было, как в напряженной тишине лязгали кинжалы, рассыпая искры. Мать выпустила руку Жавгарат и бросила белую бурку на камень, на землю. Тут же валялся огромный веселый калач.
Сорвав с головы свой белый платок, мать влетела в толпу, чтобы бросить его между двумя клинками.
Она-то хорошо знала последствия этих драк и то горе, которое они причиняли обоим аулам. Распри часто возникали из-за пустяков: то корова забредет на чужое поле, то коса ненароком заденет чужую делянку. Обычно обиды таили до праздников. Подогретым и возбужденным бузой мужчинам тогда все было нипочем.
Белый платок матери так и остался у нее в руках — мать не подпустили к дерущимся.
А вечером отца Жавгарат принесли домой на черной бурке.
В тот страшный день Жавгарат узнала, что только белая бурка — бурка радости…
Соседки обнимали ее старшего и единственного брата Сулеймана и плакали. А мать рвала на себе волосы, но ее не успокаивали, не подходили к ней — таков обычай гор.
С тех пор мать никогда не снимала черной одежды. Свои платья она перешивала для дочери, а отцовское — для сына, каждый раз приговаривая: «Дай аллах, чтобы сын мой был похож на отца, чтобы в старости был мне опорой, а дочери моей защитой».
Теперь мать не ходила на праздники и свадьбы, а посылала вместо себя Сулеймана, и каждый раз Жавгарат шла словно на пытку. Когда из ворот выходил жених в белой папахе и лохматой бурке, она вспоминала отца таким, каким видела его в последний раз…
Сердце Жавгарат сжималось, ей хотелось закричать, испортить весь этот праздник, которому не было дела до ее горя. И тогда она искала глазами Сулеймана и успокаивалась. На его голове была папаха отца, а на плечах отцовская белая бурка. Как он похож на отца! Гордость за брата переполняла ее сердце.
Жавгарат не запомнила, когда и кто впервые протянул ей палочку, приглашая на танец. Ноги, как бы помимо ее воли, оторвались от земли и легко поплыли, словно на волнах. Это