Гунар Цирулис - Якорь в сердце
— На собрании был? — нетерпеливо поинтересовался капитан. — На чем там порешили?
— Отложили на неопределенное время. Кому охота сидеть на берегу, когда рыба идет?
Море и в самом деле одаряло щедро. Остальные суда артели тоже взяли хорошие уловы. Квартальное задание уже было перевыполнено на тридцать один процент. И это лишь начало, предстоит еще завтрашний день. Потому никому не хотелось терять времени. Рыбаки выкатили из сарая свои моторизованные велосипеды. Подняв адский треск, они с, увы, не соответствующей этому шуму скоростью отправились по домам — надо помыться, поужинать и хоть несколько часов поспать, в три часа им подыматься снова. На борту остались только мы с Виестуром.
Хотя я и знал, что меня разбудят около четырех ночи (а может, именно поэтому!), я долго не мог уснуть. Лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным звукам порта: негромко плескались урезоненные молом волны, посвистывал ветер в вантах, скрипел такелаж. Вдалеке хрипло выл буксир и временами грохотал большой портальный кран — этот и ночью не знает устали. Каждые шестнадцать секунд по моему лицу пробегал луч маяка, и казалось, будто веки ощущают тепло его света…
Я проснулся. С палубы уже доносились голоса, но двигателя слышно не было. Артельные суда в море не вышли — там по-прежнему бушевал шторм. Здесь же, в гавани, этого совсем не чувствовалось. Сверкало солнце. Дул ветерок, который даже нельзя было назвать свежим. Чуть покачивались развешанные для просушки снасти, похожие на сплетения лиан в джунглях мачт. На всех тралботах суетились рыбаки. Значит, дома все же никто не усидел.
— Штормит и штормит, — посетовал на погоду механик. — Вот председатель и решил устроить собрание.
В жизни артели собрание — событие первостепенной важности, и народу в клуб набилось битком. Однако, как это бывает почти всегда в подобных случаях, два первых ряда скамеек были пусты, на них сидело лишь «начальство». Не помогло и традиционное приглашение занять свободные места.
Интерес рыбаков возрос, когда председатель заговорил о том, какой на будущий год предстоит порядок оплаты труда. Существенные изменения вкратце можно охарактеризовать следующим образом.
Изменятся закупочные цены на рыбу. Рыбаки получали наличными пятьдесят пять процентов. В новом году артели за каждый килограмм будут перечислять до тридцати двух копеек, из коих третья часть перейдет в карманы рыбаков. Но зато ликвидируют премиальные за сверхплановые уловы.
Некоторое время рыбаки сидели молча. Первым вышел из оцепенения Виестур.
— Значит, больших премий нам теперь не видать как своих ушей! — выкрикнул он. — Какой же тогда смысл целыми днями торчать в море?
— Совершенно правильно! — поднялся со своего места зам председателя артели. — Наконец начнете жить как нормальные люди, а не как рабы рубля. Разве я вас не знаю?! Как план перевалит за сто тридцать процентов, вас ведь и палкой к причалу не загонишь. Если б не нужда в топливе, ящиках и льде, вы по целым неделям торчали бы в море. Вот ты сам скажи, Виестур, сколько раз за эту осень ты пришел домой вовремя, чтобы успеть отмыться, переодеться и пойти в театр или на какое мероприятие?
— Зато я заработаю на «Волгу», — упрямо ответил Виестур.
— И что же ты станешь делать, когда заведешь машину? — резко спросил Крум. — Когда же будешь на ней кататься, если в три ночи из дому, а в десять вечера — домой? Я на своем «Москвиче» за три года двенадцать тысяч еле наездил — сколько успеешь за отпуск, пока посудина на ремонте. А при новой системе оплаты у нас будет больше времени и для отдыха, и для семьи. Кончится эта гонка за длинным рублем, будем нормально пользоваться выходными днями.
— Поэтому необходимо каждому поскорей освоить две профессии, как записали в своем соцобязательстве, — вставил секретарь парторганизации, усмотревший возможность незаметно напомнить о соревновании рыболовецких колхозов республики. — Будете подменять друг друга, и портовой надзор не сможет возражать.
— Товарищи, я не понимаю, почему вас еще надо уговаривать, — заговорил главбух. — По самой простейшей арифметике выходит, что ваши заработки меньше не станут — только они будут равномерней распределяться по месяцам.
— Я еще слыхал, будто нам и пенсии повысят, — спросил Жеребков с места. — Это что, правда?
— Это по нашему собственному усмотрению, — ответил председатель. — Видите ли, предстоящая реформа имеет еще одно достоинство — в артельную кассу приток средств увеличится. И расходовать их мы будем по своему усмотрению. Будем дальше укреплять и развивать хозяйство колхоза, закупим новые орудия лова, позаботимся и о членах артели. Нельзя же допустить, чтобы в наше время люди еще копили деньги на старость. Из-за того, что в колхозе недостаточна пенсия. Увеличим! И по болезни будем платить. Я даже считаю, что с будущего года мы сможем предоставлять полностью оплаченный отпуск. Правильно сказал Арвид: какой смысл обзаводиться автомашиной, если кататься на ней некогда? Для чего покупать четырехкомнатный дом, если мы в нем бываем только как гости?
— Важно, чтобы труд приносил удовлетворение, — добавил капитан Крум. — Он не должен превращаться в голый источник дохода, и я полагаю, мы обидели бы рыбаков, если б стали такое утверждать. Без призвания, без настоящей любви к морю никто бы тут не выдержал. А теперь будет возможность работать ритмичней, без изнурения. И это хорошо!
После собрания Крум предложил мне прокатиться к нему домой. Мы сели в его зеленый «Москвич» и, быстро миновав городок, выехали на тихую тенистую аллею, слева от которой, словно в почетном карауле, выстроились нарядные дома из силикатного кирпича, а справа экскаваторы копали котлован под новую школу. Здесь начинался поселок рыболовецкой артели.
Затормозив у ворот дома, Крум не торопился выходить из машины. Откинувшись поудобнее на спинку сиденья, он несколько неожиданно завел разговор о жизни. Видно было, что моральные проблемы занимают его не первый день, и капитану хотелось излить душу, найти ясность для самого себя.
— Видите ли, — начал он, — мы еще чересчур отгораживаем свое от общественного. На мой взгляд, все беды и радости, промахи и достижения товарищей должны стать, как говорится, общим делом нашей жизни… — Крум запнулся, словно боясь прикоснуться к больному месту, а потом собрался с духом: — Взять, к примеру, меня. Я рыбак. Первейший мой долг — давать государству как можно больше рыбы, беречь траулер, снасти. Но ведь я еще к тому и отец семейства. И тут мой долг — воспитать детей такими, чтобы потом не краснеть за них. Чтобы и они знали, что такое долг. Вот и получается загвоздка. Воспитание, ведь оно в чем состоит? Воспитание — это и слово, и совет, и добрый пример. А как быть, если я вижу своих детей раз в неделю? Когда прихожу домой, они уже спят. Редко выдаются свободные дни. И хочется побаловать их, а не читать проповеди и ругать за кляксы в тетрадках. С дочкой-то что — она вся в мать: и трудолюбива, и сметлива, уже работает и учится в медучилище. Даже не сомневаюсь, что со временем на врача вытянет. А мальчишка уперся: книжные премудрости ему в голову не лезут, говорит — учиться не хочу, и баста! И это в нынешнее-то время, когда без образования к технике и близко не подойти. Не скажу, чтобы парень вообще от дела отлынивал. Он в наших мастерских выучился на слесаря, работает хорошо, ничего не скажешь. Но про вечернюю школу даже слышать не желает. Вспомнишь про то, как самому охота было учиться в его годы, да приходилось кусок хлеба зарабатывать, руки начинают чесаться, хочется всыпать этому балбесу по первое число…
Крум вздохнул. Очевидно, больше всего его мучили сомнения, достаточно ли он сделал для блага своего сына. Что мог я ему сказать? В самом деле, воспитание детей нельзя целиком перекладывать на плечи школы, пионерской и комсомольской организации. Столь же важна и роль семьи. Но уж такова судьба рыбаков, моряков и всех, кто работает в экспедициях, что дома они бывают лишь по праздникам. А уж там, как говорится…
Однако уже вскоре я убедился, что опасения капитана Крума сильно преувеличены. Как и всем отцам, ему также хотелось, чтобы судьба сына сложилась счастливее, чем его собственная. По-человечески понять его не трудно. Но стоит ли из-за этого не замечать безусловно хорошие качества юноши? Зигурд любит свою работу, живо интересуется событиями в международной жизни, увлекается спортом. И к тому же он еще так трогательно юн, что, отказываясь за ужином от второго наперстка коньяку, он с наигранной небрежностью бросил:
— Не понимаю, что со мной сегодня! Что-то не идет, и все…
Отец с матерью перемигнулись. Сестра деликатно промолчала: мол, пусть перед посторонним разыгрывает из себя бывалого мужчину. Вскоре брат и сестра извинились и встали из-за стола. Девушке надо было идти на ночное дежурство в больницу, а Зигурд торопился на тренировку по баскетболу. Мы остались втроем.
