Владимир Муссалитин - Восемнадцатый скорый
— Что вы заскучали? — спросила Галя, уловив перепад в его настроении.
— Да так, — неопределенно отозвался он, чувствуя, что трезвеет и уже тяготится свиданием.
Его приятельница снова вызвалась поставить чайник, и он на сей раз не стал отговаривать, заняв ее место у окна.
Во дворе из темноты слышалась гитара. Кто-то невидимый, как бы в раздумье, перебирал струны. Откуда-то издалека, не нарушая идиллии теплого апрельского вечера, долетел свисток тепловоза, скорее всего маневрового, гудки у проходящих мимо, насколько он знал, были отменены.
Алексей вспомнил проводницу с восемнадцатого скорого, так и не отозвавшуюся на его письма. «Ну и пусть, — подумал он, — рано или поздно надоест ей играть в молчанку». Странная, казалось бы ничем не оправданная, была эта уверенность. Но он верил.
Чтобы заняться чем-либо, Алексей стал перебирать книги.
— Не тем занимаешься, — сказал с ухмылкой Якушев, появляясь из спальни, подталкивая Валю, замешкавшуюся в дверях, прищурившуюся от яркого света люстры.
Она прошла на кухню, и было слышно, как они о чем-то негромко переговариваются с подругой.
— Ну как? — спросил Якушев.
Родин пожал плечами.
— Ничего, — подбодрил Якушев, — главное, не терять надежды.
Он по-хозяйски уселся в мягкое кресло и, закинув ногу на ногу, блаженно затянулся сигаретой.
— Пожалуй, нам пора, — напомнил Родин о времени.
— Куда спешить. Добро бы домой. А ты того, не упускай ее. Видел, какие девахи. Сюда бы хорошо с ночевкой. Смотри какая хата! Ну ты чего скис? Давай-ка малость для настроения.
Плеснул в рюмку себе и Алексею, Родин выпил без особой охоты.
С кухни вышли девчата.
— Втихаря, да, — погрозила пальцем Валя.
Якушев протянул руки, пытаясь обнять ее за талию.
— Не приставай! — с напускной строгостью сказала она, отводя его руки.
— Вот так всегда, — пожаловался Якушев товарищу.
— Вам только волю дай!
— Ну и что? — спросил Якушев.
Родин хмуро наблюдал за этим спектаклем, что пытались сейчас разыграть взводный и его подруга. Хотя что они ему! Или он завидует им?
Галя, стараясь не встречаться взглядом с Родиным, разлила в яркие чашки чай.
— Отличный чаек! — воскликнул Якушев, шумно прихлебывая.
Валя испытующе смотрела на него. Но Якушев, казалось, и не замечал этих взглядов, обращая больше внимание на Галю, словно бы стараясь вызвать ревность своей подруги. И это ему вроде бы удалось. Валя нахмурилась и в продолжение всего чаепития молчала. Галя же, наоборот, вертя конфетную обертку, улыбалась каким-то своим тайным мыслям.
Якушев, довольный собой, пытался шутить, но шутки не имели прежнего успеха. Разговор тоже не клеился. Для приличия еще немного посидели, вновь слушая знакомую пленку. Из репродуктора на кухне пропищал сигнал точного времени. Якушев потянулся, вздохнул. Родин встал, поблагодарил девчонок, Галя молча кивнула и стала собирать пустые чашки.
— Не забывайте, — сказала Валя, протягивая руку Родину.
Алексей слабо пожал ее. Галя стояла за спиной подруги, продолжая улыбаться своим потаенным мыслям.
— Чао! — послал общий привет Якушев и, наклонившись к Вале, обхватив крепко за талию, быстро поцеловал ее.
— Ну и кот! — сказала, опешив, она. — Ну и кот!
XVI
Дома Антонину ждала новость. Не отбыв срок, вернулся из санатория отчим, Да не один. Вместе со своим новым товарищем, Константином Сергеевичем, инженером из Пржевальска, с которым успел познакомиться там, в санатории, Рассказывая это, мать озадаченно посматривала то на Антонину, то за перегородку, где, продолжая следовать санаторному режиму, сладко всхрапывали мужчины.
— Просили разбудить, как придешь, — сказала смущенно мать.
— При чем тут я, — махнула рукой Антонина, — пускай себе спят.
Мать поставила перед ней тарелку щей, придвинула хлеб. Антонина видела, что мать чем-то взволнована.
— Гость-то надолго? — спросила Антонина.
— Да и не знаю, — растерянно ответила мать, — он знаешь что удумал? Да ты ешь, ешь. Сосватать тебя решил.
Антонина поперхнулась:
— Вот потеха. Что-это, царское время?
— Я им то же самое сказала, — заслышав легкий шорох за перегородкой, зашептала мать. — Это ж дело не шутейное. Пусть он себе хоть трижды инженер, но если такой, как наш, забулдыга, то он и даром не нужен! А нашего как муха укусила, мол, увидишь, понравится. Придет Антонина — и решим. И уж чуть не за помолвку выпили. И ведь не выгонишь! Неудобно все же, гость, как-никак. Может, он и вправду неплохой человек. Кто знает, глядишь, и судьба.
Мать вопросительно посмотрела на нее.
— Я вижу, они зря время не теряли, — усмехнулась Антонина. — И тебя подготовили.
— Тоже скажешь, — губы матери обидно вздрогнули, — что я, себе враг? Растила, растила, да за первого встречного!
За перегородкой раздался сиплый кашель отчима, и через минуту появился сам с помятым со сна лицом.
— Я так и знал, что пришла, — сказал он, обращаясь к гостю, который, видимо, тоже встал, но не решался выйти.
— Константин Сергеевич, — окликнул его отчим, — хочу вас познакомить с дочерью.
Антонине странно было слышать это слово. Прежде отчим ее так не называл.
— Охотно, — ответил тот, вырастая за спиной Ивана Алексеевича.
Гость оказался рослым, на голову выше отчима, черноглазым мужчиной лет тридцати. Серый в клетку модный пиджак едва доходил до запястья его длинных, крупных рук, которые выдавали в нем человека, знакомого с тяжелой работой. Он, видимо, и сам испытывал неловкость за свои руки, не зная куда их деть. И эта его стеснительность тронула Антонину. Жених был не так уж и плох собой.
— Константин, — представился он, отвешивая на старинный манер легкий поклон Антонине.
«Какие интересы могли свести их?» — подумала она об отчиме и его новом знакомом.
— Ну ты, надеюсь, никуда не торопишься? — спросил с подчеркнутым уважением отчим. — Может, покажешь Константину Сергеевичу город.
— К сожалению, не удастся, — ответила Антонина.
— Отчего так? — осторожно спросил отчим, боясь подвоха.
— Мне сегодня в поездку.
Мать, для которой это в свою очередь тоже было новостью, вздохнула.
— Но мне же писали, что у тебя другая работа, что ты вроде теперь по комсомольской линии? — усомнился отчим.
— То было временно, — пояснила Антонина.
— Так мне надо тебе еще собрать, — забеспокоилась мать: — Что же ты мне раньше-то не сказала?
— Да я сама только утром узнала.
— И никто тебя не может подменить? — спросил отчим.
Обычно Иван Алексеевич равнодушно относился ко всем ее отлучкам, скорее даже испытывал удовлетворение от того, что ее нет дома, что никто не помешает ему при случае покуражиться, а тут такое внимание.
Сборы Антонины были, как правило, недолги. Отчим топтался за спиной.
— Так мы хоть тогда с Константином Сергеевичем проводим тебя, — сказал отчим.
Константин согласно кивнул.
— Если бы мне не на работу, с удовольствием с вами поехал. Вы ведь до Москвы ездите. А я там, признаться, ни разу еще не был.
— Так мы проводим тебя, — повторял отчим. И хотя Антонина была против, все же отчим, Константин Сергеевич, а с ними и мать, пришли к ее вагону.
— Смотри-ка, делегация, — засмеялась Женька, пребывавшая с утра, с той минуты, как узнала, что Антонина вернулась в бригаду, в хорошем настроении. — Да и какие все серьезные, важные. Ни дать ни взять — дипломаты провожают. А это кто ж такой? — поинтересовалась она, завидев Константина Сергеевича.
— Родственник отчима, — сказала Антонина, чтобы не разжигать дальнейшего любопытства напарницы.
Женька подозрительно посмотрела на Антонину, но, видя ее равнодушие к высокому молодому мужчине в сером плаще, стоящему по-родственному между родителями Антонины, видя, как та спокойно попрощалась с ним, поверила. Да у Женьки вроде и не было оснований сомневаться в правдивости слов напарницы. Объявись у нее какой-либо поклонник, она бы уж давно знала.
Поезд тронулся, началась привычная беготня по вагону. Но нынешние их хлопоты ни в какую не шли с зимними, когда приходилось караулить трубы под титаном, чтобы те не прихватило. Примерзнут — беда. Тогда только успевай выбирать воду. Летом тоже Нервотрепки хватает, особенно в разгар летних отпусков, каникул, когда народ валом валит, когда, кажется, все, от пионеров до пенсионеров, лишь бы не сидеть дома, трогаются в дорогу. Тут тоже мороки изрядно. Особенно с «двойниками». Сейчас была относительно спокойная пора, хотя ни одно место в вагоне не пустовало, их направление всегда отличалось напряженностью. Но большинство пассажиров ехало до конечного пункта. Это тоже в какой-то мере облегчало их работу, в нынешней поездке. С тем же постельным бельем меньше возни. И потом, когда пассажиры постоянны, в вагоне больше порядка, чистоты. И еще, как успела заметить Антонина, когда людям приходится вместе делить долгую дорогу, они становятся как бы уступчивей, терпимей друг к другу. И им, проводникам, это тоже с руки.
