Николай Вагнер - Счастье рядом
— Вот сюда пожалуйста, дорогие гости, — пригласила Аглая Митрофановна и взялась за железное кольцо калитки.
Пропустив вперед Валентину Григорьевну, Андрей шагнул во двор и поднялся по крутому деревянному крыльцу. В небольших сенях, освещенных яркой электрической лампочкой, их встретила мать Валентины Григорьевны — Наталья Семеновна.
— Проходите, проходите, — засуетилась она, — проходите, гостички, проходи Митрофановна, ну, а вы что стали, Наташка, Тоня? Милости прошу.
Андрей незаметно подтолкнул Яснова в спину и, все еще испытывая неловкость за то, что он вроде бы сам напросился на этот ужин, перешагнул порог. Однако это состояние быстро прошло. В комнате, где стоял накрытый скатертью и уставленный тарелками стол, было тепло и радостно.
Все уже расселись, одни на диване, другие на стульях и табуретках, только одно место, на другом конце стола, пустовало. Все ждали, когда снова появится Валентина Григорьевна. И вот она вошла в ярком ситцевом платье — высокая, статная, веселая. В руках ее дымилось блюдо с пельменями.
— Заждались? Начнем с пельменей, — улыбнулась она, — но пироги тоже будут.
— А вот наша овсяная, — ставя на стол два стеклянных кувшина с белой пенящейся брагой, сказала Наталья Семеновна. — Кушайте, пробуйте, а я побегу доставать пироги.
Гости не заставили себя ждать. Маленькие морщинистые пельмени незаметно перекочевали на тарелки и столь же незаметно исчезли с них. Неугомонная Аглая Митрофановна потребовала второго варева.
Андрей, у которого с утра ничего не было во рту, после первого сочного и острого пельменя почувствовал, насколько он голоден. На отсутствие аппетита не жаловался никто. Все ели дружно и весело. А когда в самый разгар ужина выглянула Наталья Семеновна и на всю комнату предупреждающе шепнула Вербовой: «Последнее варево!», все безудержно расхохотались.
Вместо пельменей на столе появились пироги с рыбой, которую, как сообщила Аглая Митрофановна, добыл по ее просьбе из-под льда убогий Харитон на Увинском пруду. Это был подарок Аглаи Митрофановны, поэтому она особо расхваливала пироги, приготовленные из лучших и самых отборных жерехов. Андрею, уже насытившемуся пельменями, от пирогов отказаться не удалось.
— Обидите! — громогласно повторяла Кондратова. —Почитай, из-под самого Лесоозерска везла, больше сорока верст. А главное, таких пирогов вам нигде не едать. И едят-то их по-особому. Вот так...
Аглая Митрофановна ловко поддела вилкой румяную корку и бросила ее на пустую тарелку. В комнате распространился густой дух запеченной рыбы и лука.
— Начнем улов! — крикнул повеселевший Яснов и подцепил одну из рыбин, которые рядами лежали в пироге. Над самой тарелкой распаренная рыба рассыпалась, и раздался новый взрыв смеха.
— А что же нашей бражки не пробуете? — Этот вопрос был обращен к Андрею. Он оглянулся и увидел возле себя Наталью Семеновну. Она наклонилась к его плечу и смотрела искоса добрыми глазами. На этот раз она принесла брагу темную, как баварское пиво.
— Вот эта старая, приготовлена по особому рецепту. Пора уже за нее приниматься, а у вас стакан не допит. Да я вам его сменю, мигом.
Валентина Григорьевна, уловив нерешительность Андрея, крикнула с другого конца стола:
— Андрей Игнатьевич, а вы не бойтесь — брага эта не хмельная, у нас пьют ее вместо кваса. Вот та черная, — Вербова кивнула на графин, — покрепче, а эту можете пить сколько угодно.
— Не вредная и полезная, — хихикнула Наташа.
— Я бы сказал, — вставил Яснов, — что квас крепче вашей браги, — десятый стакан пью — и хоть бы что...
— Пей, пей, юноша, — наставительно заговорила Кондратова. —— Видать, работничек хороший — недаром в народе говорят: кто быстро ест, быстро пьет — и работник тот... А вот Харитоша убогий, — Аглая Митрофановна задумалась и заговорила с расстановкой, — тот никогда толком не поест. Третьего дня, когда проезжала Уву, зашла в его хибару на перевалочном. Лежит на лавке, печку истопить ленится, картошки себе наварить не хочет. Я ему говорю: «Ты чего же, Харитоша, в холоде и голоде сидишь? Сходил бы по дрова да чугунок с картошкой на плиту толкнул — все оно веселей». А он мычит по-своему, головой трясет: «Нет, мол, не желаю». А. папироску предложила — взял, головой кивает: «Спасибо, мол». И вот опять причуда. По тракту машина шла. Шофер-озорник погудел лишнее — видать, знает слабость Харитоши, — так того как ветром подняло, в одной поддевке выскочил на мороз и прямо на тракт. Глянула я в оконце, а он перед самым радиатором вприсядку отплясывает, а шофер во всю глотку ржет и кулаком по баранке хлещет — сигналит ему в такт: «Давай, мол, Харитоша, жми!»
— Ну, а вы что? — не удержалась Тоня, которая все это время сидела молча.
— А что я? Хотела выйти, отругать насмешника, да плюнула: может, в гудке том и счастье все его, Харитошино.
— Думает, начальство едет, вот и выплясывается, — вновь хихикнула Наташа.
— Не чуди, — задумчиво сказала Тоня, — жаль его...
— С одной стороны, жаль, а с другой, нисколечко. Замыканный он, верно, но опустился. Я бы на третьи сутки умерла без работы. Да как это возможно, правда ведь, Валентина Григорьевна?
— Ты у нас ударница, — улыбнулась Вербова. — Разве тебе это понять?
— Да никому нам этого не понять, — поддержала Кондратова, — нам, здоровым да работящим! Но ведь на то мы и здоровые. А Харитоша — что? Сызмалетства, говорят, слаб умом был, а с годами на перевалочном и вовсе одичал. Вся радость у него в том, когда машина пройдет и сигнал ему даст. Спрос надо не с Харитоши требовать, а с тех, кто не сеет, не жнет, а даром хлеб ест. Не перевелись еще такие. Верно говорю, Андрей Игнатьевич?
— Видите ли, — растерялся Андрей, — нам судить трудно. Хлеб мы своими руками не выращиваем. Наша работа в том, чтобы о вас рассказывать, а это, вроде бы, — тоже дело...
— Как не дело! — заговорили все разом. — И не каждый сможет. А как бы мы жили без газет, без радио?
— Ничего бы не знали, не ведали! — с жаром сказала Наташа. — Репродуктор с шести утра в курс вводит. Все в тот же день узнаем.
— Ну ладно, разговоров, у нас до ночи хватит, пора и в дорогу. — Аглая Митрофановна встала и обратилась к Андрею и Яснову:
— Я вас сама отвезу, на Буяне. — Она подмигнула девчатам. — Наш Буян, что ваш газик.
Начали собираться.
— Спасибо вам за все! Будете в Северогорске — заходите! — говорил Андрей, пожимая руки. Аглая Митрофановна стояла в санях и натягивала вожжи. Мужской тулуп с высоко поднятым воротником превратил ее в заправского возницу. Она тоже пыталась выкрикивать прощальные слова, но каждую ее фразу прерывало вынужденное «тпру!». Необъезженный жеребец уросил, беспрестанно перебирая ногами и закидывая морду. Григорий и Наташа с трудом удерживали его под уздцы. Наконец Андрей, а следом за ним и Яснов прыгнули в кошевку, и сани, последний раз скрипнув у дома Вербовой, рванулись вперед. Мелькнули окраинные избы, и вот уже на многие километры раскинулась голубая равнина. Кондратова изо всех сил натягивала вожжи, но жеребец нес все быстрее. В лицо бил обжигающий ветер, и летели куски снега, щедро выбиваемые копытами Буяна. Луна, звезды, гладкое полотно дороги — все это неслось в вихре, кружилось, раскатывалось и снова летело вперед.
Андрей запрокинул голову. Золотой диск луны и голубоватый венчик вокруг нее показались доступно близкими. Где-то там, в бездонном, холодном небе совершал полет второй искусственный спутник Земли. Сани и спутник. Это сопоставление представилось Андрею символичным. В какое необыкновенное время вступил мир! Вот только эта непонятная досада...
Память с трудом проявила ее. Ржавым железом заскрежетал в ушах голос Бурова: «Прошу без замечаний. Я пока еще председатель!..»
Сани неслись ходко, без рывков...
— Укротился, — бросила назад Кондратова. — Теперь пойдет на одной скорости, как автомат.
Аглая Митрофановна полуобернулась, и Андрей увидел молодо смотревшие глаза.
— Как самочувствие? Я их не один десяток объездила. Спервоначалу всегда так, а потом и сама не заметишь — конь как конь. Бывало, опрокидывал, только на этих санях не просто: крылья большие.— Помолчав, она добавила: — Вот и брат мой Федор, когда наезжает в гости, другого транспорту не признает...
И вдруг мерная езда кончилась. Буян неожиданно рванул так, что Кондратова едва удержалась на облучке, и бешено понес. При этом голова Буяна неестественно повернулась вправо, словно ее свернули в сторону могучие невидимые руки.
— Волка почуял, — объяснила Кондратова. — Не иначе, как бродят где-то.
8
Неизменным правилом Леонида Петровича Хмелева было выслушивать рассказы всех работников, приезжавших из командировок. Вот и сегодня, отложив дела, он пригласил Юрия Яснова и начал расспрашивать о поездке. Он интересовался всем: и дорогами, и тем, как встретили их в «Светлом пути», где они ночевали, и как выбирались в Северогорск после метели.
