Припади к земле - Зот Корнилович Тоболкин
- Проньку ждёшь? Ты ему сто лет не нужна. Ему белоручки глянутся. Так что нос-то не задирай!
- Пошли отсюда! – сказал Федяня и подтолкнул её к порогу.
Они ушли, забыв прихватить с собой свою бутылку.
- Не выгорело, сватьюшка! – сказала Катя и вымученно рассмеялась.
Глава 45
На большом поле жать было нечего. Путаясь в иссеченной ржи, школьники собирали колоски. Иван Евграфович, ведя счёт собранным корзинкам, отмечал карандашом в тетрадке.
Мария в поле не вышла.
- Иван Евграфович, можно я на лобогрейке поезжу? – спросил Венька.
- Да как же, Веня? Ведь это трудно!
- Очень даже легко. Разрешите, я уже пять корзинок набрал...
- Ну иди.
Задирая босые ноги в цыпках, парнишка побежал к дальнему полю, на котором трещали лобогрейки. На одной из них сидел Федяня.
- Дай разок прокатиться! – Веньку влекло к работе, которую выполняли взрослые. Он торопился, хотя впереди была жизнь, то есть великая возможность насытиться всякой работой.
- Разок можно. Токо сперва к Панкратову за волосянкой сбегай, а то у меня рычаг отвязался.
Не догадываясь о подвохе, Венька стремглав кинулся выполнять его поручение.
- Дядя Мартын! – закричал он ещё издали. – Федяня волосянку просит.
- Кого? – не понял Мартын.
- Волосянку! Давай скорей!
- А-а, счас дам. – Схватив парнишку за вихор, начал теребить его, приговаривая: – Вот тебе волосянка! Вот волосянка!
Венька вырвался и с рёвом бросился наутёк. Отбежав, показал язык.
- Я тебе, змеёныш! – пригрозил Панкратов.
Волосянка – шутка жестокая, выдуманная для забавы. Некоторые, попадаясь на это, надолго запоминают урок, преподанный в детстве.
Придумывая месть, Венька медленно брёл к Федяне, который уже забыл о нём.
У вороха ликовал Пермин, радуясь первому обмолоту. Подбежав к подавальщикам, отмочил что-то солёное. Зарделись девчата, захохотали бабы. А Пермин уже отнимал у Кати сноп и совал его в жадный зев молотилки. За ним наблюдали веяльщицы.
- Наверно, быть свадьбе, – сказала Афанасея.
- Ишь, как разыгрался.
- А она и не поглядит на него. Опала как цветок на снегу, – сказала Агнея.
- Опадёшь! – усмехнулась Фёкла. – Племянничек твой потешился и бросил.
- Дурной, потому и бросил.
- Нынче это просто делается.
К ним подъехал Федяня.
- Опять заделье нашёл?
- Я без вас, как пиво без дрожжей. – Он спрыгнул с вершины и, обхватив женщин, повалил их на ворох.
- Вот выматерел, бугай! И мне уж теперь не под силу! – сказала Афанасея.
Немного погодя примчался Панкратов, второпях забыв расхомутать лошадь.
- Фатеева видел, – зашептал он, отозвав Афанасею. – Про тебя спрашивал.
- Ну?
- На фатеру примешь?
- Пущай к тестю идёт.
- Так и сказать?
- Так и скажи.
Она не удивилась и не обрадовалась, услышав о Фатееве, хотя всего лишь несколько месяцев назад только о нём и думала. Если бы раньше он лишь пальцем поманил её, Афанасея пошла бы за ним на край света. Но с ним была Наталья, которую он предпочёл ей, Афанасее... А теперь вот вернулся и ворошит то, что умерло. Поздно! Сердце Афанасеи теперь болит о другом. И под сердцем бьётся его ребёнок. Слишком поздно, Петро!
- Поздно! – сказала она вслух и взялась за рукоять веялки. – Давайте веять, бабы!
Между тем одна за другой уходили на элеватор подводы.
- Вот он, хлебец-то, а на зуб не попробуешь – чужой... – наполняя мешки, говорила Агнея. – Хоть бы нам фунта по два дали!
- Кабы все поля засеяли – от града не пострадали...
А обозы всё шли и шли по пыльной дороге мимо Пустынного, мимо Заярья.
В амбарах было пусто. Озоровали мыши в сусеках, да недовольно позванивал ключами Дугин, расхаживая из угла в угол.
Как-то под вечер на ток наведался Раев.
- Устали, товарищи? – пожимая руки, говорил он. – Ничего, теперь уж недолго осталось...
- Ого! – следователь выдернул свою маленькую отёчную ручку из большой, не по-женски широкой ладони Афанасеи. – Полегче нельзя?
- Такая уж я нелёгкая, – нехорошо усмехнулась Афанасея. Она считала этого человека виновным в аресте Науменко.
- Ну и силища! Мужчине не уступите!
- Ежели мужчина стоящий – уступит, – ввернула Фёкла.
- Ох и язычок у вас. Это хорошо. Я тоже люблю шутки. Но сперва о деле... С планом справитесь?
- Вы разве не знаете, что у нас хлеб выбило?
- Знаю. Но, во-первых, я в этом не виноват, а во-вторых, выбило не весь хлеб...
- Нам-то ведь тоже надо!
- В первую очередь государству! Потом вам... И потом, товарищи, у вас есть председатель. С него и спрашивайте. А я уполномоченный...
- Все с председателя спрашивают... Видно, председатель всех безответней... – Агнея болезненно переживала упрёки, хотя бы и косвенно направленные на брата; его ещё не бранили вслух, но недовольство, копившееся годами, нет-нет да и прорывалось наружу: жить впроголодь всем надоело. И этот год не обещал быть сытым.
С согласия Сазонова в первые дни уборки Гордей начислил по сто граммов на трудодень. Но это было ничтожно мало. И теперь вопрос стоял так: выполнять план или делить оставшийся хлеб между колхозниками.
«Уменьшим план», – обещал Сазонов, но пока что помалкивал, а зерно шло на элеватор. Из района раздавались тревожные, потом угрожающие звонки. Чаще других звонил Камчук, приславший уполномоченным Раева.
- Что положено – сдадите. Больше того государство не потребует, – говорил Раев.
- Все о государстве пекутся, – сказала Афанасея. – А мы разве не государство?
- Мы, выходит, пасынки, – с горечью сказала Агнея.
- Чепуха! – не очень искренне рассердился Раев. – Хлебороба без хлеба никто не оставит. Будьте уверены. И
