Свет не без добрых людей - Шевцов Иван Михайлович

- Достал я им тридцать кринок молока, одолжение сделал. Так они, что ты думаешь? Молоко выпили, а кринки поразбивали. А мне бабы грозят за эти самые кринки голову разбить. Опять-таки клеенку на стол раздобыл для них, чтобы, значит, культурно, для порядку, как у людей. Украли. А мне отвечать за нее. А работают как? Ты бы посмотрел - цирк, а не работа. После них все заново перепахивать надо.

- Работу я их вижу, поедем, их самих посмотрим, - решительно сказал Егоров.

Студенты медицинского института помещались в детских яслях. Сидели группами на соломе, покрытой брезентом, которая служила им постелями, громко и шумно разговаривали, спорили, смеялись. В углу худой и бледный юноша в наброшенном на голые плечи пиджаке углубился в книгу. Двое играли в шахматы, десять, окружив их плотным кольцом, "болели", вслух высказывали свои соображения, азартно спорили. Одеты были кто во что горазд: один в фуфайке и шапке-ушанке, другой и вовсе без рубашки, обнажив бронзовое литое тело, голова повязана полотенцем, вроде чалмы. Ну прямо запорожцы, пишущие письмо турецкому султану.

На вошедшее начальство даже внимания не обратили. Не успел Егоров поздороваться, как торжествующий бригадир закричал:

- Вот, полюбуйтесь, товарищи начальники, на них. Банда батьки Махно. И кино никакого не надо.

- Да замолчите вы! - оборвал бригадира Егоров и взглянул на него так, что тот сразу осекся.

- Здравствуйте, товарищи! Да у вас тут что-то вроде шахматного чемпионата. - Он стал посредине большой комнаты, обвел ее изучающим взглядом, заметил: - Что же форточку не откроете? Душно ведь.

- Кому душно, кому холодно, - отозвался юноша в чалме. - Пар костей не ломит.

Егоров иронически посмотрел на большой обеденный стол, на котором грудой стояла немытая посуда, покачал головой, скептически произнес:

- Да, товарищи. Не похоже, чтоб жили здесь медики. Ни за что не поверил бы.

- Обедали, не успели убрать, - ответил, нисколько не смутясь, юноша в чалме.

- Выходит, не напрасно жалуются на вас руководители колхоза, - продолжал Егоров, всматриваясь в лица студентов. Взгляд его задержался больше обычного на юноше с книгой. Лицо у него было открытое, доверчивое.

- Что ж это вы так?

- А собственно, как так? - спросил юноша. - Любопытно, какие к нам претензии у руководителей колхоза?

- Кринки били? Били, - снова вспылил бригадир. - Клеенка куда девалась?

- Здесь ваша клеенка, не волнуйтесь, - ответил парень в чалме. - У девчат она. В поле с собой брали от дождя. Что ж, случилось… Как в сказке про курочку рябу, мышка бежала, хвостом задела, кринка упала и разбилась. Что ж теперь делать? Придется вернуть деду и бабе не простую, а хрустальную. Только и всего.

- Хрустальная денег стоит. А вы их еще не заработали, - сказал Егоров.

- Он денег раздобудет, - иронически кивнул юноша с книгой на того, что в чалме. - У него папаша директор мебельной фабрики.

- Вот оно что! - Егоров пристально, испытующе уставился на директорского сына. - Значит, можно вовсю распоряжаться отцовской сберкнижкой?.. А что будет потом? Ну, когда на счету останется нуль целых? Мм-да… Но главное, ребята, не в кринке и не в клеенке, - продолжал озабоченно Егоров, всматриваясь в глаза студентов. - Главное в другом. В халатном отношении к делу. Ведь вы приехали сюда помочь людям. А получается так, что ваша работа идет не на пользу людям, а во вред. Половина картофеля остается на поле. Это уже не работа, а настоящий брак. Куда ж такое годится?

Парень в чалме потихоньку отступил назад, незаметно вышел и вернулся уже одетым и без чалмы, но в разговор не вступал. Появились из соседней комнаты девушки, узнав о приезде секретаря обкома.

- А теперь, товарищи, выкладывайте ваши претензии к руководителям колхоза. Я получил вашу телеграмму. Ну, прошу вас…

Студенты молчали, отводя в сторону смущенные взгляды.

- Ну, что ж, говорите, товарищи, давайте разберемся. Кто давал телеграмму?

Все повернулись в сторону директорского сына, и взгляды их говорили: "Что ж молчишь? Отвечай".

- Я давал телеграмму, товарищ Егоров, - сказал парень. - Были у нас претензии на первом этапе. А теперь обе стороны пришли к взаимопониманию.

- Ну, а раз так, тогда давайте - за работу. Добросовестно, так, чтоб не посрамить честь студентов, да еще медиков, - закончил Егоров, а когда вышли на улицу, неприязненно бросил бригадиру: - Эх, вы… руководитель! Запил с горя. А может, на радостях, что помощь пришла. - А про себя подумал: "Неправильная эта практика - посылать людей из города в село на уборку картофеля. Пора бы с ней кончать. Сумел вырастить урожай, сумей и убрать его сам, своими силами".

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Осень в этот год затянулась небывало долго. В декабре совсем не было ни мороза, ни снега. А люди ждали зимы со странным, непривычным нетерпением; с унынием и разочарованием слушали ежедневно сводку погоды - холода где-то задерживались.

Поля лежали серые, влажные и тихие. Пожалуй, только кабаны да зайцы были рады такой затяжной осени и этой бесснежной мягкой земле: была для них в лесах и на полях пища, и снежная пороша не выдавала охотникам следов. Лишь зайцы беляки вскоре почувствовали на своей шкуре коварство не желающей приходить зимы: как издавна заведено в заячьем мире, они по календарю поменяли серые шубки на белые и теперь стали прекрасной мишенью для охотников. Бедных зайчишек, даже издалека хорошо заметных на темном фоне сырой бесснежной земли, в эту долгую осень били нещадно. Даже Станислав Балалайкин, который всем рассказывал, что он стреляет только жирных зайцев, а худых отпускает с миром, и тот за эту осень принес домой шесть беляков.

С нетерпением ждали не только снега, который должен был укутать теплой шубой озимые посевы, - ждали и морозов, чтоб они хоть немного сковали раскисшие, разбитые в пух и прах дороги, по которым уже невозможно было ходить автомашинам без помощи тракторов. Ежедневно из совхоза "Партизан" по грязному проселочному тракту в районный центр и на железнодорожную станцию медленно тянулся обоз со свиньями, льном, молоком и другими грузами, а следом за машинами шел постоянный конвоир - трактор "Беларусь", весь, до последнего винтика, заляпанный грязью. А у ручья, возле болотца, где и колесный "Беларусь" не всегда справлялся с обязанностями тягача, стоял на дежурстве гусеничный богатырь ДТ-54.

Итак, несмотря ни на что, жизнь продолжала пульсировать, машины ходили регулярно и даже директорский газик за весь осенний сезон лишь один раз вынужден был прибегнуть к помощи трактора, а то везде сам проходил. Эта дорожная распутица напоминала старым солдатам военные весны и осени, когда ничто - никакая грязь, слякоть и дожди - не могло остановить неумолимого движения армий.

В один из этих бесснежных и безморозных декабрьских дней Роман Петрович Булыга направился в областной центр, чтобы израсходовать остаток денег, отпущенных для оборудования нового клуба. Провожали директора парторг, комсорг и завклубом, говорили в один голос напутственное слово: в первую очередь покупай пианино. Без пианино, мол, и не возвращайся.

Накануне поездки за культтоварами Булыга подписал приказ о назначении на должность заведующей клубом Веры Ивановны Титовой. Для Веры этот приказ не был неожиданным. Еще неделю назад, когда в фойе клуба в торжественной обстановке по инициативе Веры была открыта выставка произведений местного скульптора, как громко именовали деревянных дел мастера, Котова Федота Алексеевича, Роман Петрович, в присутствии редактора районной газеты и областного фотокорреспондента, там же на выставке заявил, кивком указывая на Веру: "Это она открыла нам такой талант, она - наш завклубом". - "Вы ошиблись, Роман Петрович, - возразила тогда Вера, - я только заведующая библиотекой". - "Начальство, дорогая моя, ошибаться не может, - ответил ей веселый и довольный собой Булыга, - Директор знает, что говорит".