Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов
— Ты?!
— Вот... — Анатолий смотрел в пол.
— Почему так быстро?.. — глухо, неуместно спросила Клава.
— Не знаю. Приехал... Тетку не нашел. Говорят, что умерла в блокаду... Я подумал... — Он переступал с ноги на ногу, всякий раз постукивая палочкой. Ему тяжело было стоять.
— Как же это?.. — пробормотала Клава в растерянности.
— Ладно, — сухо сказал Антипов, — после разберетесь, как и что. Помоги человеку раздеться и зови в комнату, — велел он дочери, оставляя их вдвоем.
— Кто там? — спросила Анна Тихоновна у него.
— Или я ничего не понимаю, — ответил он, — или в дом пожаловал жених. Зять, стало быть!.. — Однако ему хотелось думать, что это просто дочкин знакомый, один из ее бывших подопечных.
— Да что вы говорите?! — Анна Тихоновна всплеснула руками, как умела только она: грациозно, легко и воздушно, точно птица перед взлетом расправляла крылья. — Кто бы мог подумать...
— То-то и оно, что сначала делают, а после думают! — Антипов резким движением сдвинул свою чашку на край стола и грузно сел.
— Хорошо, что пирог не весь съели, — хлопотала Анна Тихоновна, наводя на столе скорый порядок. — А вы не ворчите, не надо. Все к лучшему. Молодым жить, пусть и решают каждый за себя. Ведь за нас с вами никто не решал?
— Жизнь решала.
— И у них жизнь. — Руки ее проворно мелькали над столом, и светились радостью глаза.
— Да что я! — в сердцах сказал Антипов и крикнул: — Клавдия, скоро там?
— Сейчас, сейчас... — отозвалась она из-за двери.
— Возьмите себя в руки, — сказала Анна Тихоновна, критически оглядывая стол: все ли ладно, все ли расставлено как нужно. — А то я на вас рассержусь, слышите?!
— Уже взял. — Антипов усмехнулся.
Они вошли в комнату, Клавдия с Анатолием, держась за руки, и тем вовсе уж насторожили Захара Михалыча.
— Это Анатолий, — объявила Клава дрожащим голосом. — Отец, я тебе рассказывала про него... — И, поворотясь лицом к Анне Тихоновне, сказала: — Знаете, он ведь тоже Антипов. Правда, интересно?.. Он в госпитале у нас лежал. Я когда пришла, помню, на дежурство и девчонки сказали мне, что у меня в палате появился Антипов, сердце сразу таки оборвалось, подумала, что Миша...
— Видно, — перебил ее Антипов.
— Честное слово! — Клава вспыхнула. Смутился и Анатолий.
«Хоть стыд понимают, — отметил Антипов-старший, — и то ладно». А вслух сказал:
— Это потом, после. Соловья баснями не кормят. Садись, Анатолий, к столу. Будем чай пить. Сегодня женский праздник. — Он никак не мог понять, разобраться, нравится ему этот солдат или нет, и оттого злился на себя. Неопределенность всегда и во всем досаждала ему. — А у меня тут одни женщины, как видишь!..
— Я боялся, что опоздаю, — тихо сказал Анатолий.
— Выходит, специально к празднику подгадывал?.. Ну что ж, большой подарок, кажется! Садись, садись. И ты не торчи, как свечка, — строго буркнул дочери, глядя мимо нее.
— У меня в вещевом мешке... Если вы не против... — сказал Анатолий. — У меня там водка есть, можно?
— Если есть, почему же нельзя! — ответил Захар Михалыч. — А вы куда вскинулись? — спросил он Анну Тихоновну, которая собралась уходить.
— Поздно уже. И посмотреть надо, как там Наташенька?
— Спит, я заглядывал.
— Правда, посидите с нами! — попросила Клава. Ей-то, пожалуй, и страшновато было оставаться с отцом и Анатолием.
— Хорошо, посижу немножко.
Анатолий тем временем принес вещевой мешок, выставил на стол две бутылки водки, консервы. Помедлил недолго, достал какой-то сверток и, протягивая его Клаве, сказал:
— Это тебе... К празднику...
Она развернула сверток. В нем был шерстяной «оренбургский» платок.
— Подарки царские, — проговорил Захар Михалыч, — и на столе как в большой праздник. Только ты, парень, одну-то бутылку спрячь и банки свои убери.
— Мне не надо! — сказал Анатолий, не угадав иронии. — У меня еще много!
Антипов взглянул на осевший от пустоты вещевой мешок и повторил:
— Убери.
Посидели все вместе, выпили. Анатолий рассказал, как съездил в Минск, где выяснилось окончательно, что мать его и сестра погибли, и как трудно добирался до Ленинграда — боялся не поспеть к восьмому марта, но главного, с чем он приехал и почему явился сюда, в дом Антиповых, не касались. То есть не говорили об этом вслух. Каждый понимал случившееся и по-своему примеривался к обстоятельствам. Разве что Клава не думала ни о чем, зато и знала меньше других: радоваться ей надо или нет?..
Она сидела тихо, незаметно, в общий разговор не вступала, лишь иногда, украдкой, несмело поднимала глаза, чтобы взглянуть на Анатолия, и ей казалось, что он совсем-совсем не такой, каким был прежде. Давно ли виделись, двух месяцев не прошло, а изменился он сильно: повзрослел как будто и, может быть, погрубел чуточку. Когда лежал в госпитале, казался молоденьким парнишкой, теперь же это был мужчина, солдат...
Где-то около часу ночи Анна Тихоновна снова собралась уходить.
— Еще можно посидеть!.. — испуганно сказала Клава.
Сейчас она определенно боялась остаться с отцом и Анатолием, потому что знала: предстоит серьезный, главный разговор, а ей, в сущности, и говорить нечего, сама в растерянности и неопределенности.
— Очень поздно, — возразила Анна Тихоновна мягко. — Пойдем-ка и ты со мной, ляжешь у меня. Пусть мужчины здесь остаются. Я возьму Наташеньку с собой в кровать, а ты на оттоманке. Пойдем, пойдем! — Она обняла Клаву и вывела из комнаты.
* * *
Захар Михалыч разлил последнюю водку, выпил, крякнул, пожевал корочку хлеба, обмакнув ее в соль, и в упор, строго посмотрел на Анатолия.
— Ну, — сказал. — Ты выпей, выпей!
— Я принесу вторую? — всполошился Анатолий. Он был бы рад возможности выйти. Хоть на короткое время, чтобы собраться с мыслями, успокоиться.
— Сиди. Выпили, и будет. Или тебе еще хочется?..
— Мне
