Борис Четвериков - Котовский. Книга 1. Человек-легенда
Но толком еще никто ничего не знал. А произошло все так.
В субботу первого марта днем заседал президиум «Иностранной коллегии». Настроение у всех было приподнятое. Жанна Лябурб восторженно говорила, что победа близка и что хочется поехать во Францию, рассказать там правду о русской революции.
Затем Жанна и Стойко Ратков пошли на Пушкинскую, где Жанна временно поселилась у старухи Лейфман. Ратков любил бывать у Жанны. Там была обстановка покоя и отдыха. У хозяйки были три взрослые дочери. На этот раз к старухе Лейфман пришел еще какой-то знакомый. От политики все они были далеки, разговаривали о том о сем и собирались выпить по чашке чая. Меньше всего думали в этот час о смертельной опасности, которая надвигалась.
В квартиру ворвалась целая толпа французских и белогвардейских офицеров. Это были матерые волки. Французский майор Андре Бенуа, полинялый блондин с безумными прыгающими зрачками глаз на бледном, перекошенном, кокаиновом лице, был поистине страшен. Еще страшнее был ротмистр Бекир-Бек-Масловский — изувер, набивший руку на расстрелах без суда, на истязаниях. Ротмистр состоял при Гришине-Алмазове и возглавлял отряд для особо грязных поручений — для ликвидации неугодных по черным спискам, для убийств «при попытке к бегству», когда никто и не думал бежать, и просто убийств без объяснений мотивов.
Когда контрразведчики пришли арестовывать Жанну и увидели так много людей в квартире, они решили, что захватили целиком всю подпольную организацию Одессы.
— Руки вверх!
При обыске у Жанны нашли только экземпляр газеты «Le Communiste» и больше никаких компрометирующих материалов. Ни оружия, ни денег, как они ожидали, не оказалось.
Связали всем руки, в том числе и старухе-хозяйке, и ее дочерям всем, кого застали, вывели их на улицу, где ждал крытый грузовик. Грузовик тронулся, загрохотал по мостовой и вскоре въехал во двор дома номер семь на Екатерининской площади — здания французской разведки. Ворота захлопнулись. На площади высилась на каменном пьедестале русская императрица. Площадь была живописна. Дом номер семь, с большими окнами, с парадным крыльцом, был импозантен. Трудно было даже представить, что в его подвалах вершатся такие черные дела!
В помещении, куда втолкнули Жанну, была она одна. Куда же девали остальных? И вдруг она услышала громкий голос Елина… Значит, схватили и его?!
Допрос вел полковник-француз, начальник контрразведки, пожилой и изящный. Тут же присутствовали и белогвардейцы. В роли переводчицы выступала субтильная блондинка. Жак Елин узнал в ней супругу консула Энно: однажды ему показали ее, когда она совершала прогулку.
Но теперь он ближе познакомился с этой особой. Убедившись, что Елин ничего не выболтает и никого не назовет, эта дама, взбешенная его упорством, ударила его рукояткой револьвера по голове, что совсем не входило в обязанности «переводчицы». Обливаясь кровью, Жак Елин упал.
Избивали и остальных. Одному выбили глаз, свалили, пинали в живот, затем перешли на более изощренные истязания и пытки. Палачи добивались сведений, где находится подпольная типография, где и когда встречаются подпольщики-большевики. В награду обещали выезд за границу, деньги. Но ни одной визы не потребовалось. Это и бесило и в то же время приводило в изумление палачей.
Из соседних комнат доносились нечеловеческие крики: там «допрашивали» женщин.
Мадам Энно с горящими глазами, с каким-то упоением смотрела на истязания. Она была как пьяная и бормотала:
— Еще! Вот это удар! Подумаешь, нежности — уже и глаза закатывает! Подбодрите ее, Мишле! Да не так… вот как надо!
Допоздна трудились изящный французский полковник, белокурая дама, похожая на мадонну, и все остальные заплечных дел мастера.
От Жанны вообще не услышали ни слова. Изящный французский полковник утомился, и Жанна была поручена полковнику Иваницкому, прибывшему по приглашению «Дезьем-бюро».
— Фамилия? — строго спросил Иваницкий, показывая, что он отнюдь не намерен шутить.
Жанна молчала.
— Фамилия, я тебя спрашиваю! — и тут из уст полковника посыпались отборнейшие ругательства.
Жанна ответила по-французски:
— Я француженка. Вызовите переводчика.
— А черт! Ты превосходно говорила по-русски, когда тебе надо было!
Через переводчика Жанна заявила, что она — французская подданная и требует вызова французского консула. Жанна хотела выиграть время и как-нибудь дать знать о себе французским матросам.
Но Иваницкий был хорошо осведомлен о деятельности Жанны и о ее популярности. Он приказал переводчику удалиться. Он вызвал свидетелей, которые подтвердили, что слышали, как Жанна говорила по-русски.
— Так ты будешь разговаривать? — с ненавистью глядя на гордую революционерку, прохрипел полковник. — Погоди, я сам буду твоим переводчиком, и мы чудесно поймем друг друга!
С этими словами он поднялся и подошел вплотную к Жанне. Так они стояли и смотрели пристально в глаза друг другу. Французский полковник спокойно наблюдал, чем все это кончится и на что решится его коллега.
У Иваницкого не было достаточного навыка в избиении женщин. И он пришел в бешенство именно от своей нерешительности. Он размахнулся и ударил Жанну кулаком в висок.
Жанна упала, потеряв сознание.
«Кажется, я перестарался. Не хватает еще, чтобы я ее ухлопал с одного удара. Ведь я известен гуманными методами работы!..»
Иваницкий, морщась, смотрел, как охранники возились, приводя в чувство арестованную.
Наконец Жанна открыла глаза.
— Встать! — заревел Иваницкий. — Впрочем, не обязательно. Мы приступим к другим методам.
Но Жанна уже поднялась, и полковник еле успел отстраниться, потому что она бросилась на него с явным намерением отхлестать его по физиономии.
Ее схватили. И тут началась отвратительная расправа, когда несколько здоровенных мужчин истязали маленькую Жанну, приговаривая:
— Будешь драться?.. Будешь говорить?.. Будешь?!
…Перед рассветом арестованных вывели во двор, разместили на двух грузовиках, сюда же взобрались конвоиры, кроме того, четыре французских офицера с майором Андре Бенуа во главе и несколько головорезов из отряда Гришина-Алмазова под личным водительством Бекир-Бек-Масловского.
Машины мчались по спящему городу.
«Куда везут?» — сверлила мысль каждого из арестованных.
Выехали за город. Эта дорога вела к тюрьме, а расстреливали обычно на Стрельбищном поле или в Александровском парке. Если в тюрьму, то еще есть надежда на спасение, могут выручить товарищи.
Но вот возле кладбища машины замедлили ход, и все поняли, что гибель неминуема.
«Умирают только один раз, — вспомнила Жанна свои же слова. — Кажется, этот один раз наступает!»
Силач и здоровяк Стойко Ратков решил попытать счастья: ударил со всего размаха конвоира, стоявшего позади, оттолкнул его и прыгнул через борт автомобиля. Вслед ему стреляли, но разыскивать не решились: в темноте можно растерять и остальных.
Ратков ползком передвигался по каким-то рытвинам и кочкам. Был непроглядный мрак. Черное небо. Черная земля.
Со стороны кладбища послышались выстрелы, предсмертные крики.
«Кончают!..» — с горечью и отчаянием подумал Ратков.
На рассвете он добрался до одной из конспиративных квартир. Слушали его рассказ молча, потрясенные и гневные.
На следующий день весь город уже знал о расстреле и был погружен в траур. Никто не организовывал, само по себе возникло печальное шествие; на кладбище отправились многочисленные делегации. Они несли венки из живых цветов. Рабочие и матросы, профессора и студенты, женщины, школьники, старожилы Одессы, жители пригородов, городская интеллигенция и завсегдатаи порта шли в этот день по направлению к кладбищу, шли медленно, в скорбном молчании.
Неужели и в этот день не поняли незваные пришельцы, руководившие интервенцией, на чьей стороне сочувствие города?
Вот идет старый, седой, почтенный профессор. Он снял шляпу. Нести тяжелый венок ему помогают студенты. Этот старец известен не только в Одессе. Его имя знают во всем мире, это светило науки. Может быть, он тоже сагитирован коммунистами? И неужели все студенты состоят в подпольных организациях?
Они идут стройными колоннами, организованно. Они молча выражают гнев, их протест в молчании.
Груда венков скрыла от глаз свежий холм могилы. Конная полиция не решалась разгонять толпу, но готова была приступить к действиям в случае малейших признаков беспорядка. Среди венков, возложенных на могилу, выделялся один. На его красной ленте была надпись: «От губернского комитета РКП (б). Смерть убийцам!»
Генерал д'Ансельм выслушал подробное донесение обо всем происшедшем.
— Эта крупная победа моих соотечественников, — уныло произнес он, оказалась нашим крупным поражением…
