Борис Четвериков - Котовский. Книга 1. Человек-легенда
Все нравилось Орешникову в Путейском институте, все было так ново и так ему по душе… Но вот снова призыв… На фронте не хватало офицерского состава. Скоповский уехал, любвеобильный братец устроился по протекции влиятельной дамы в госпитале, но вскоре попал в какую-то скандальную историю, и ему пришлось безотлагательно убираться. Через месяц пришло от него письмо из Челябинска. Потом вообще ничего не было о нем слышно. Погиб ли на фронте? Или умер в тифозном бараке? Или выбрался каким-нибудь способом за границу? Николай Орешников тоже не удержался в Путейском институте. На этот раз не помогли и связи отца. Все произошло так стремительно, что Орешников не успел и опомниться, как очутился в школе прапорщиков, а затем и на фронте.
С того времени события подхватили его и повлекли через быстрые годы. Он походил на щепку, которую подхватило бурное водополье. Казармы… окопы… бои… и та умудренность, что появляется у человека, который заглянул смерти в глаза.
К концу войны кадровое офицерство было в значительной степени перебито и восполнялось за счет скороспелых выпусков военных училищ, наскоро обученных студентов и даже старшеклассников-гимназистов. А война шла своим чередом! В семнадцатом году с офицеров срывали погоны, в восемнадцатом — брали заложниками. А тут мобилизация в белую армию, и Орешников «спасает Россию от красной чумы», воюет со своими же, русскими, и все никак не поймет, где правда, и все обуреваем сомнениями, размышлениями, и странная судьба: он и Котовский неизменно оказываются в противоположных лагерях!
Что же такое знает этот загадочный Котовский? Откуда у него такая уверенность, такая страстность убеждений? Орешников часто размышлял об этом. Случайно приоткрылась перед ним завеса: он увидел, как этот человек, то совершающий дерзкий побег из тюрьмы, то жестоко мстящий за крестьянскую бедноту, пробирался под чужой фамилией в самое логово врага, а последнее время только и говорят о его смелых, не виданных нигде поступках, которые приводят в замешательство белогвардейские власти.
Разве это не полная путаница всех понятий, убеждений, мировоззрений, когда Орешников воюет против большевиков, одновременно презирает своих соратников и считает бесчестным сообщить куда следует, что капитан Королевский — это не кто иной, как разыскиваемый контрразведкой Котовский? Орешникову кажется, что совершается какая-то непоправимая большая ошибка. Как могло случиться, что оказались в одном лагере и давние властители его дум — ну кто, например? Ну хотя бы тот же большой писатель Иван Бунин… или Леонид Андреев, от которого в свое время с ума сходила молодежь… И рядом с ними оголтелые пуришкевичи, черносотенцы, вешатели, палачи… и наследники дома Романовых… и эсеры, не так давно стрелявшие в этих Романовых… и тут же, в этой же куче, подозрительные иностранные личности, то сующие в руку Орешникова оружие, то заранее начинающие делить земли России…
Опять повстречались Орешников и Котовский, и снова при необычном стечении обстоятельств.
Была непроглядная ночь. Разъезжали патрули по улицам Одессы. Котовский возвращался с опасной операции: переправляли оружие партизанам.
Внезапно вывернулся из-за угла патруль. Котовский повернул назад, выискивая какой-нибудь проулок, чтобы избежать встречи. Все обошлось бы хорошо, если бы вдруг не вынырнул откуда-то взявшийся автомобиль. Улица ярко осветилась фарами. И Котовский был обнаружен. Все это произошло неожиданно. Время измерялось секундами.
Патруль, огорченный, что ночь кончается, а не удалось поохотиться хотя бы просто за каким-нибудь замешкавшимся гулякой, ринулся за Котовским. Эти молодчики не задавались какими-то особыми целями. Они просто предвкушали удовольствие пошарить в карманах прохожего, предварительно отправив его в «Могилевскую губернию».
Котовский уже нащупывал револьвер. Кажется, заваривалась каша.
И вдруг машина резко затормозила, открылась дверца, и чей-то звонкий голос, даже как будто и знакомый, окликнул:
— Я вас разыскиваю по всему городу! Садитесь скорее!
Котовский понял, что его принимают за кого-то другого. Одно мгновение он выбирал, где выгоднее: одному против пяти вооруженных головорезов или в кабине «роллс-ройса», где его ждала полная неизвестность.
Патруль в замешательстве остановился. На машине был иностранный флажок, а с этими иностранцами не стоило связываться.
Котовский вскочил в машину, дверца захлопнулась, и машина зашуршала по гравию по безлюдью спящих улиц.
— Какой черт носит вас по темным улицам, да еще и без оружия? спросил все тот же простой и приятный голос.
«Ясно, — подумал Котовский, — он прощупывает, вооружен я или не вооружен!»
— Во-первых, я с оружием и довольно недурно стреляю. Во-вторых, если бы вы меня не осветили фарами, все обошлось бы благополучно.
— Вы меня поправите, если я ошибаюсь… Вы на этот раз опять Петр Петрович?
— Так это опять вы? Но простите, с вами находится еще дама…
— Француженка. Парижанка. Не обращайте внимания. Она по-русски знает одно только слово «люблю». От скуки я флиртую с иностранками, до некоторой степени уподобляясь Деникину: он тоже флиртует. Но не с красавицами, а с иностранным банком.
— Я вижу, вы все такой же. Все философствуете.
— Да. И еще восхищаюсь вашей неистощимой энергией… Выкрасть заложников, обреченных на смерть! Это буквально всех ошеломило!
— Но как же вы можете восхищаться тем, что наносит вам ущерб и что делает — кто? По сути дела, ваш противник!
— Я не знаю, где мой противник. Иностранцев ненавижу, большевиков страшусь, а этих… лакеев…
Он не докончил и замолчал. Машина приближалась к центру. Женщина рядом с Орешниковым явно скучала и досадовала под своей вуалью. В профиль видны были ее длинные ресницы. Она не проронила за все время ни слова.
— Вас не затруднит высадить меня на углу Итальянской? — спросил Котовский. — И позвольте поблагодарить вас. Я почему-то уверен, что рано или поздно вы будете с нами.
— С кем — с вами?
— С народом.
Машина остановилась. Шофер получал приказания в специальную разговорную трубку.
— Разрешите пожать вам руку и сказать, что я завидую. Я очень бы хотел иметь убеждения, ради которых стоило рисковать жизнью.
Они распростились. Котовский крикнул вдогонку:
— До свидания! Еще встретимся!
И машина укатила.
4
Агенты контрразведок неистовствовали. Провалилась одна явочная квартира. Решили быть еще осторожнее. Котовский совсем теперь не встречался с секретарем губкома. Задания и необходимые сведения передавались через связных.
На Соборной площади, в небольшом скверике, где на скамьях сидели бабушки и няни, а на дорожках возились дети — играли в мячик, катали кукол в колясочках, — появлялся почтенный господин, в отличном пальто, в очках с золотой оправой, по-видимому страдающий несварением желудка и совершающий моцион перед принятием пищи. Господин усаживался на свободной скамейке и рассеянно смотрел, как копошатся в скверике дети. Он заводил разговор с какой-нибудь серьезной и благовоспитанной девочкой, узнавал, что ее кукол зовут Люба и Катя и что ее мама обещала еще купить ей пупса.
Приходил подпольщик, работавший по связи, и усаживался на скамейку рядом с Котовским. Котовский знал его еще по госпиталю. Связной выслушивал сообщения Котовского и передавал ему задание ревкома. Все это совершалось средь бела дня, на самом людном месте и, может быть, именно поэтому не привлекало внимания.
И опять вооруженная группа отправлялась в опасный путь. Глядишь снова взлетал на воздух вражеский эшелон с боеприпасами или обрушивался железнодорожный мост, надолго останавливая движение.
Бывали и другого рода задания. То нужно было доставить оружие для Приднестровского партизанского отряда, который действовал в районе сел Ясски и Градиницы. То нужно было установить связь с плосковскими повстанцами.
5
Все ближе подходила Красная Армия к Одессе. Иногда даже казалось, что слышны уже раскаты орудийной стрельбы, что еще одно усилие — и красноармейцы будут штурмовать одесские предместья.
Губернский комитет партии требовал усиления борьбы. Партизанские отряды создали второй, внутренний фронт.
Кажется, уже все понимали в деникинской армии, что гибель неминуема. Но Одесса шумела, Одесса развлекалась! Хлопали бутылки шампанского. Визжали скрипки в ночных ресторанах. Офицеры, напившись до бесчувствия, стреляли в потолок, опрокидывали столики. Женский визг… Музыка… «Звук лихой зовет нас в бой, черные гусары!..» «Гип-гип-ура!..» «Ты не езди, Ванька, к Яру, даром деньги не теряй!..» «Апчхи! Спичка в нос! Тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом!..» Бац! Бац! И в Одесском порту темные силуэты иностранных пароходов, готовые к отплытию…
