Ратниковы - Анатолий Павлович Василевский
Боялась, боялась судьбы. Снились каждую ночь маленькие струганые гробики — вскакивала, кидалась спросонку к колыске… И потом уж не спала. Плакала об Алексеиче и молила, молила судьбу сжалиться, не напускать хворь на сына.
Вырастила. Хоть и холодно было, голодно…
Война отодвигалась все дальше, а жизнь в деревне налаживалась трудно. Разруха была — в зачет колхозникам так и шли голые трудодни. И то сказать, привыкли к такому, и не жаловались, и к себе самим жалости не было. Скотину жалели, по ней плакали.
Сколько раз думала уйти на заработки, сколько раз собиралась покинуть деревню, так и не собралась… А уходили другие.
За всю войну никто не сбежал из колхоза. Никто и не помер, А тут помирать стали. Всеми правдами и неправдами выправляли паспорта, разъезжались, расползались по свету — так и отпочковалась их деревня от колхоза…
Одно время совсем обезлюдела. Случалось, когда помирал кто, некому было и хоронить убитых трудными годами и одиночеством стариков. Долго стояли заброшенными их осиротевшие, никому не нужные дворы.
Теперь все наладилось. Нашлись дальние родственники умерших, побросали свои деревни, заселили пустующие здесь дворы и устроились работать в городе. Вот уж сколько лет стоит посреди колхозных пашен чужеродное колхозу поселение.
— Только бы войны не было, — сказала тетка Настя. — Только бы не это — все ладно будет, все…
И глядела, глядела с болью на сына: «Что худой-то? Худой-то что?!»
4
— А как сады вырубать пришлось, — сказал Федя-Старатель, — так мы деревню свою и кинули, к вам перебрались.
Лидуха охнула, схватилась за щеку, закачалась, будто у нее заломило зуб. Вспомнила, видно, деревню, в которой родилась, в которой провела свою молодость; вспомнила, как выла, будто на похоронах, когда Федя валил сад — топор его стукал, как в живое, в розовое тело яблонь, груш, вишен…
Этим же топором после вбивал ржавые гвозди — заколачивал старым горбылем окна избы, в которой собирались жить вечно.
Глядели потом из кузова увозившего их грузовика на кинутый этот дом, на порубленный сад…
— А своя деревня травой заросла, — сказал Федя-Старатель. — Избы заколочены, бани порушены, скотный двор сожгли.
— Ну, будя, будя, — остановила Лидуха.
Ратников опять налил всем водки, показал Феде-Старателю глазами на стакан, и тот поднял стакан, поглядел на свет.
— Будем здоровы.
Опять жевал капусту.
— Да, что уж это! — сердито сказала тетка Настя, — Закусил бы. Колбаски возьми. Купила. Аккурат привезли в лавку. Или вон яишенки. С салом. Лидуха! Подложи-ка ему.
Лидуха захохотала:
— Ты что, не знаешь его? Завсегда так: пьет и не закусывает, пьет и не закусывает, капустку грызет, как козел Пелагеин.
Тут Лидуха и тетка Настя засмеялись. Выражение это — «Пелагеин козел» — с давних пор вызывало в деревне смех, хотя толком никто и не мог сказать, что оно значит.
5
Федя-Старатель обмяк, совсем сгорбился. Не обращая внимания на женщин, глядя сонными глазами куда-то под стол, покашливая и умолкая надолго, заговорил вдруг чуть слышно:
— Теперь-то жить легко. Вольно. Хочешь хозяйством обзавестись — помех никаких. Наоборот даже. Кормами тебе помогут. Случка нужна коровенке — веди… Ан нет — время вышло, коров не держат. В магазинах молоко. И недорого. А кто в колхозе работает или от колхоза пенсию имеет, как тетка Настя, к примеру, тому чуть ли не даром молоко на дом возят… А давно ли по-другому все было? Лет семь тому, что ли?.. Меня-то и по милициям таскали, и по судам — вор. Помнишь, поди, Серега, славу мою?.. А дети в самом росту были — молока только дай…
— А без молока, все знают, дитю не вырасти, — вставила Лидуха, — что мальчонка, что девчушка без молока хилой будет, худосочной, что росток в погребе.
Федя-Старатель затянулся дымом.
— А как было продержать коровенку? Тайком, по ночам на всю зиму сено собирали. Ночь ждешь потемнее, поглуше. Лучше чтоб дождь. С мешком да с серпом шасть в лес, выскубаешь по кустикам, так, чтоб и днем никто не приметил убытка… Огород-то свой все лето обкашивали. Чуть отрастет травка — тут ее и срежешь, лесное-то сено присыпешь сверху — свое, мол, с огорода. А какое там!..
Лидуха засмеялась, махнула рукой:
— Чего уж вспоминать. Было — быльем поросло.
Федя-Старатель покашлял.
— Лет сто назад творилось бы такое, не вспомнил бы…
Ратников вылил в стакан Феди-Старателя остатки водки и, когда тот выпил и опять заел капустой, спросил:
— Теперь у вас что за хозяйство?
— А-а! Хозяйство!
Федя-Старатель захмелел, голова его тряслась. Покхекав, он проговорил невнятно:
— Поросенок, огород, куры.
— Без дела не сидит, — сказала мать. — Как ни поглядишь, все хлопочет. Без земли не может. Сад посадил.
— Посадил. — Лидуха захохотала и хлопнула себя по бедрам. — Теперь и топчется вокруг яблонь, как кочет вокруг наседок.
Федя-Старатель поднял руку, собираясь что-то сказать, его качнуло, и он, удерживаясь на табуретке, уцепился за стол, сволок скатерть.
— Э-э! Готов! — весело сказала Лидуха. — Наклюкался. — И поднялась: — А ну, пошли!
Федя-Старатель скрипнул зубами, процедил:
— Н-нет! Пот-толковать н-надо.
— Я те потолкую, идол! — миролюбиво сказала Лидуха. — Закусывал бы. Чай, не напиваться пришел, а наклюкался.
— С-с С-с-серегой… С-с С-серегой пот-толковать…
— Как же! До смены тебе отоспаться надо. Пошли…
Лидуха подхватила мужа под мышки, приподняла. Голова Феди-Старателя мотнулась, он мутным взглядом отыскал Ратникова, улыбнулся сонно и виновато:
— Пот-т-толкуем еще. С-с-с-троители — это о-о! Война!..
Федя-Старатель что-то бормотал пьяно, а Лидуха тащила его из горницы, добродушно-сердито приговаривая:
— Тоже строитель. Яичный бы отвар тебе пить, а не водку. Не цепляйся. Ползи уж! Ползи! Идол.
— Нутро у него такое, — сказала мать, — он без дела не может. Напьется — тогда и передохнет только, вот Лидуха никогда и не перечит: пьет — ну и пей, отоспится после.
— Где он работает?
— А кто ж его знает. На заводе где-то. С Лидухой вместе.
Тетка Настя охотно стала рассказывать о Феде-Старателе, о Лидухе, но Ратников уже не слушал мать. Тело его обмякло, глаза слипались — сморила внезапная обморочная какая-то усталость, он с трудом удерживался, чтобы не упасть на диван.
— Мама, — чуть внятно проговорил он, — спать… Я хочу спать… На сеновале. Давно не спал на сеновале.
Мать засуетилась:
— А, господи! Спи! Хочешь — так спи! Я ж рази перечу? Как лучше хотела!..
Глава VIII
1
После полуночи прошла над деревней гроза. Ратникова разбудил трескучий разломистый гром. Гром валко прокатился над домами и оборвался. Было темно и тихо. Так тихо, что Ратников расслышал, как
