Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

Я лег на матрац, и, должно быть, обилие дум привело к тому, что я сразу заснул. А разбудила меня Матлеена. Она сказала:

— Дядя Аксель, идите скорей к ним на вечер. Вас ждут.

— Кто меня ждет?

— Херра Муставаара вспомнил о вас.

— Не пойду.

— Но хозяин тоже сказал: «Иди позови. Он мне нужен».

Пришлось идти. Вечер был у них уже в таком разгаре, что меня даже не заметили. Только Хелли Сайтури по знаку матери подошла ко мне и указала мое место за столом, придвинув ко мне поближе прибор и закуски. Она даже налила мне в рюмку вина и прикоснулась к ней своей рюмкой, чтобы помочь мне без стеснения выпить. С этой целью она и сама отпила глоток из своей рюмки. При этом она улыбнулась мне, и в этой улыбке было сочувствие по поводу моих дел с Айли, о чем она когда-то первая известила меня письмом.

Да и ей тоже едва ли предстояли радужные дни в супружестве. Природа не подготовила ее для них. Мало того, что возраст уже тронул ее фигуру, сделав ее полнее, чем надлежало быть фигуре девушки, желающей казаться невестой, у нее и лицо было не из тех, на которые принято заглядываться. Особенно не удался на нем нос. От переносицы он выступал вперед как следует, но с того места, где заканчивался хрящ, начинался маленький спад, охвативший все полукружие хряща. И дальше шел как бы другой нос, вставленный в первый, но не подогнанный к нему по размеру. И хотя маленький круглый кончик у второго носа слегка загибался вверх, он все же не мог заслонить той ступеньки, которая образовалась на соединении обоих носов. И эта полукруглая ступенька посреди ее носа было первое, на что смотрели люди, встречаясь глазами с ее широким, полным лицом.

Но невеста она была все же неплохая. Это неважно, что нос у нее был такой, как будто его составили из двух несхожих между собой частей. Зато хозяйство, которое ей предстояло наследовать, состояло из частей, очень хорошо подогнанных друг к другу. Об этом знали многие парни по только в Матин-Сауна и Метсякюля, но и в более отдаленных местах. Однако сама она уже наметила себе парня. Он сидел тут же за столом, красивый, белокурый, большой, и слушал Рикхарда Муставаара, который говорил:

— Не имеет никакого значения то, что они там устанавливают. Россия всегда была, есть и останется Россией, независимо от их попыток навязать ей свою нежизненную коммунистическую мораль. Она и сейчас существует в прежнем виде, правда, не в своих бывших границах и недостаточно многолюдная. Но это ее лучшие силы, ядро нации, имеющее свое правительство, своих министров и близкий ей по духу общественный строй.

— Где существует?

Это спросил Юсси Мурто, в глазах которого проглядывал интерес к речам Рикхарда. Тот ответил:

— Не важно где. Важно то, что она не умерла, несмотря на временное узурпирование власти коммунистами. Но теперь конец их близок.

— А когда начнется?

Это спросил Арви Сайтури, у которого интерес к речам Рикхарда проявлялся еще сильнее. Тот ответил:

— Это трудно сказать. Все дело в моменте. Сил у нас накоплено достаточно. Важен выбор момента.

— У кого — «у вас»?

Это опять спросил Мурто. Его вопросы не особенно нравились Рикхарду. Поэтому в голосе его слышалось некоторое раздражение, когда он ответил:

— У нас — это также и у вас. Мы составляем одну общую антикоммунистическую силу: весь свободный мир за пределами «железного занавеса».

— А вы лично какое место занимаете в этом мире?

— Я рядовой гражданин этого мира.

— Вы разве не гражданин Финляндии?

— Я гражданин мира.

— А с Россией как же? Она сольется с этим миром после вашей победы?

— Это другой вопрос. Россия — это Россия, и решение ее судьбы касается лично нас. Прежде всего она должна восстановиться в своих законных границах.

— В каких же?

— В границах тринадцатого года.

Юсси встал и сказал Арви Сайтури:

— Спасибо за угощение. Мне пора.

Рикхард Муставаара тоже встал. Они взглянули друг на друга, оба одинаково громадные, только один уже изрядно поизношенный, у которого в черных волосах наметился просвет и рот стал непохожим на рот от постоянных упражнений в речах и манерах, свойственных гражданину мира, а другой — молодой и цельный, не желающий знать ничего другого, кроме своего маленького мира. Они взглянули друг на друга, и уже не было у Мурто в глазах никакого интереса к своему собеседнику. Он сказал:

— Вам придется пересмотреть свою программу относительно России.

— В чем именно?

— В отношении ее северо-западной границы.

— А-а. Нет. Мы с этих позиций не сойдем.

— Не пришлось бы вам в таком случае навсегда остаться гражданином мира, ибо наше участие в этом деле при таком условии исключается.

— Нет. Не исключается. Вы спица в той же колеснице, и крепкая спица. Вам уже из колеса не выскочить.

— Честь имею.

Так сказал Юсси Мурто, слегка наклонив голову в его сторону, и направился пожимать руки хозяйкам. Я тоже поднялся и потихоньку выбрался вон из комнаты, но Арви догнал меня на крыльце и сказал:

— Ну, я рад за тебя, очень рад.

Я не понял его, но промолчал. Можно было, конечно, задать вопрос и выяснить, но, как говорится, осторожность лодки не опрокинет. Может быть, он не то имел в виду. Лучше было не спрашивать, чтобы не подсказать ему невзначай то неприятное, что и без того тревожило меня весь день. Кстати, он был пьян и поэтому мог заговорить совсем о другом. Так оно и получилось вначале. Он сказал:

— Я ради тех готовил пированье — ради высоких господ. А они уехали. Но с ними мы еще повторим. Помни, что от твоей работы будет зависеть удержать их здесь подольше. Этот господин — очень видная персона в политическом мире и делами мормонов занимается только попутно. В его руках важные рычаги не только мирного характера. Понял это? Не только мирного. Что это значит? А это значит, что у нас уже есть на кого положиться.

— В чем положиться?

— Это пока не важно, в чем. Важно знать, что опять есть надежда. Вот что главное. Все, что отпало, как сон, опять вернулось.

— А что вернулось?

— Все. Можешь быть спокоен. Не минуют нас с тобой ни леса, ни степи.

— Степи?

— Да, да. Ты слыхал про такую вещь — чернозем? Это что-то такое, что можно взять в руки и есть. Это есть можно, как хлеб, понимаешь? Это такое черное как сажа, рассыпное, мягкое, влажное — и никаких комков. А о камнях даже смешно говорить. Их нет совсем. До полусотни центнеров с гектара чистой пшеницы! Слыхал о таком? И все это не сон, потому что это тебе не Гитлер! Это, скажу тебе, настоящая сила! Атомная все может. И если тогда мы просчитались, то теперь перевес будет верный. Все дело в том, чтобы в нас поверили. А они, кажется, еще не разуверились. Тебе придется постараться, чтобы не отпугнуть его из наших мест. Но ты не пожалеешь. Перепадет и тебе кое-что от этого пирога, потому что, говорю тебе, это сила!

Все это было любопытно, конечно, и я попробовал представить себе ту силу, о которой он говорил, но у меня ничего не получилось. Только всплыл перед глазами этот краснолицый тучный господин, да Муставаара рядом с Арви пристроились позади него. Где-то еще мелькнул господин Линдблум, и уже совсем неясно обозначился тот изворотливый торговец деревянными изделиями, с которым Арви прятал оружие. И больше никакой силы мне не представилось. Но зато я вспомнил, кто выкапывал такие склады оружия, и тогда перед моими глазами встала очень грозная сила, которую Арви как-то упускал из внимания, ослепленный солидностью заморского гостя. Но бог с ним. Не мне было растолковывать ему его заблуждения. Меня заботило другое. И, чтобы выяснить это, я спросил:

— Вам херра Муставаара не говорил?

Но он перебил меня:

— Да, да. Говорил. Я не против. Нет. Я даже рад за тебя. Ничего. Послужи у Муставаара. Между нами говоря, он слишком о себе много думает. Но и он пока нужен. Пусть выполнит свое назначение. Он уже послужил нам однажды как тюремщик в русском лагере. Теперь дал нам знатного гостя. И еще пригодится на что-нибудь со своей злобой на большевиков. Деньги он тебе дает хорошие. А тебе того и надо. Поработаешь у него год, а там видно будет.

— Нет. Я не буду у него работать.

— Как не будешь?

— Так. Не за этим я сюда вернулся. Я к вам нанимался, а не к нему.

— А-а. Да, да. Понимаю. Но я же говорю, что не обижаюсь и даже рад, что тебе так повезло. Ничего. Пекка и Матти — старательные ребята. Не хуже, чем ты был в молодости. Я обойдусь. Переходи и не думай.

— Но я не пойду к нему. Я сказал.

— Не пойдешь? К Муставаара не пойдешь? За восемь тысяч?

— Не пойду.

— А куда пойдешь?

— Я у вас останусь.

— У меня? К нему не пойдешь, у меня останешься? А кто тебя просит об этом?

— Я говорил вам в первый день. И насчет дома тоже…

— Он говорил. Вот как! Он говорил, и этого ему довольно. А мои слова ему не нужны. Он у меня останется. Видали? А на черта ты мне нужен, если на то пошло! Что мне с тебя теперь, когда тебе за молодыми не угнаться.