В пятницу вечером - Самуил Вульфович Гордон
Заведующий рынком, пожилой коренастый Шая, начинает сердито стучать в двери гаража:
— Эй, пожарные, не тяните душу! Уже четверть седьмого…
— Чего ты так спешишь, Шая? Ты рынок еще не закрыл, что ли?
— Я человек военный, реб Гилел, дисциплинированный, никаких «диалем» не признаю. Сказали — в шесть, так будьте добры начать в шесть. Не так ли?
— Конечно, так, — поддерживает его Борух. — Я только хотел бы знать, Шая, в каком уставе сказано, что заведующий рынком — военная должность?
Давидка, прохаживавшийся по стене, начал вдруг напевать:
Спешите, люди добрые, на рынок, на базар,
Купите, покупатели, дешевый наш товар…
— Я тебе сейчас покажу такой базар, сорванец эдакий, что ты у меня забудешь, в каком классе учишься! — крикнул Шая. — Тоже мне пионер! Это вы, Борух, научили его такой песенке! Думаете, и о вас нельзя подобрать песенку, да еще какую песенку? Но что с вами дебатировать! Если б вы были военным…
— Мне кажется, что я такой же военный, как и вы, Шая. Мы с вами, если не ошибаюсь, вместе пошли на войну.
— Тоже сравнили! Во-первых, я был артиллеристом, а это, надо полагать, кое-что значит. А во-вторых, я узнал, что такое дисциплина, еще тогда, когда вы понятия не имели, с чем это едят. Вы, реб Гилел, наверно, помните, как райком настаивал, чтобы я стал председателем приместечкового колхоза?
— Как же не помнить, помню!
— А теперь? Разве я хотел стать заведующим рынком? В самом деле, какое я имею отношение к торговле, если по профессии я кузнец? Ненавижу торговлю, это у меня, видимо, наследственное. Отец мой и дедушка, как вы знаете, тоже были кузнецами и тоже ненавидели торговлю. Но раз надо, никакие «диалемы» не помогут — выполняй, будь добр! Вот что такое настоящая дисциплина, товарищ Борух!
Тут как ветер влетели Йохевед с Манусом.
— Люди, пожар уже был или еще не был? Уф, напрасно я бежала сломя голову… Итак, Эммануил Данилович, мы с вами находимся, как видите, в крепости, построенной еще до времен Хмельницкого. Борух, уберите вашу «зенитку», я вам все равно не заплачу за фотографию. Говорят — я при этом, конечно, не была, — что Балшем, блаженной памяти, и Гершеле Острополер часто бывали здесь. А уже в мое время здесь стоял драгунский полк. Теперь тут пасутся козы, и пенсионеры приходят сюда развлекаться. Каждую пятницу все бросают свои домашние дела и бегут сюда поглазеть, как пожарные учатся тушить пожар. Настоящий театр!.. Добрый вечер, реб Гилел, добрый вечер, Шифра-сердце! Я вас совсем не заметила. Вы уже давно вернулись? Я привела вам гостя.
Манус подал Гилелу руку и поклонился:
— Шолом алейхем, реб Гилел! Оркестрант Театра Станиславского и Немировича-Данченко Эммануил Данилович Каганов, или просто по-еврейски Манус. Матвей Арнольдович, наверно, вам писал обо мне.
— Так это вы тот самый Каганов, которого наш сват прислал позаниматься с летичевскими музыкантами? Присаживайтесь.
— Мне, по правде говоря, не совсем понятно, почему нельзя было справить свадьбу в Ленинграде. Я думал, что вы, как бы сказать, в таком возрасте, что… ну и так далее. Но вы, я вижу, не сглазить бы, еще в силах, как говорится, побарабанить. А о супруге вашей и говорить не приходится. Если б свадьба была в Ленинграде…
— В Ленинграде, дорогой мой, — перебил его Гилел, — хватит свадеб и без этого. А у нас, кажется, уже не помнят, когда вели молодых в загс. А вы хотите, чтобы я отнял у местечка такую радость — повеселиться на свадьбе молодых?
— Вы уже давно с поезда? — спросила Шифра. — Наверно, проголодались. Идемте, перекусите пока.
— Премного благодарен, дорогая, я уже перекусил.
— Представляю, сколькими историями о Гершеле Острополере напичкала гостя гид наш Йохевед, — вмешался в разговор Шая. — Одного этого достаточно, чтобы человек был сыт целый год. Что же она вам тут показала? У могилы Балшема вы уже были?
Ципа все же не могла себе места найти, беспрестанно спрашивала Давидку, не видно ли Йону, и при этом так вздыхала, что все оглядывались.
— Ципа, мы ведь с вами договорились, — безуспешно пытался Борух успокоить ее.
— А ну, мальчик, подойди-ка сюда, — поманил Манус рукой Давидку.
Проворнее кошки спустился Давидка со стены и подскочил к Манусу.
— Вот этого парнишку, реб Гилел, я также думаю взять в капеллу, — сказал Манус. — Я его сегодня прослушал — из него может выйти неплохой музыкант.
Стараясь отвлечь внимание Гилела и Шифры от Ципы, выбежавшей неожиданно из крепости, Шая с притворной веселостью сказал Манусу:
— Смотрите, чтоб ваш будущий музыкант не угостил меня своей песенкой «Спешите на базар».
— Гилел, как, по-твоему, лучше, — спросила Шифра мужа, — музыкантам приехать сразу сюда или Эммануилу Даниловичу отправиться на эти несколько дней до свадьбы к ним в Летичев? Понимаете, — повернулась она к Манусу, — летичевские музыканты еще и портняжничают, работают в местном ателье…
— А что им остается делать? — заступилась за них Ита. — Театров и ресторанов в местечках пока еще нет, да и свадьбы здесь тоже редко справляют. Так что, если где еще завалялся какой-нибудь музыкант, ему приходится подрабатывать — кто портняжит, кто скорняжит, как, например, наш реб Рефоэл, то есть Рафаил Натанович, а кто идет в парикмахеры.
— А раз человек на службе, — добавил Гилел, — он, конечно, не может надолго отлучиться из дому. Вам, собственно, сейчас ведь все равно, где быть — тут или там. Летичев недалеко отсюда. На автобусе не успеете оглянуться, как будете там.
Пока говорил Гилел, Шая еще молчал. Но Йохевед он тут же перебил:
— Скажите мне лучше, Хевед, что вы показали нашему гостю.
— Рынок вы хотя бы ему показали? — подхватил Борух.
— А болотинские поместья вы видели? — ухмыльнулся Шая.
— Что вы так смеетесь над болотинскими поместьями? — заступилась за своего мужа Ита. — Кабы не мой Борух, Болотинка давно заросла бы крапивой и бурьяном.
— Не надо ссориться, — попросил Гилел. — Пусть будет мир.
Ита отозвала Боруха в сторону и тихо шепнула ему:
— Может, подойдешь туда и посмотришь, что там происходит? Йоны что-то долго нет… Это ведь не шутка. Только один не ходи, возьми с собой кого-нибудь. А может, сразу заявить в милицию?
— Пока еще не надо. Ты только присмотри за аппаратом. Хочу сегодня запечатлеть на фото наших новых пожарных. Я скоро вернусь.
Выслушав всех, Манус согласился съездить в Летичев.
— Ах, Летичев, Летичев! Какое это было еврейское местечко когда-то! Настоящий город, можно сказать, — вздохнул Шая. —
