Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович
- Год, как лежит во дворе полученное с другого завода литье. Не используем. А за него денежки народные, государственные денежки плачены. Знаю, скажете - бракованное. А почему сразу не предъявили тому заводу претензию? Почему взяли заведомый брак? Может, потому, что там директором приятель нашего главного инженера?
Гризул очнулся. Кто это говорит? Андрей Кауров, молодой инженеришка, мечтающий совершить революцию в производстве. Сколько вас было, таких мечтателей-революционеров! Но откуда такая прыть? Получил повышение? Выскочка.
- Верно сказал докладчик, запороли у нас коленчатый вал. Это чепе. Я не снимаю с себя ответственности. Запорол Вадим Ключанский - разгильдяй из разгильдяев и первоклассный демагог, "гражданин Земли", как он себя величает. Всем помнится случай, когда ночью вместе со своим дружком Пастуховым Ключанский зашел в кузницу, включил молот и сжег. Говорят, были в нетрезвом состоянии. По административной линии мы тогда приняли меры. Но комсомол тоже не должен оставаться в стороне.
- Ключанский не комсомолец, - бросил реплику Роман Архипов.
- Пастухов комсомолец, - продолжал Кауров. Гризул подумал: "Почему я смолчал, почему не ответил на выпад репликой? Похоже, что началось наступление на главного инженера. Кто же возглавил его? Глебов? Ну что ж, Емельян Прокопович, давай пробуй. Только учти - расплата будет жестокой, пеняй тогда на себя. Ты не рассчитал свои силы, не учел силы своего противника. Не ты один - многие, между прочим, не учитывали, не тебе ровня. Не учитывали даже некоторые сидящие на вышках. Ах как красиво они летели оттуда вниз головой! Ну а тебе, Глебов, невысоко придется падать. Ты со своими ортодоксальными идеями высоко не поднимешься. Время ваше кончилось, настало наше время".
- Третий день не собираем насосы. Нет пустяковой шайбочки. Так рождается штурмовщина. Детали поступают в конце месяца. А до этого загораем. Потом гоним. Сверхурочно. Спешно. Штурмуем план и даем брак. А ведь сборочный цех - зеркало завода. Почему никто не позаботится, чтоб детали шли потоком? Сергей Кондратьевич правильно говорил о зарплате. Надо бы что-то придумать в отношении молодых рабочих. Приходят ребята на завод и, как правило, первые три-четыре месяца не выполняют норму и, естественно, мало зарабатывают и уходят. А нельзя ли для них в первые четыре месяца снизить норму? Это надо для пользы дела.
"Комсомолец дело говорит, - думает Гризул о Романе Архипове. - Парень талантливый, только упрямый. Изобретатель. Пожалуй, напрасно запретил я ему претворить в жизнь на заводе свое изобретение".
Последним говорил Глебов. Николай Григорьевич пришел в себя, стал прислушиваться к словам Глебова: посмотрим, мол, что смыслят в производстве партийные пропагандисты. Он ловит каждую фразу Емельяна Глебова на лету.
- Мы работаем на большую химию, поэтому должны сознавать свою ответственность, - говорит Глебов.
"Красивые слова, - мысленно комментирует Гризул. - Ответственность должна быть везде, на химию ты работаешь или на ширпотреб".
- Производственный отдел работает плохо. Даже готовую продукцию не можем вовремя отправить заказчику. Нарушая сроки отправки продукции за рубеж, мы не только несем огромные материальные убытки. Подумайте только: двести тысяч рублей штрафа мы уплатили за задержку машин и брак. Кроме того, большой моральный урон, подрываем престиж фирмы, в данном случае Советской страны.
Гризул знает, что производственный отдел действительно работает плохо. А Глебов уже говорит дальше:
- Нет у нас тесной связи с заводами-поставщиками, отсюда и многочисленные недоразумения, простои, задержки, штурмовщина. В итоге - низкое качество, а то и просто брак. Вообще, качеству продукции мы уделяем недостаточно внимания.
"Долдонит, как попугай, мысли директора", - ехидно думает Гризул, продолжая вслушиваться в речь Емельяна.
- Технический отдел медленно внедряет новшества в производство.
"Камешек в мой огород", - признает Гризул.
- Здесь никто не говорил о текучести кадров. А это наш бич, товарищи. Только за один год принято на работу шестьсот человек, уволилось пятьсот. Не уволены, а уволились. Почему? Причин тому много. Но в общем-то, от нас зависящие: мало думаем и заботимся о человеке. Недавно начальник отдела снабжения Поляков через весь двор, слышу, тоном фельдфебеля кричит рабочему: "Эй, ты, безрукий! Поди сюда на минутку!" Откуда такое высокомерное пренебрежение к человеку? Оказывается, рабочий этот - модельщик…
- Воробьев! На фронте руку потерял, - подсказал Константин Лугов.
- Два ордена и пять медалей имеет, - добавил Варейкис.
- Точно. Рабочий этот - товарищ Воробьев, коммунист, герой войны, - продолжал Глебов. - А вот где воевал Поляков, неизвестно.
- Как неизвестно? Известно, - снова перебил Варейкис. - На пятом украинском: Ташкент брал.
- Какое это имеет значение? - не выдержал Гризул. - А если бы Поляков воевал? Разве это дает ему право хамить? Речь идет о дремучем хамстве, а не о том, где кто воевал.
Глебова не смущали реплики главного инженера.
- Вот здесь Роман Архипов сказал, что Ключанский не комсомолец. Это-де не по его ведомству. Такой подход я считаю в корне неверным. Он наш, заводской, и долг комсомольцев повлиять на Ключанского, воспитать этого "гражданина вселенной".
- Нет, пока еще только Земли, - пошутил Кауров.
- Архипов напрасно о себе не сказал, - продолжал Глебов. - Ему и его товарищам запретили экспериментировать. Я думаю, Николай Григорьевич, вы им разрешите: ведь это будущие инженеры, рационализаторы, конструкторы. Пусть ребята дерзают.
Гризул в знак согласия закивал головой и сказал:
- Это была временная мера.
Пусть себе дерзают. Николай Григорьевич от всего устал. Бремя главного инженера, считай, самое тяжелое и неблагодарное на заводе. Это все равно что начальник штаба в армии. Николай Григорьевич давно мечтал найти более прибыльное и менее хлопотное место. Была неплохая вакансия в совнархозе. Но Гризул все взвесил и решил повременить. Потом друзья предлагали совсем приличную работу в одном государственном комитете. Положение, должность, минимум труда и максимум зарплаты. Можно, сидя на службе, писать докторскую диссертацию. А об этом Николай Григорьевич давно мечтал. Ом уже готов был дать согласие, но вмешался Матвей Златов. Я, мол, для тебя нашел дело поинтересней: Комитет по координации. Матвей - человек умный, опытный и со связями: ему верить можно. А вот почему-то тянет. Ждет, когда с помощью Глебова Николай Григорьевич получит выговор? Конечно, до выговора дело не дойдет. Глебов не усидит в своем кресле до выговора Гризулу. Надо как-нибудь напомнить Златову о себе.
Так рассуждал про себя Николай Григорьевич на заседании парткома. И после, когда шел домой один, не замечая ни огненного заката, ни синих теней на голубом апрельском снегу, ни бойких воробьев, возвещавших приход весны. Он думал только об одном: скоро поездка в Италию. Иван Петров обещал все устроить. Как, должно быть, очаровательна весна на Средиземноморье!
- Николай Григорьевич! - проскандировали у него за спиной несколько голосов.
Гризул испуганно вздрогнул, точно его поймали с поличным. Оказалось, это были ребята: Роман Архипов, Саша Климов и Коля Лугов. И сразу отлегло от сердца. Рассердившись на неуместную шутку, он угрюмо буркнул:
- Ну, что еще?
- Значит, нам можно теперь продолжать свои эксперименты? - спросил Роман.
- Кауров будет шефствовать над нами, - добавил Саша. Как-никак, мол, работаем под наблюдением инженера.
Николай Григорьевич давно недолюбливал Каурова и буркнул:
- А он вам зачем? Пятое колесо в телеге.
- Ну спасибо вам, Николай Григорьевич! - поблагодарили ребята и устремились вперед.
Гризула прошиб холодный пот. Несмотря на самоуверенность, страх не покидал его. Не было, пожалуй, дня, чтоб он не испытывал этого неприятного ощущения. Вот и сегодня: второй раз в течение дня. Сначала на парткоме, когда Борис Николаевич упомянул о Полякове, которым должен заняться ОБХСС, что-то неприятное кольнуло под ложечкой. Хотя, если подумать, отчего бы? С Поляковым у Гризула никаких отношений нет, если не считать, что он, зная этого жулика и дельца, принял его на работу. Чем они занимаются с Поповиным - это их дело, Гризул тут ни при чем. Хотя, пожалуй, Светлана и Макс правы: Поповин не знает меры, и от него надо быть подальше, как от греха.
