Вилис Лацис - Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы
— Найдите мне машину или извозчика, — сказал он носильщикам на чистом латышском языке.
Машину найти не удалось: такси в Риге тогда еще не ходили. Подъехал на загнанной коняге старик извозчик. Прибывший полувоенного вида гражданин назвал адрес и минут пять поторговался. Наконец, они сошлись в цене.
Тогда Эрнест Чунда — это был он — разместился со всеми чемоданами в старом фаэтончике, и извозчик не торопясь повез его по указанному адресу. Чунда внимательно приглядывался к каждому дому, мимо которого проезжал, будто хозяин, вернувшийся после долгой отлучки в свои владения.
«Ничего, не так страшно, — думал он. — Лучше, чем я ожидал».
В Ригу он вернулся с довольно широкими планами. «Если ничего не выйдет с партийной работой, можно пойти по хозяйственной линии: заместителем наркома или управляющим трестом. Нужда в людях большая. Персональная машина и шофер, кабинет с громадным письменным столом и несколько телефонов, большая квартира в центре города со стильной мебелью… Тогда ты, Рута, не выдержишь, раскаешься. Но мы сначала подумаем день-другой, заставим понервничать и похныкать и потом только простим старую обиду. И чтобы в дальнейшем никаких капризов, никаких сумасбродных выходок, — имейте в виду, мы не привыкли, чтобы нами помыкала женщина».
Так думал Эрнест Чунда, сидя в фаэтончике. Нельзя сказать, чтоб он возвращался из эвакуации налегке. Не о том свидетельствовали туго набитые чемоданы. Там были и платье, и обувь, посуда и продовольствие, а также немало прекрасных вещиц, изготовленных искусными руками уральских мастеров. В тяжкие военные годы Чунда отнюдь не сидел на печи. И это было только начало. В Риге он надеялся развернуться по-настоящему.
Извозчик остановился у дома, где Чунда с Рутой жили до войны. На первых порах Чунда намеревался остановиться здесь, пока не будет подыскана квартира побольше и получше. Вдвоем с извозчиком они втащили по лестнице чемоданы и сложили их на площадке перед дверью квартиры. Затем Чунда расплатился, отпустил извозчика и, поправив сбившуюся на затылок ушанку, нажал кнопку звонка. Но звонок молчал — очевидно, не было тока. Тогда Чунда начал стучать. Он был уверен, что в квартире кто-нибудь есть. Может быть, успела вернуться Рута — вот будет сценка!
Дверь отворила пожилая женщина. Увидев незнакомого человека, она испугалась и хотела захлопнуть дверь, но Чунда уже переступил порог.
— Нуте-ка, посторонитесь, дайте мне пройти, — спокойно сказал он.
— Что вам нужно? — тревожно спросила женщина. — Вы, наверно, ошиблись.
— Я хочу войти в свою квартиру.
— Что вы, это моя квартира, — возразила женщина. — Здесь я живу, и муж мой, и дочери…
— С какого времени?
— С сорок второго года…
— С сорок второго. А мне эта квартира принадлежит с сорокового года, — торжествующе сказал Чунда. — Несколько лет я отсутствовал, а теперь вернулся, и квартира нужна мне самому. Так что не удивляйтесь, гражданочка.
Не слушая охавшую женщину, он внес свои чемоданы в переднюю и аккуратно поставил их друг на друга. Когда это было сделано, Чунда запер дверь и снял полушубок.
— Надеялись, что я не вернусь? Сознавайтесь! — смеялся Чунда. — Думали, это навсегда? А я вот вернулся, и вам теперь придется немного уплотниться. Я временно займу одну комнату, пожалуй большую, которая выходит окнами на улицу.
— В ней живут мои дочери, — робко пробормотала окончательно подавленная самоуверенностью Чунды женщина. — Неудобно вам будет… в такой тесноте.
— Если неудобно станет, я попрошу вас выехать из моей квартиры. Но весьма возможно, что этого и не придется делать. Квартира для меня все равно мала. Как только найду другую, сразу перееду. Вы мне не порекомендуете что-нибудь подходящее? Так, в четыре-пять комнат — больше не надо. Но только, чтобы была со всей обстановкой. Мне пустого сарая не нужно.
Женщина немного подумала и уже более оживленно сказала:
— Вот в соседнем доме есть хорошая квартира. Хозяин убежал, с немцами. Был каким-то начальством в полиции. Только вы поторопитесь, пока не заняли.
— Ладно, гражданка, я потом зайду посмотреть, — сказал Чунда. — В данный момент мне надо умыться и побриться. Теплая вода есть? Да, скажите, почему у вас так холодно?
— Ох, господин любезный, дом ведь не отапливается. Чуть нагреется квартира от газовой плиты, и все.
— Это не дело. — Чунда неодобрительно покачал головой. — Я поговорю с управдомом.
— Пожалуйста, поговорите, может он вас побоится, — сказала женщина. Она принесла из кухни теплой воды, оставшейся в чайнике, и Чунда сел бриться. Приведя себя в порядок, он ушел устраивать свои дела, предварительно внушив женщине, что ей придется отвечать перед судом, если пропадет что-нибудь из его вещей.
Чунда намеревался прежде всего разузнать относительно Руты. «Если она вернулась, то по своей глупой откровенности могла черт-те чего наболтать про меня. В таком случае в партийных организациях начнут придираться, и разговаривать будет трудно. Зато, если никто ничего не знает, можно рассчитывать на поддержку».
Скорее всего он мог получить нужные сведения в райкоме комсомола, где работала Айя. Но Чунда сразу отказался от этой мысли, вспоминая неприятный разговор с Айей осенью сорок первого года. «Кто-кто, а она будет по всему городу трубить о каждом твоем промахе. Много о себе думает…»
Поэтому Чунда счел более благоразумным сходить к родителям Руты. Если они живы, то должны что-нибудь знать про дочь. Может быть, Рута даже живет у них. И он отправился на квартиру стариков Залитов.
Медная дощечка на дверях сохранилась: значит, еще живы. Но на стук Чунды никто не вышел. Простучав несколько минут, он пошел к дворнику и узнал от него, что мать Руты умерла от тифа во время оккупации, а отец работает в какой-то артели и приходит поздно. Дочь еще не приехала.
Чтобы не терять зря времени, Чунда решил осмотреть квартиру, о которой ему сказали. Придя в указанный дом, он отрекомендовался дворнику как представитель райисполкома, и тот немедленно показал ему все. Квартира действительно могла удовлетворить самому взыскательному вкусу: прекрасная гостиная с камином и роялем, ванная, светлая спальня, кабинет и столовая с внушительным буфетом черного дуба, в котором сохранились расписные сервизы и множество больших и маленьких хрустальных рюмок, стаканов и бокалов — для коньяка, вина, шампанского. Очевидно, высокий полицейский чин удрал с такой поспешностью, что не успел ничего ни увезти, ни уничтожить.
— Я беру эту квартиру со всем, что тут есть, — заявил Чунда дворнику. — Ключи отдайте мне.
Затем он двинулся в райисполком и оформил в жилищном отделе юридическую сторону дела — тогда это еще не было так сложно, как полгода спустя. С ордером в кармане Чунда явился в отделение милиции и прописался на постоянное жительство в Риге. В тот же день он с помощью дворника доставил свои чемоданы в новую квартиру и вечером снова пошел к старику Залиту.
Отец Руты уже пришел с работы и ужинал в кухне.
— Здорово, тестюшка! — весело крикнул ему с порога Чунда.
— Эрнест… голубчик ты мой… вернулся? — Старик поднялся ему навстречу, а сам смотрел на дверь — не отворится ли, не покажется ли еще кто. — Один? Значит, правда, что Рута… — печально спросил он и не докончил.
— Да, к сожалению, один, — вздохнул Чунда. — Такая наша судьба. Уехали вместе, а вернулся я один.
Встреча получилась совсем не такая, как представлял себе Чунда: старик чуть не до слез расстроился.
Искусно лавируя с ответами и вопросами, чтобы Залит не догадался, как он мало знает о судьбе Руты, Чунда в две минуты выведал все, что тот знал.
По словам тестя, Рута осенью была с Ояром Сникером в Даугавпилсе, потом они уехали в Тукум и там попали в лапы к немцам. После один человек, которому удалось перебраться через линию фронта, рассказывал, будто фашисты повесили их.
Несколько минут Чунда сидел понурившись, не находя слов. То, что погиб Ояр, его нимало не взволновало, но Руту ему было жалко. Впрочем, жалость быстро заглушило более определенное и сильное чувство: теперь смело можно пустить в ход версию о потере партийного билета во время бомбежки.
— Как вы разлучились друг с другом? — спросил Залит. — Старались бы вместе держаться.
— Обоим дали специальные задания, — объяснил Чунда. — Мне одно, Руте другое. В военное время иначе нельзя. А мы, партийцы, привыкли выполнять все, что нам приказывает партия. Так и разлучились. Да, тяжелая у нас судьба… Но не нам одним пришлось так много потерять. Надо уметь переносить несчастья. Будьте мужчиной, товарищ Залит.
Он быстро ушел, опасаясь, как бы старик не стал задавать вопросы, на которые ему было бы затруднительно отвечать. И потом слишком долго горевать не было времени. Чунда спешил устраивать свои дела, пока благоприятствовала обстановка. Удобным жильем он уже обзавелся; оставалось теперь оборудовать его получше. А умный человек не может всю жизнь прожить одними воспоминаниями о минувшем счастье.
