Руслан Тотров - Любимые дети
— Да, соглашаюсь, — каждый внес свою лепту.
— Но точка — еще не конец, — продолжает он. — Мы должны провести исследования, спроектировать оборудование, изготовить его и, главное, своевременно внедрить новую технологию в промышленность, а внедрение-то и вызывает у меня наибольшую тревогу. Проектирование и изготовление будет осуществляться на вашем предприятии и, как я уже говорил, под вашим руководством, но и внедрением должны заниматься люди заинтересованные, иначе оно может затянуться на многие годы или не состояться вообще. Наиболее эффективно, как показывает немалый мой опыт, этот процесс протекает тогда, когда им управляют авторы изобретения, то есть люди к р о в н о заинтересованные. Но я боюсь, что вас о д н о г о на все это не хватит, — он сочувственно улыбается мне, — к тому же вы конструктор, а не технолог.
Киваю неопределенно и спрашиваю, подыгрывая ему:
— Значит, д л я д е л а лучше, когда авторов несколько? Когда изобретение к о л л е к т и в н о е?
— Безусловно! — оживляется он. — Еще лучше, если авторы — специалисты разного профиля.
Он окружает меня, обкладывает, как волка, но не флажками красными, а мотивациями разноцветными, аргументами и обещаниями, обкладывает и к здравому смыслу взывает.
— Ну и что вы посоветуете? — дурака валяю. — Что же мне делать?
— Не задавайте наивных вопросов, — морщится он. — Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.
— Да, — говорю, — да, но кто же выступит в качестве авторов?
— Те, кто имеют на это моральное право, — отвечает он.
— А все-таки? — интересуюсь.
— Вы, конечно, — он загибает палец, — и еще двое, один из которых член-корреспондент Академии наук и в будущем наверняка будет вам полезен…
ЯРМАРКА ВРЕМЕН НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.
— А второй? — спрашиваю.
— А второй — это я, — отвечает он простенько и паузу делает, ожидая моей реакции, но я молчу, и решив, видимо, что я удовлетворен не полностью, тут же цену набавляет: — Уверен, что втроем мы справимся со своей задачей самым блестящим образом, и производное AB в скором времени будет освоено отечественной промышленностью. Но это лишь первое звено, а в будущем, весьма недалеком, кстати, мы возьмемся за следующую пару реагентов этого ряда, C и D, в свойствах которых заложены интереснейшие возможности для творчества, и я обещаю вам, что в э т о й р а б о т е вы примете участие с самого начала, с нулевого цикла, выражаясь фигурально. Более того, — он понижает голос, — параллельно с исследованиями, а вернее в их русле, вы получите тему для кандидатской диссертации, и, — уверяю, у вас не будет никаких проблем с защитой. Считайте, что первый шаг уже сделан, и я готов стать вашим научным руководителем…
ДЛЯ ПОЛЬЗЫ ДЕЛА.
Он улыбается требовательно, смотрит на меня, и глаза его стекленеют в ожидании, а мне отец вдруг видится: изжелта-бледное лицо, костыли под мышками, зеленый горб на спине — вещмешок, и отцовская рука тянется ко мне, костистые пальцы, серая, пористая кожа — он хочет погладить меня по голове, но роняет костыль, хочет поднять костыль, но не может дотянуться, и лицо его искажается от боли, и я стою, оцепенев, мальчишка перепуганный, и слышу:
— Не век же вам прозябать в этом конструкторском отделе…
— Знаете, — произношу задумчиво, — я никогда еще не выступал в качестве товара и не думал даже, что представляю в этом смысле какой-то интерес.
— Ха-ха-ха, — смеется Васюрин, словно остроту услышав, — вы меня неправильно поняли.
— Двадцать восьмого мая, — продолжаю, — мне исполнится тридцать лет, и я хотел бы, если позволите, подойти к этой дате в своем естественном качестве и прожить в нем следующие десять лет, и так далее — понимаете? — и так далее… А теперь разрешите задать вопрос.
— Пожалуйста, — Васюрин настороженно смотрит на меня.
— Вы меня вызвали только для э т о г о? — спрашиваю. — Для купли-продажи?
— Я отказываюсь разговаривать в таком тоне!
— В другой формулировке это может звучать так: у вас есть еще ко мне вопросы?
— Нет! — взрывается он. — С вами все ясно!
— Значит, командировку мою будем считать законченной, — говорю, — а в коммюнике можно записать следующее: переговоры протекали в сердечной и дружеской обстановке, но стороны к соглашению не пришли.
— Ваша заявка будет направлена на рецензию к нам в институт, — сообщает он официально и добавляет, не сдержавшись: — Я позабочусь об этом.
УЛЬТИМАТУМ.
— Простите, — пожимаю плечами, — но человек я по сути своей крайне легкомысленный…
— Оно и видно, — вставляет он.
— …и потому мне плевать на ваши угрозы!
Поднимаюсь.
— Прощайте, — киваю, — надеюсь, не увидимся больше. — Беру свой портфельчик и, помахивая им, иду походочкой нарочито-легкой к двери и, распахнув ее, оборачиваюсь с порога: — Привет супруге.
Услышав последние мои слова, Наташа, секретарша, встречает меня благожелательной улыбкой:
— Все в порядке?
— Да, — отвечаю и приостанавливаюсь, уловив вдруг, что она не только на Майю похожа, вернее, их сходство промежуточно, но в обеих уже угадываются черты окончательности, той самой, которую они обретут, сделав выгодную партию, приютившись за железобетонной спиной сановного супруга, черты Люды обретут, жены васюринской.
(Она на полянке на солнечной лежит, раскинувшись в неге, а я вопль свой слышу, обращенный к Майе:
«Но ты же не любишь его, своего будущего мужа!»
Слышу ответ деловитый:
«Он никогда об этом не узнает».)
— Как она поживает, кстати, — спрашиваю, — Люда?
Наташа удивленно смотрит на меня:
— Вам Юрий Степанович сказал?
— Что? — интересуюсь.
— Что мы сестры…
— Нет, — качаю головой, — не сказал, — усмехаюсь, — но я же ясновидец.
— Ох, — смеется она, — как же я забыла?
Достаю из кармана, кладу перед ней командировочное удостоверение:
— Отметьте, пожалуйста.
Она заполняет графу «прибыл-убыл», расписывается, достает из сейфа печать и, дохнув на нее, собирается ставить, но в это время раздается звонок — это Васюрин там у себя кнопку нажал — и, среагировав мгновенно, она с печатью в руке устремляется на зов, но я придерживаю ее за локоток обольстительный:
— Кончайте со мной, — прошу, — не откладывайте.
Она торопливо шлепает печатью и говорит:
— Дату отъезда проставите сами.
— Проставлю, — обещаю, — не забуду.
Выхожу на улицу, а в воздухе морозно, но на тротуаре слякоть — снег, расквашенный великим множеством ног, — и, постояв с минуту на нижней ступени подъезда, я бездумно включаюсь в эту теплотворную работу, иду, не ведая, куда приведет меня путь, где кончится, шагаю бесцельно, но не с обреченностью бродяги, а с легкостью праздного гуляки, а в окнах вспыхивают огни, напоминая о тепле, о домашнем уюте, а для меня, как вы знаете, забронирован номер в гостинице «Россия», и, оказывается, сам о том не подозревая, я именно к ней подвигаюсь и, поняв это, спускаюсь в метро, чтобы ускорить продвижение, и вот она, Кремлевская стена, Мавзолей, Спасская башня, храм Василия Блаженного, брусчатка под ногами, воспоминания — ах, юность прошлая! — и, войдя в сверкающий вестибюль гостиницы, я уже знаю, что поднявшись к себе, ополоснусь под душем, закажу вина в номер, сяду за телефон и начну названивать друзьям своим, однокурсникам, и мы соберемся, как раньше — семь с половиной лет минуло с тех пор, как мгновение пролетело, — соберемся и посидим, поговорим-потрепемся,
КАК В ДОБРЫЕ СТАРЫЕ ВРЕМЕНА,
и, предвкушая радость встречи, я останавливаюсь у стойки, протягиваю паспорт дежурной и произношу с сознанием своей значимости:
— Для меня был заказан номер.
Дежурная перебирает свои бумажки, еще раз перебирает и, перебрав, недоуменно смотрит на меня:
— Ничего нет…
— Как же так? — изумляюсь.
Она еще раз заглядывает в паспорт, повторяет вслух мою фамилию и вдруг, словно обрадовавшись, восклицает:
— Да, была бронь, точно! Но нам позвонили только что и попросили снять ее за ненадобностью.
Стою, растерянный, жду чего-то, и она, истолковав мое ожидание по-своему, возвращает мне паспорт и вздыхает, пожав плечами:
— Ничем не могу помочь.
А мне ничего и не надо уже, я не о том думаю.
— Может, — говорю, — скажете — кто звонил, мужчина или женщина?
Она поднимает кверху глаза — реснички накрашенные, челочка белобрысая, — застывает на миг, вспоминая, и говорит:
— Вроде бы женщина… Да, точно, женщина!
Так я и предполагал. Васюрин, при всех своих недостатках, не опустился бы до такой примитивной мести.
АХ, МАЙЯ-НАТАША-ЛЮДОК!
Но и я уже сообразил кое-что — нет, голыми руками меня не возьмешь! — глянул на часы и высчитал наскоро, что могу успеть на вечерний самолет, улететь с е г о д н я и, таким образом, достойно ответить на выпад противника.
