Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
Славно было в этот день в доме Арама за праздничным столом, обильно, вкусно было угощение!..
Но не только едой, как бы обильна и вкусна она ни была; и не только тостами, как бы искренни и красивы ни казались они тем, к кому обращены; и не только смехом, как бы весел он ни был, жив настоящий человек. Есть у него всегда немало забот, беспокойных стремлений и тревог, и если б не было всего этого, быть может и не стать бы ему настоящим человеком.
Заговорили о международном положении.
— Теперь никто не посмеет на нас напасть, разделаем всех под орех! — воинственно выкрикнул один из гостей помоложе, которому красное кюрдамирское разгорячило голову.
Что-то знакомое, хотя и далекое, послышалось Юнусу в этих словах. Ну, конечно же!
— Помню, — начал Юнус, — было это лет десять назад, вскоре после того, как разгромили контру в Шемахе, Ленкорани, Сальянах, Кубе. Вот так же сидели друзья за этим столом у Арама Христофоровича и тети Розанны и так же толковали о международном положении, о будущем.
— Ты, мне помнится, хватил тогда лишку и стал хорохориться! — с усмешкой вставила Розанна, услышав свое имя.
— Именно так, тетя Розанна, именно так! — подхватил Юнус, словно сам собирался сказать о том же. — От того лишку мозги у меня пошли набекрень, и я стал заноситься, кричал, что никто уже не посмеет на нас напасть. Правда, нашлись тогда здравые люди — вправили мне мозги… — Юнус бросил взгляд на Арама и Газанфара. — Спасибо, что образумили!.. Разбитая контра вскоре призвала на помощь немцев, турков, англичан, американцев, и много еще рабочей крови пролилось тогда в борьбе за Баку, за Советский Азербайджан.
Наступило молчание. Арам глубоко вздохнул:
— Тяжелые были времена…
— Но кое-кому они приходились по душе, да и сейчас есть люди, которые стараются вернуть нас к тем временам, — заметил Газанфар. — Поглядите, товарищи, что творится в мире в последнее время! Налетели мерзавцы на наш «Аркос» в Лондоне, на наши полпредства в Берлине, Пекине, Шанхае, Тяньцзине, спровоцировали нас к разрыву отношений с Англией. Эти негодяи дошли до того, что убили в Варшаве нашего посла, товарища Войкова, бросили в Ленинграде в Деловом клубе бомбу. Приходится думать, что они еще не раз на нас нападут. Но только все это до поры до времени — как говорится, волк своим воем на себя же накличет беду. Враги наши раз от разу будут делаться слабее, а мы — сильнее. А пройдут два-три десятка лет, и к нашей правде примкнет много людей, много народов!
Все зашумели:
— Да будет так!..
Гости засиделись допоздна.
Когда все разошлись, Розанна сказала:
— Хорошо было у нас сегодня, вот бы так каждый день!
Арам самодовольно пыхнул трубкой и, словно в ответ своим мыслям, промолвил:
— Да, народ у нас неплохой!
Начав убирать со стола, Розанна спросила:
— Что ты скажешь, Арам, если я предложу Юнусу столоваться у нас? Он ведь теперь один.
— Скажу, что умно придумала. Сама знаешь, Юнус для нас — родной человек.
— Назначим ему небольшую плату за стол и…
Арам нахмурился:
— У нас, Розанна, не кухмистерская, чтоб брать за обеды деньги! Юнус ответит нам так, как сам найдет нужным.
Розанна смутилась, покраснела. Неужели Арам не понимает, с какой целью заговорила она о деньгах? Ну, раз не понимает, придется ему объяснить.
— Юнус — гордый малый и столоваться бесплатно не согласится.
— Ну и пусть ходит гордец по столовкам или сам себе стряпает, а я денег брать за обеды не позволю! — в сердцах воскликнул Арам. Он вдруг рассердился, будто Юнус и впрямь нанес ему обиду. — Чудак он какой-то, этот Юнус, — не видит разве, что к нему относятся, как к сыну? Еще чего не хватало — брать деньги за обед!
Арам сердито запыхтел трубкой.
Розанна молча собрала посуду, вынесла в кухню. Арам встретился взглядом с Сато, помогавшей матери убирать со стола, прочел в ее взгляде беспокойство. Конечно, ему только показалось, что цветок в ее волосах вдруг поблек, увял.
Когда Розанна вернулась, Арам, смягчившись, промолвил:
— Ну, ладно… Пусть ходит обедать, а там видно будет.
Теперь Сато стояла к нему спиной, и он не видел ее лица, но почувствовал, что беспокойство в ее взгляде сменилось радостью, а цветок, казалось, вновь ожил…
Пусть ходит обедать?
Мог ли Арам, давая свое согласие, предположить, что спустя месяц за этим же столом откроется его глазам нечто такое, чего он не знал о своей старшей дочке? Ничего дурного, впрочем, господь упаси!
Признаться, его удивил и Юнус. Хорош тихоня! Оказывается, малый давно влюблен в Сато, добился у девчонки ответных чувств, и теперь у них на уме одно: совместная жизнь до гроба. Вот уж поистине слепы отцы!
Был ли Арам недоволен тем, что так неожиданно открылось его глазам? Скорее, он был смущен: ему, как это часто бывает с отцами, казалось, что его дочь, несмотря на свои двадцать два года, — девочка. Сато не сравнить с ее сверстницами, с Баджи, скажем, — та жила без родителей, в людях, прошла нелегкую жизнь в замужестве. А что знала его Сато? Отчий дом и библиотеку. А вот теперь, как говорится, совместная жизнь до гроба!
Арам вспомнил свои юные годы, первую любовь. Разве не так же, как Юнус, твердил он, что будет любить свою избранницу всю жизнь? Правда, слова его сбылись: и в молодые годы и в зрелые не мог он даже представить себе, что разлюбит Розанну, а тем более теперь, когда ему под шестьдесят… Впрочем, как иначе? Разумом он, пожалуй, понимает, что есть, наверно, женщины не хуже его Розанны — она и поворчать любит, и жестоко разлучает с трубкой, — но сердцем, сердцем он до сих пор твердо знает, что лучшей женщины ему
