Сергей Мартьянов - Дозоры слушают тишину
Горько стало на душе: лучше бы, думаю, уж убили. Меня положили в сарай одной местной жительницы. Там уже лежали наши раненые ребята-пограничники: Бузин, Кругликов и Абдрахманов. Бузин и Кругликов были ранены в ноги, я в спину, а младший сержант Абдрахманов — в бок. Словом, положение наше было тяжелое, но мы духом не падали. В сарай приходили женщины и ухаживали за нами. Приносили еду, питье, лекарства, перевязывали нас. Большое им спасибо!
Абдрахманов был среди нас самым старшим и самым грамотным. Он окончил несколько курсов не то техникума, не то института, не помню сейчас. Вспоминал свой Казахстан и все жалел, что не может бить гитлеровцев. А вообще-то он был очень тихий, даже застенчивый.
Ближе к осени нас разобрали по хатам жители Новоселок. Абдрахманов стал жить в семье Ивана Конончука. А еще нам помогали Мария Андреевна Ушакова, Константин Козловский, Петр Яцкевич. Благодаря их заботам мы оправились от ранений и стали подумывать, как бы уйти к партизанам.
Но получилось так, что меня и Абдрахманова схватили немцы и увезли в Брест, в тюрьму. Выдал, наверное, солтыс — староста. Ну, сидим мы в тюрьме неделю, вторую. Среди пленных был бывший пограничник Шиленко, демобилизованный в 1940 году да так и оставшийся жить в тех краях. Абдрахманов стал уговаривать нас бежать. Раз уж попались к фрицам, пощады от них не жди. Надо уходить.
Нас погнали в баню и в бане оставили ночевать. А утром должны были доставить на вокзал, посадить в товарные вагоны и увезти в Германию. Такой слух прошел.
Абдрахманов сказал: «Если сейчас не убежим, то никогда не убежим. А я лучше умру, чем буду работать на проклятых фашистов». И такая ненависть светилась в его глазах и решимость! Я и Шиленко согласились бежать вместе с ним.
Окна в бане на первом этаже были с решетками, а на втором — без решеток. Мы решили прыгать по очереди. Абдрахманов, как старший по званию, сказал, что будет прыгать последним, чтобы в случае чего прикрывать наш отход. Внизу ходил часовой. Как только он скрылся за углом, Абдрахманов скомандовал: «Прыгай!». Первым прыгнул я, вторым Шиленко. Мы отбежали метров на триста от бани и услышали выстрелы. Абдрахманов был убит часовым, подоспевшим из-за угла. Так погиб наш верный друг, отдав свою жизнь за то, чтобы мы спаслись».
А каким он был в жизни, этот отважный человек, принявший смерть во имя своих ближних? Вот что рассказывает о нем Мария Ивановна Горбунова:
«Припоминаю облик Абдрахманова: широкое лицо, слегка выдающиеся скулы, чуть косоватый разрез глаз. Говорил он с акцентом. Когда мы занимались художественной самодеятельностью, приглашали и его, чтобы он спел казахские песни. Он смущенно улыбался и отказывался. Но зато в часы отдыха в саду заставы они вместе с политруком Горбачевым, родившимся в Киргизии, пели казахские песни и пели так, что заслушивались все пограничники.
Припоминаю еще, что Абдрахманов очень любил природу, восхищался ее красотой. Умел замечать в природе то, чего не видели другие. Бывало и так, что он приносил цветы белой акации. Однажды чудесный букет из таких цветов подарил мне.
Я часто видела его с книгой. Как-то он читал «Буревестника» Горького. Я спросила, нравится ли ему это произведение? Он сказал, что очень нравится. Я ему предложила прочитать его на нашем концерте, но он улыбнулся и ответил: «Нет, у меня не выйдет». Он был очень застенчив».
Таким был Абдрахманов в жизни — скромным и незаметным. Может, это и есть приметы подлинного мужества?
Мария Андреевна Ушакова, вылечившая Абдрахманова, и поныне здравствует в Новоселках. Она сообщила мне, что кандидат в члены Коммунистической партии Абдрахманов сдал ей на хранение свою кандидатскую карточку, чтобы она не попала в руки фашистов.
Почти всю оккупацию женщина пуще глаза берегла партийную книжку нашего земляка, пока внезапно вспыхнувший пожар не уничтожил хату и все ее содержимое.
Что еще мне известно о наших земляках? Передо мной список личного состава 2-й погранзаставы. В нем значится: Абдрахманов Иван Абдрахманович родился в 1916 году, в армию призван в 1939, образование неполное высшее. Мусурупов (или Мусрепов) Амансет Джесупович родился в 1918 году, в армию призван в 1939, комсомолец, образование четыре класса. Может быть, на эти скупые сведения откликнутся их родственники и друзья.
Можно подробно рассказать и о других героях, ставших известными нам во время поездки. Например, о лихих кавалеристах Иване Платонове и Александре Смале. Или о пулеметчиках Николае Бедило и Арсентии Васильеве, стрелках Андрее Колодине и Дмитрии Сновалкине и многих других. Но оставим их для книги. Прибережем для повести и патриотические поступки жителей Новоселок, помогавших пограничникам в тот грозный час. Иван Григорьевич Паневский и Кирилл Павлович Александрович, Евгений Михайлович и Нина Михайловна Гордиюки, Павел Антонович Калихович и Иосиф Кириллович Гребень, как и те, кто уже назван в этом очерке, войдут в мое будущее повествование.
Но о Марии Петровне Гаврилюк мне хочется рассказать уже сейчас. И вот по какому поводу. Один из дней своего пребывания в Новоселках мы посвятили… раскопке документов. Еще в первую нашу встречу Горбунов сообщил мне, что днем 22 июня, когда отступление с границы стало неизбежным, он приказал старшине заставы Валентину Мишкину закопать в землю железный ящик с секретными документами. Закопав, старшина показал место Горбунову — во дворе заставы, в тридцати шагах от кухни, под яблоней. Мишкин погиб при отходе с заставы, и теперь только Василий Николаевич знал то место, где был закопан ящик. Он решил найти его. Все мы напряженно следили, как он вспоминал местонахождение яблони — ее давно нет, — как отсчитывал шаги. Наконец он указал пальцем: «Здесь». Мы принялись копать вручную. Пусто. Потом пригнали колхозный экскаватор — опять пусто. Так и не нашли мы железного ящика. А ведь отыщи его — в наши руки попали бы ценнейшие сведения из книги пограничной службы, журнала наблюдений, списки домашних адресов военнослужащих. Неужели все это попало в руки немцев?
К нам подошел древний дед. Оказывается, он наблюдал с улицы за нашей работой. Зачем мы раскапываем двор? Пришлось объяснить. Дед просиял: люди говорят, что какие-то документы хранились у Марии Гаврилючки, дочери Марковского, жившего по соседству с заставой. Вон хата, бачите? Да не торопитесь туда, Гаврилючки нет, переехала. Куда? Дай бог память, в деревню Раковицы, ближе к Бресту. А документы у нее какие-то были…
И мы тут же выезжаем на розыски Марии Петровны Гаврилюк. Можно было бы подождать до завтра, но Горбунов непреклонен: немедленно! Стоит непроглядная осенняя ночь, и шофер наш никогда не был в Раковицах.
Находим нужную хату. Стучимся. В хате уже легли спать. Объясняем, кто мы и зачем пожаловали. Располагаемся у керосиновой лампы. В хате все сдвинуто со своих мест или вынесено: идет побелка, ремонт. Хозяйка, как ей и положено, извиняется, хочет поставить самовар, но мы благодарим и сразу приступаем к делу.
Очевидно, двадцать два года назад Мария «Гаврилючка» была еще более порывиста и смешлива, чем теперь, хотя и теперь в ней осталось много девичьего, непосредственного. Да, тогда они жили напротив здания заставы. Когда пограничники отступили, а немцы еще не появились, она бесстрашно вбежала во двор заставы, потом в коридор казармы, затем в канцелярию. Что там? Как там? Стекла были выбиты, стены изрешечены пулями и осколками.
На столе политрука Горбачева (Марийка еще до войны заходила по делам на заставу и знала, где стол политрука, а где начальника) она и увидела те документы…
— Какие?! — в один голос крикнули я, Горбунов и Татьяна Михайловна.
Нет, это были не те документы, что приказано было закопать старшине. Это были топографическая карта и тетрадка с фамилиями бойцов. Против некоторых фамилий значилось слово «благодарность» или «выговор». Мария Петровна это хорошо запомнила.
— Тетрадь учета поощрений и взысканий, — пояснил Горбунов.
Марийка не знала, что это такое, но ей казалось, что и карта и тетрадь были очень ценными бумагами, и она решила сохранить их. И еще она взяла со стола томик со стихами Александра Сергеевича Пушкина — на память. Все это она тайком принесли домой и спрятала в погребе под застреху. Да, и томик Пушкина тоже.
Тайна сокровищ была так волнующа и значима, что Марийка не удержалась и под большим секретом поведала о них кое-кому из подруг. А подруги были болтливы. Через несколько дней с той стороны Буга нагрянул обер-лейтенант Фук.
— Где документы?
— Какие документы?
— Не валяй дурочку! С заставы…
— Спалила.
— Лжешь!
— Спалила…
Это повторялось несколько раз. Солдаты Фука все перевернули в хате, обер-лейтенант бил Марийку по спине тростью, а она упрямо твердила: спалила, и все тут.
