Илья Маркин - На берегах Дуная
Бахарев присел в воронку и осмотрелся. Теперь нужно быть очень осторожным. Все вокруг было пустынно и безлюдно. Только бой с наступлением рассвета разгорался все сильнее и сильнее.
Бахарев хотел было встать и пойти дальше, но над землей впереди поднялось что-то темное и тут же исчезло. Бахарев замер, прижимаясь к земле. Минут пять ничего не было видно, потом снова мелькнуло темное и так же поспешно скрылось. Теперь хорошо было видно, что выглядывал из окопа человек. Бахарев прижался щекой к автомату и ждал. Неприятная дрожь прошла по всему телу. В глазах рябило, и окоп впереди то казался совсем рядом, то отдалялся. Там безусловно сидел человек. Но кто это: свой или враг?
Напряженно всматриваясь, Бахарев увидел, наконец, шапку-ушанку, а рядом с ней вторую. Теперь не было сомнения, что это сидели в окопе свои. Нужно было как-то дать им понять, кто перед ними.
— Товарищи! — негромко крикнул Бахарев.
— Кто вы? — откликнулся вздрагивающий голосок.
— Я капитан Бахарев.
— Подходите сюда.
Бахарев привстал, шагнул вперед и увидел в окопе пятерых в шинелях, в ушанках и с автоматами. Один — невысокий, с погонами младшего лейтенанта — поднялся и пошел навстречу. Остальные лежали, держа автоматы наготове. Бахарев всмотрелся в щупленькую фигуру и узнал переводчика штаба дивизии Аристархова. Он тоже узнал Бахарева и радостно заулыбался веснушчатым, с приплюснутым носиком лицом.
— Товарищ гвардии капитан, какими судьбами? — заговорил он, протягивая руку.
— Такими же, какими и вы, — радостно ответил Бахарев и порывисто сжал руку Аристархова.
— Да я, понимаете, — разъяснял переводчик, — ночью в вашем полку был, пошел обратно в штаб дивизии, а тут и началось это. Так и остался один, а потом встретил вот четырех солдат, пытался с ними пробиться к своим, но наскочил на немцев.
— Хорошо, хорошо. Потом расскажете, — остановил его Бахарев. — У вас раненые есть?
— Один в руку немного. Остальные все здоровы.
— Никого тут поблизости не видели больше?
— Нет. Мы все исходили. Вон за теми буграми обозы немецкие стоят. А дальше батарея, а вон в той лощине танки, штук сорок, не меньше.
— Ну что ж, будем вместе беду бедовать.
— Конечно. А с вами еще кто-нибудь есть?
— Пятеро, я шестой.
— Вот здорово! Теперь, значит, всего одиннадцать. А это ж сила.
Солдаты радостно встретили капитана. Все они были из одного с Бахаревым полка и хорошо знали командира второй роты. Они наперебой обращались к нему, каждый пытался рассказать, что видел, но Бахарев остановил их:
— Скоро будет совсем светло. Давайте уходить подальше отсюда.
Тем же ходом сообщения Бахарев повел группу обратно. Возле землянки его поджидали Мефодьев и Косенко. Они разыскали двух раненых солдат и одного сержанта, притащили два ручных пулемета и четыре ящика патронов. Теперь в группе было четырнадцать человек. Раненых Бахарев уложил на нарах, а здоровых распределил на три смены.
— День, товарищи, придется здесь переждать — заговорил он, когда все разместились. — Будем надеяться, что все пройдет благополучно. А как стемнеет, двинемся вперед. Ну, а если немцы обнаружат нас, драться придется, до последнего драться. Оружия у нас достаточно. Патронов тоже пока хватит. Все здоровые поочередно будут дежурить. Ну, а раненым потерпеть придется. Только не сомневайтесь, товарищи, никого не бросим. Никого!
— А как же наши-то? — негромко спросил кто-то.
— Дерутся наши, товарищи, дерутся. Слышите, как гремит канонада? Не прорвутся немцы, ни за что не прорвутся!
Разгорался ясный, погожий день. От Дуная дул легкий ветерок, и тянуло по равнине низкую поземку, заметая воронки, траншеи, ходы сообщения. Даже разбросанные по всему пространству обгорелые остовы танков, автомашин, бронетранспортеров покрылись белым налетом и казались копнами сена, мирно разбросанными по укосистому лугу. За грядой невысоких холмов скрывался Дунай. Оттуда все время доносился монотонный неумолчный гул. Из низины выглядывали черепичные крыши и оголенные макушки деревьев села Сомод. От села к горам извивалась дорога, и по ней беспрерывно двигались танки, машины, повозки. Они тянулись по холмам и скрывались в туманной дали предгорного леса. Там, куда уходила колонна, то замирая на мгновение, то вновь глухо рыча продолжался, бой. А на остальном пространстве равнины, предгорий и придунайских высот замерла строгая тишина.
— Прорвались, значит, — тихо проговорил Косенко и глубоко вздохнул.
— Этого еще пока не видно, — возразил ему Аристархов и обратился к Бахареву: — Пленного хорошо бы захватить, товарищ гвардии капитан, от него все узнаем.
Бахарев посмотрел на переводчика и улыбнулся. Щупленький лейтенант, видимо, совсем не думал, в какой опасности находится он сам, и по профессиональной привычке размышлял только о пленных.
Косенко недоверчиво посматривал на младшего лейтенанта и, видимо, хотел сказать ему что-то не совсем приятное, но не решался.
— Хорошего пленного нам сейчас не взять, а для тех, что остались на этом поле, уже все давно кончено, — проговорил Бахарев, продолжая внимательно рассматривать местность.
— Пить просят, — выйдя из землянки, сказал Мефодьев, — а воды ни капельки.
Бахарев совсем забыл о воде, а она раненым была сейчас нужнее, чем питание. Он потрогал флягу на ремне и вспомнил заботливого Анашкина. Ефрейтор еще вчера вечером наполнил ее вином, но Бахарев так и не притронулся к ней.
— Дайте по глоточку, — отстегнув флягу, передал он ее Мефодьеву, — только по глотку, не больше.
— Товарищ капитан, — с жаром заговорил Аристархов, — тут ведь совсем недалеко была продовольственная часть полка. Я вчера в гости зашел к Таряеву, начпроду вашего полка. Он всего накопил. Вон там, видите, бугор, а дальше лощина и в ней глубокий овраг. Там и пристроился Таряев.
Бахарев снова улыбнулся. Аристархов по неопытности не представлял, где он находится и что случилось прошлой ночью. Продовольственный склад находился в таком месте, мимо которого никак не могли пройти немцы.
— Давайте попробуем, товарищ гвардии капитан, проберемся может, — упорствовал переводчик, — ведь если там хоть сотая доля осталась, то нам на полгода хватит.
Вспомнив о продовольствии, Бахарев почувствовал голод. Со вчерашнего вечера он ничего не ел, и теперь к горлу подступала тошнота. Не лучше, конечно, чувствуют себя и остальные люди, особенно раненые. Если не накормить хоть чем-нибудь, то после напряжения прошедшей ночи даже здоровые ослабнут и наступит тот упадок духа, когда человек перестает владеть собой и думает только о еде.
«А что, если в самом деле попытаться пробраться к складу? — зародилась в сознании мысль. — Может, хоть что-нибудь удастся раздобыть».
— Вы хорошо помните, где находится склад? — спросил он Аристархова.
— Конечно, — уверенно ответил переводчик, — даже ночью найду.
— Ну, хорошо, — решился Бахарев, — пойдете с Косенко. Вернее, не пойдете, а поползете. Главное — осторожность! Проползли немного, осмотрелись внимательно, нет никакой опасности — вперед. Если увидите где-нибудь немцев, в бой вступать запрещаю! Лежать и не двигаться хотя бы весь день. Замерзнуть, но ничем не обнаружить себя! Ясно?
Косенко смотрел туда, где находился продовольственный склад. Он помолчал немного и тихо проговорил:
— Не тревожьтесь, товарищ гвардии капитан.
— И еще одно, — продолжал Бахарев: — внимательно осматривайте все по пути — возможно, есть еще кто-нибудь из наших, раненые или здоровые.
Переводчик был в этот момент удивительно сосредоточен. Он хмурил брови и ловил каждое слово капитана.
Через несколько минут две одинокие фигуры скрылись в изгибе хода сообщения.
Ушли Аристархов и Косенко, а Бахарева охватили сомнения: правильно он поступил или нет? Возможно, послал он их на верную гибель? А может кончиться и хуже: они обнаружат всю группу.
А день, как назло, разгулялся, погожий, безоблачный. На горизонте виднелись горы. Холодный воздух застыл недвижно. Наступал самый опасный момент для группы Бахарева и всех советских людей, кто остался на этой всхолмленной равнине перед горами. Обычно, как только продвинутся войска вперед, на бывшее поле боя выходят похоронные и трофейные команды. Они разыскивают убитых и раненых, собирают боевую технику и военное имущество. Для одинокой небольшой группы, какой была группа Бахарева, встреча даже с такой малочисленной командой не предвещала ничего хорошего.
Бахарева немного успокаивало то, что противник двигался главным образом по дорогам, а он своих людей расположил вдали от дорог, на заснеженном поле. Но дороги от места, где скрывались люди Бахарева, были всего в двух-трех километрах. Танкам и пехотным подразделениям не представляло особого затруднения свернуть в сторону и пройтись по траншеям бывшей обороны.
