Журнал «Юность» - zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1
Обычно даже у самых талантливых первые шаги были робки и сбивчивы. Обычно даже самым талантливым надо было освоиться сначала в новом климате, чтобы проявить те возможности, которые отпустила им природа.
Да и вообще талант — понятие обширное. Это и умение самоутвердиться тоже. И далеко не всякий, наделенный иными достоинствами, обладает этим очень важным умением. Наверное, такому нужно помочь. Не для него только, но для пользы общего дела.
Но как помочь? Тоже, вероятно, каждому по-своему. Думаю всё же, чте наиболее универсальное средство — доверие и терпение.
Якушева брали и пробовали. И он всегда знал, что его берут для того, чтобы попробовать. Были хоккеисты — большинство, — которых повезут на первенство мира наверняка, а были — несколько — «на пробу», три-четыре на одно место. Первые могли в товарищеских матчах позволить себе сыграть плохо. Для других каждая ошибка, любой промах были чреваты крушением надежд. Нет, их не изгоняли совсем. Их отправляли в запас, с тем чтобы при случае попробовать ещё разок.
Даже в шестьдесят девятом году, когда Якушев забросил на чемпионате СССР пятьдесят шайб, на чемпионат мира он попал запасным. Он выходил в форме сборной страны на очередную пробу, скованный стрехом ошибиться. А если и не допускал очевидных ошибок, то, помня о них, двигался по полю, как по канату, играл серо, в лучшем случае на тройку.
А его сверстники и те, кто помоложе, спокойные и уверенные в себе, выглядели и смелыми, и азартными, и умеющими рискнуть.
И они уезжали в Гренобль, в Женеву, уезжали за славой и золотыми медалями, а Якушев оставался дома, надеясь на очередную пробу и в тайниках души потеряв веру в успех.
И постепенно он стал терять «свою игру» В дома. Исчезла былая результативность. Публика начала забывать прежнего Якушева — солиста, умеющего и любящего взять игру на себя, совершить единоличный проход по всему полю, обводя противников, меряя пространство от ворот до ворот своими саженными шагами.
Он привыкал думать не об игре, а о необходимости избежать ошибки, и старался играть попроще. И переставал быть самим собой. Проблески нынешней игры появились у него в прошлом сезоне, в Саппоро и Праге, а взрыв произошел в Канаде и в Москве, во время сентябрьских матчей, когда мы увидели Якушева прежнего и вместе с тем преображенного — сильного, уверенного в себе, отважного мужчину, тонкого, яркого, стремительного игрока. И мы знаем, почему наступило это преображение. Так сложились обстоятельства в нашей сборной команде, что Якушеву не надо было больше думать о месте в основном составе, можно было забыть о существовании скамьи запасных.
Однако не сгустил ли я краски, не усложнил ли искусственно ситуацию, связав это запоздалое возмужание хоккеиста с проблемой доверия к нему тренеров?
Но вот ведь какое совпадение: среди тех, кто лучше всех проявил себя в матчах с канадцами, кто — для многих вдруг — раскрылся полностью, сверкнув новыми гранями своего дарования, оказались ещё два игрока — Юрий Ляпкин и Владимир Шадрин. Разпые они люди, разная во многом у них спортивная судьба. Но есть к одна родственная черта. Хоккеисты известные, подающие надеж- ды давно, они тоже ходили до прошлого сезона в вечных запасных, их тоже постоянно испытывали в сборной, перед ними тоже неизменно стоял этот вопрос: быть или не быть в сборной?
Пожалуй, Ляпкину — сверстнику Якушева — пора уже было разувериться в себе окончательно. Его не взяли в сборную даже в сезоне 1970 года, когда на чемпионате страны он был самым результативным из защитников, не взяли, хотя именно в том сезоне всех особенно тревожила слабая результативность обороны сборной. Его взяли на чемпионат мира 1971 года, взяли опять-таки седьмым, запасным, защитником и поставили дважды — против самой слабой команды — против ФРГ.
И оба раза он играл слабо. Диагноз был суровый: «Мягкий, медлительный, бесхарактерный, ненадёжный защитник». Потом его ещё привлекали к тренировкам сборной и к участию в нескольких турнирах, но скорее так, для проформы и чтобы создать основным игрокам видимость конкуренции.
А он и не мог хорошо сыграть в матчах с ФРГ, да и вообще на том первенстве мира. Он вырос и сложился как игрок в Воскресенской команде «Химик», где у него были особые функции на площад ке. Тренер «Химика», стремясь использовать природные качества Ляпкина — техничность, хороший бросок, склонность к импровизации, — разрешал ему многое: в какой-то момент бросить свой пост и, выманив на себя противника ложным движением, пройти самостоятельно к чужим воротам, превратиться в четвертого нападающего, обострить таким образом игру, посеять панику в рядах соперников. Это отход от канонов игры в обороне, и в этом всегда есть риск. Но именно в этом был особенно силен Ляпкин, в этом проявлялась его индивидуальность.
И этим он приносил самую большую пользу «Химику».
Испытуемый лишает себя права иа ошибку — слишком опасны её последствия, а значит, не рискует.
В сборной Ляпкин должен был играть, «как все». И потерялся, стал незаметен. Раскрепощенность и легкость, делавшие его игру в составе «Химика» красивой и яркой, привлекавшие к нему внимание не только публики, но и тренеров сборкой, уступали место скованности. В сборной он превращался в робкого, а следовательно, и заурядного хоккеиста.
Не стану напоминать, как сложилась судьба Шадрина. Скажу лишь, что в сборной он то появлялся, то исчезал в течение четырёх лет, начиная с 1969 года, но, и поязляясь, до прошлого сезона прочного места в составе не имел.
А во время матчей с канадцами он уже был не просто в числе основных, но и знал: на него возлагается особая миссия, его считают одним из самых надёжных. На поле он появлялся, пожалуй, чаще всех — и вместе со своими партнерами по тройке и почти всякий раз, когда сборной СССР предстояло играть в меньшинстве.
На матчах с канадцами мы увидели хитрого, неожиданного, опасного Ляпкина, беззаветного, мужественного, несгибаемого Шадрина.
И ещё: все трое, включая и Якушева, играли весело, с азартом, вздымали вверх клюшки при радостях, стучали ими о лёд при неудачах, обнимались и ликовали вместе со всеми и чувствовали себя в сборной, как дома, как в своей команде. Прежде я за ними ничего подобного не наблюдал: и в часы торжеств и при поражениях они всегда оставались в тени, словно стесняясь появиться на авансцене («Куда нам, статистам…»).
Думаю, что все три эти хоккеиста могли и должны были бы гораздо раньше сказать свое слово в нашем хоккее. Но их дебют как игроков мирозого класса пусть с изрядным опозданием, всё же состоялся. Они оказались как бы в роли героев спектакля со счастливой развязкой. И к этой счастливой развязке их привели тренеры сборной Всеволод Бобров и Борис Кулагин. А были ведь в истории нашего хоккея мастера, так и не дождавшиеся этой счастливой развязки. Убеждён, что такие игроки, как Игорь Чистовский и Вячеслав Жидков из горьковского «Торпедо», Валерий Фоменков и Валерий Кузьмин из «Спартака», Виктор Цыплаков и Валентин Козин из «Локомотива», Анатолий Мотовилов из «Динамо» — да и не только они — могли бы стать вровень с самыми знаменитыми и почитаемыми у нас мастерами, получили бы полную меру почестей и наград, полностью обнаружили бы свой незаурядный талант, положив его без остатка на алтарь сборной, если бы в свое время по отношению к ним было проявлено достаточно доверия и терпения. Я всё ещё надеюсь, что не сказал своего последнего слова в большом хоккее и Александр Мартынюк.
На те, сентябрьские, матчи приехало множество канадских журналистов. Они изрядно помучили нас, советских своих коллег, требуя всё снова и снова сведений о Валерии Харламове, Владиславе Третьяке, Вячеславе Анисине. Они не уставали удивляться: «Неужели эти хоккеисты так молоды? Когда и как успели они возмужать и закалиться? Откуда это уверенное мастерство?»
Верно, можно позавидовать этим ребятам, их счастливой хоккейной судьбе. Так же, как и судьбе Владимира Лутченко, Александра Мальцева, Геннадия Цыганкова.
Что там говорить, каждый из них обязан прежде всего себе — своему таланту, своему характеру. Но ведь в них и поверили сразу. И простили им естественную робость первых шагов. И никто никогда не поставил под сомнение их талантливость.
Самый молодой из них по стажу игры в сборной Анисин. Да и лет ему немного—21. Его возможности, его амплуа, его «потолок»— всё это вещи, далеко не очевидные. Очевидна лишь его яркая одаренность: он быстр, сообразителен, смел, умеет принимать неожиданные решения, имеет собственный почерк. И она, эта одаренность, послужила для него пропуском в сборную, пропуском не разовым, не временным, а постоянным. Он ничем не проявил себя на прошлогоднем чемпионате мира в Праге, но ему все равно доверили играть в большинстве матчей с канадцами. И приятно было видеть, как от матча к матчу он играет всё и лучше.
